Застрял

      «Что случилось? Куда он делся?» — думала девушка, носясь из комнаты в комнату. Она выглянула в окно. Большая песочная цитадель была в целости и сохранности. И как только она пережила такую грозу? Нет, он не мог уйти, не предупредив её. Да и куда ему идти? В ТАРДИС? Где же он её оставил?       Серый-серый туман. Скопление воды в воздухе, образованное мельчайшими частичками водяного пара. Видимость составляет примерно сто метров, не больше. Люди. Такие же серые, как и окружающий ландшафт. Все куда-то спешат, опаздывают, оттого ведут себя откровенно грубо и дерзко. Людям свойственно выплёскивать скопившуюся агрессию на ни в чем неповинных прохожих, которые, в свою очередь, делают то же самое. Так запускается цепная реакция грубости и плохого настроения. Люди, словно домино, падают всё ниже и ниже в глазах друг друга.       — Куда прёшь?! Глаза разуй! — раздался голос мужчины под аккомпанемент велосипедного звонка. Девушка, одетая в серое, будто подобранное в тон городу, пальто продолжила идти в сторону университета. Лицо её было совершенно отрешённым, никаких эмоций: ни испуга, от проехавшего в паре сантиметров велосипеда, ни злости от грубого комментария водителя городского транспорта. Ничего.       Аргайл-стрит. Он говорил, что потерпел крушение рядом с музеем Келвингроув. Полтора часа езды. Ещё час, прежде чем она заметила синюю полицейскую будку в одном из малопосещаемых скверов местного парка. Девушка не верила своим глазам, сердце её готово было выпрыгнуть из грудной клетки, ни секунды не раздумывая, сломав все стоящие на пути рёбра. Закрыто. Значит ли это, что его здесь нет? Внутри, кажется, тихо. По-крайней мере, он не улетел, хотя времени было предостаточно. Тогда где же он может быть?       Она подошла к зданию библиотеки и всё также без эмоций подергала ручку двери. Закрыто. Опять. Почему она всё ещё делает это? Вот уже две недели Мэри каждый день по несколько раз подходит к библиотеке и проверяет, закрыта ли она. Каждое утро, когда приходит в университет, в перерывах между занятиями и каждый вечер, когда отправляется домой. Это стало неким ритуалом. Маленькой вещью, которую обязательно нужно сделать за день. Если бы она вела ежедневник, то там обязательно был бы выделенный чем-то ярким пункт: «Проверить библиотеку».       Стол, заложенный бумажками с выписанными номерами телефонов. Больницы, морги, полицейские участки, психиатрические стационары. Так удобнее — видеть номера и иметь возможность их зачеркивать. Помогает? Не особо. Но чем больше зачёркнутых номеров, тем больше надежды, что с ним всё в порядке.       — Здравствуйте, можно проверить поступивших за сутки? — тревожным голосом девушка снова и снова задаёт один и тот же вопрос.       — Здравствуйте, назовите имя, которое Вас интересует.       — Джон Смит, — Мэри затаила дыхание.       — Извините, такой сегодня не поступал. Вчера был, — ответил мужской голос.       — Нет, мне только сегодняшние нужны, — вздохнула то ли облегченно, то ли ещё более встревоженно девушка, — а Мэтт Смит?       — Нет, никакого Мэтта Смита не было. Может, ещё кого-нибудь посмотреть? — иронично спрашивал голос. Куда бы она ни звонила, голос на другом конце провода, неважно мужской или женский, всегда был усталым.       — Да, посмотрите, пожалуйста, имя «Доктор», — закусив губу или ручку, просила она.       — Девушка, хватит шутки шутить, у нас и без Ваших звонков полно работы. До свидания, — и на другом конце провода неизменно звучали короткие гудки.       Лекция по естествознанию закончилось слишком быстро. Почему? Мэри не услышала ни слова, сказанного мистером МакВиллом. Честно говоря, она не заметила даже, как он вошёл в аудиторию. И как вышел. Просто в какой-то момент девушка поняла, что рядом с ней сидит незнакомый парень. Брюнет с такими же ярко-зелёными глазами, как у неё.       — Привет, — улыбнулся он, смотря на задумавшуюся девушку, — я с физического факультета, — он дружелюбно протянул руку. — Дэвид.       Мэри посмотрела на него, так и не очнувшись от транса, вскочила и быстрым шагом целенаправленно вышла из аудитории. Она шла проверять закрытые двери.       