Без свидетелей

Последнего закованного в наручники преступника Полина запихивает в служебный автомобиль без особых церемоний и тут же захлопывает за ним дверь, чтобы избежать искушения и не вломить пару раз по наглой роже. Девушка стучит по борту машины, тем самым давая отмашку водителю, и тут же раздается урчание мотора. Стоит только автомобилю скрыться за поворотом, как Синельникова срывается с места и несётся обратно в здание. По пути она натыкается на кого-то из спецназа, но и не думает извиняться, впрочем, и от мужчины в темном камуфляже тоже не ждёт ничего подобного. — Платон! Вообще-то, она рассчитывала, что получится окрикнуть напарника громче, но вместо этого с пересохших губ срывается лишь хрип. Правда, и его оказывается достаточно, чтобы молодой человек, пошатываясь, обернулся. — Платон… Нет, на глаза не наворачиваются слезы, они сразу же ручьем текут по щекам, но, пожалуй, впервые в жизни сильной Полине не стыдно за начавшуюся истерику. — Эй, ты чего? Быковского покачивает из стороны в сторону, видно, что ему трудно стоять на ногах, но разделяющее их расстояние парень преодолевает всего за пару-тройку шагов. — Поль, ну ты чего? — Живой! — судорожно всхлипывает блондинка и бросается ему на шею. Резкое движение болью отдается в ребрах, которые если и не сломаны, то трещинами обеспечены точно, но капитан упрямо стаскивает зубы, чтобы не застонать от неприятных ощущений. А Синельникова тем временем продолжает рыдать, не переставая при этом бормотать что-то не самое лестное в адрес Громова, грозясь обязательно припомнить ему все по приезду в САУ. Кто бы знал, чего она только не натерпелась за этот бесконечно долгий день, и с каким трудом сдержалась, чтобы не разнести все управление к чертовой матери. И нет, она не понимает начальника, который осмелился рискнуть жизнью ее напарника. Хочет понять, но не может. А что, если бы не дай Бог… И Платон тоже хорош, но ему оправдание, хоть и смутное, но девушка находит — боялся прослыть трусом. Слезы душат, а горло начинает саднить, но остановиться не получается. — Эй, хватит, не на похоронах же, — пытается разрядить обстановку Быковский, и девушка резко вскидывает голову. — Живой… Дурак! Какой же ты дурак, Платон! Он улыбается в ответ, морщась от боли в разбитой губе, и только сейчас Полина словно просыпается, вспомнив, что напарнику только что нехило досталось на импровизированном ринге. — Где? — она смешно шмыгает носом и, наспех стерев мокрые дорожки с щек, принимается за осмотр. — Где болит? Болело везде, но не признаваться же в этом, к тому же от судорожных прикосновений тонких пальчиков к горящей коже, неприятные ощущения отступали. — Я в порядке. Впрочем, получилось неубедительно даже для него самого. — Платон… — на глаза вновь навернулись слезы. Быковский только открыл рот, намереваясь предотвратить поток солёных рек, как девушка вновь обвила руками его шею, на этот раз, осыпая его лицо лихорадочными поцелуями. — Я так испугалась… Не о таком первом поцелуе с красавицей Синельниковой он мечтал, но, черт побери, ради подобного стоит рисковать. Она целует его сама. Целует жадно, страстно, цепляясь за сильные плечи так, словно опасается, что парень сейчас исчезнет. Ее руки блуждают по его обнаженной спине, плечам, шее, пока, наконец, пальчики не зарываются в его волосы, притягивая парня ближе. Полина чувствует привкус его крови на своих губах, но не отстраняется. За спиной раздается деликатное покашливание командира спецназа, и парочке приходится нехотя отстраняться друг от друга. Полина поднимает на молодого человека заплаканные глаза и смущённо улыбается в ответ на его улыбку. — Это стоило того, чтобы умереть.