Туман понемногу рассеивался, однако небо все ещё было серым. Мэри стояла у библиотеки, держась за золотистую узорчатую ручку.       — Там все ещё закрыто? — раздался звонкий женский голос сзади.       — Да, — не шевельнувшись, ответила девушка.       — Я хотела отдать книгу и взять новую, — зачем-то пояснил голос. — Ты не знаешь, где Джон?        «Кстати, Джон, тебе не говорили, что ты очень похож на нового Доктора?» — отчётливо, будто это было вчера, пронеслось в голове Эон. И тот самый кокетливый смех. Правда, теперь Мэри не поняла, был ли он реальным или тоже звучал лишь в её мыслях. Мэри повернулась, узнав обладателя голоса. За её спиной стояла та самая первокурсница, которая держала в руках «Королеву Марго».       — Его сейчас нет, — Мэри рефлекторно покачала головой. — Но он вернётся. Обязательно вернётся. Он всегда так делает, — Эон прошла мимо недоумевающей девушки и вернулась в университет.       «Он всегда так делает», — крутилось в голове Мэри. Да уж. Откуда ей вообще это известно? Возможно, в своей Вселенной он ко всем возвращается, а сейчас ему незачем это делать. Рано или поздно он всё равно улетит. Возможно, даже не попрощавшись.       «Ну и пусть летит, — разозлилась девушка. — Пусть летит на все четыре космические стороны!»

***

      Девушка зашла в квартиру. Часы показывали восемь вечера. Да, она снова была в музее — обменялась парой фраз с полотном Ван Гога. Конечно же, она приходила не за этим. ТАРДИС всё ещё на месте. Значит, Доктор никуда не улетел. Уставшая девушка легла на диван. Есть не хотелось. Ничего не хотелось. Пожалуй, у Мэри сейчас было только одно желание: отмотать время назад и как можно сильнее закрыть руками\едой\полотенцем, да чем угодно, свой собственный рот. Лишь бы не говорить про этот чёртов «комплекс Бога», лишь бы не откладывать важный разговор на потом, лишь бы всё изменить. Неважно. Она щёлкнула пальцами. На потолке появились звезды. В груди закололо.       — Когда люди умирают, теряют работу или просто принимают сложное решение, то, почти всегда, переживают тяжёлый дискомфорт, часто даже депрессию, — лекцию мисс Квилл девушка почему-то слушала. Кажется, все её мысли, вся её надежда и боль от самобичевания закончились. Осталось только непонимание, избавиться от которого девушка пыталась, найдя нужный ответ в словах преподавателя. Однако, кроме непонимания, внутри Мэри было что-то ещё. Какая-то давно не испытываемая ей эмоция. — Таким людям нужна помощь, потому что сами они не справляются. Словно кошки, которые, умирая, покидают дом, чтобы не травмировать семью, такие люди отгораживаются от своих близких и друзей. Они строят неприступные абстрактные стены, пытаясь принять тяжёлое решение. Некоторые же, просто уходят, уезжают в другой город или куда-то ещё, словом, пытаются остаться одни. Это происходит по различным причинам, разумеется. Многие из них считают, что такие страдания, которые они испытывают в данный момент, больше никому на свете непонятны. Близкие начинают их раздражать, что понятно, ведь у них тоже есть жизнь, причём намного беззаботнее и веселее. Но есть и другой тип. Люди, относящиеся к данному типу, склонны к самопожертвованию. Часто они отстраняются от близких, потому что считают, что их проблемы лишь принесут дорогим для них людям боль и несчастье. Именно этот тип ведёт себя подобно умирающим кошкам.       — Почему? — вдруг спросила Мэри. Она не получила желанный ответ на мучающий её вопрос, и теперь девушка отчётливо ощущала, как то, другое чувство, набирает обороты внутри неё.       — Что почему? — понизив голос, поинтересовалась мисс Квилл.       — Почему вы делите этих людей на две группы? — девушка говорила возмущённым голосом. — Условно, Вы делаете из первой группы эгоистов, а из второй чуть ли не альтруистов, трудящихся на благо общества, — Мэри говорила довольно громко, но остановиться не могла. — По-моему, все они одинаково эгоистичны. Почему никто не думает, что, возможно, их близкие не хотят, чтобы они уходили. Что если они хотят страдать и испытывать боль, но делать это, пусть и с умирающим, но любимым человеком? Почему на них всем плевать?       — Но мы же говорим не об этом, — аккуратно поправила девушку преподаватель.       — Мы всегда говорим не о том, — обиженно кинула девушка, — но эти люди, о которых мы не говорим, страдают не меньше. Проснувшись однажды утром, они просто теряют близкого человека, даже не зная причины. Что, по-вашему, они чувствуют? Счастье? Облегчение? Нет, я скажу Вам, что они чувствуют: неведение, страх, боль и раздирающее изнутри каждую клетку тела чувство вины. Уход от проблемы никогда не будет выходом и, уж тем более, героизмом, — только сейчас она поняла, что это было за чувство, вот уже неделю зарождающееся внутри неё, копившееся и превращающееся из маленького комочка в огромный разрушающий всё на своём пути снежный ком. Это был гнев. Вторая стадия принятия тяжёлой новости. И гнев её был направлен только на одного человека. На Доктора.       — Мэри, останься, пожалуйста, — сказала мисс Квилл, когда девушка почти вышла из аудитории. Она подошла к столу и, по пригласительному жесту преподавателя, села напротив.       — Я прочитала твой реферат, — сказала женщина, одобрительно улыбнувшись. — Он лучший на курсе, — однако лицо её приняло взволнованное выражение, — но я замечаю, что ты всё чаще не слушаешь меня на лекциях.       — Я и раньше это делала, — с невозмутимым лицом ответила девушка. — Вас это не особенно волновало.       — Раньше ты не пропускала мои занятия и хотя бы иногда участвовала в разговоре, — она пыталась заглянуть в опущенные глаза девушки. Ещё недавно Мэри проделывала этот трюк с Доктором. Вызывает доверие. — Я просто хочу тебе помочь.       — Вы не сможете, — ответила девушка, — только один человек может, — она говорила это с грустным выражением лица, но совершенно невозмутимым голосом. — Но его сейчас нет рядом.       — Ты кого-то потеряла? — догадалась мисс Квилл.       — Теряются очки или пульт от телевизора. Можно потерять флешку или наушники, — раньше Мэри сочла бы такой ответ дерзостью. Однако сейчас ей было всё равно. Мисс Квилл, кажется, тоже. Она действительно хотела помочь. — Но мы всё равно можем найти их. А человека потерять нельзя. Человек может уйти. И когда-нибудь, возможно, вернуться вновь.       — Он хороший человек, Мэри? — спросила вдруг женщина, как-будто знала, о ком говорит. — Тот, кто ушёл?       — Он Доктор, — сказала девушка так, будто это всё объясняло.       — Разве может быть одно без другого? Разве доктора не должны заботиться о людях? — непонимающе поинтересовалась мисс Квилл.       — Забота хороша, когда никому ничего не угрожает. Но иногда она лишь мешает спасать жизни, — ответила девушка, думая о чём-то своём.       Девушка лежала на диване и смотрела вверх. Не в потолок, не сквозь него — просто вверх. Ровно две недели без Доктора. Четырнадцать дней пустоты и сожалений. Триста тридцать шесть часов скуки и осознания обычности повседневной жизни. Примерно семь дней отрицания и столько же — гнева. Мэри устала чувствовать что-то, устала пытаться понять, устала смотреть на звёзды, разбросанные по белому потолку. Все вещи, напоминающие о нём, а это, на минуточку, большая часть всех вещей, находящихся в квартире, причиняли ужасную боль.       «Души нет, — повторяла она сама себе каждый раз, натыкаясь на очередное синее полотенце. — Это лишь синоним психики, используемый религиозными людьми».       Тогда что так предательски болит? Сердце? Ну, уж нет, никаких сердечно-сосудистых, здорова как огурчик. Тогда что? Неважно. Не хочется ничего. Только немного урчит живот. Кажется, Мэри не ела уже несколько дней.       «В яблоке очень мало белка, на завтрак нужен протеин», — сказал ей однажды Доктор. Теперь её никто не контролировал. Мэри могла бы не есть и неделю, вот только куча продуктов, что они накупили, могла испортиться, поэтому приходилось опустошать холодильник. Но сегодня там остались только рыбные палочки и заварной крем. Зачем? На всякий случай.       В комнате всё ещё было тихо и непривычно пусто.       В дверь позвонили.