21 сентября
20 июля 2017 г. в 10:50
- Что-то ты быстро забыл наш договор.
В небольшом зале только они вдвоем, странная пара: священник и злоумышленник. Сумеречный утренний свет льется на них из тонких щелей под потолком, блестит в разлитых по столикам и барной стойке лужицах пива и виски. В воздухе витает взрывоопасная смесь кислых запахов дешевых вин, пива и табака. В словах, которыми они обмениваются, витает предчувствие схватки.
- Мы же условились, что ты нам - недостающие страницы, мы тебе - компромат!
- Я помню, – парень в кепке крутит в руках стакан, на собеседника не смотрит. - Но сейчас вернуть страницы не могу. Говорю же, что вам надо подождать с неделю!
- Почему?
- Это вас беспокоить не должно. Сделка состоится. Но позже. Да и, как мне показалось вчера, вы не слишком-то спешили с её заключением. Что же изменилось за одно утро?
- К делу это не относится.
- Вы могли предупредить меня и раньше.
- Мы не думали, что в этом есть нужда. Что ты сделал с остатками блокнота?
- Я же не спрашиваю, зачем вам так срочно понадобились вырванные страницы.
- Что может поспособствовать ускорению обмена?
- Ничего. Неделя не такой уж и большой срок. Подождите.
- Тогда я, разумеется, не смогу передать тебе этот конверт со всем его содержимым.
- Я понимаю и ни на что не претендую. Встретимся через неделю.
***
- Плохо, - Хеллсинг, традиционно оккупировавшая гостиную, курит. Солнечные лучи прошивают сизую взвесь сигаретного дыма над белокурой головой. - Мэри не из тех, кто входит в положение других. Значит пособников наших вампиров придется разыскивать самостоятельно. Кто знает, сколько из них умрет с голода за неделю.
- Дались тебе эти помощнички. Самих же вампиров мы уничтожили. А эти, если верить нашей шпионке, без них ни на что не годны.
- Не скажи. На краю гибели каждый из нас может такое учудить, что и на том свете подивятся. Нет-нет, я определенно не хочу, чтобы по Лондону разгуливали ополоумевшие от вынужденной диеты твари. А ты, полагаю, не прочь узнать, почему охоту устроили именно на тебя.
- Что предлагаешь делать?
- Дай подумаю. Документы из сейфа я уже отправила на расшифровку, результаты появятся в ближайшие дни.
- Быстро, однако.
- Для нас - медленно. Напоминаю, с каждыми прошедшими сутками непосредственных свидетелей и соучастников серии убийств становится все меньше.
- Не все ли равно, если нам известно где они, - многозначительный взгляд на небо за окном.
- Если бы. На их месте я бы занялась поисками других групп. По-хорошему, надо проследить за каждым.
- Понимаю. Но почему бы нам, в таком случае, не начать самостоятельное расследование. Должны же были остаться в квартире на Феникс-роуд хоть какие-то следы?
- Я все там обыскала. Ничего не нашлось. Эти ребята умеют хранить тайны.
- Паршиво. Но, что если мы последуем примеру наших неудачников из сквера на Аргайл-стрит и в свою очередь побываем в квартире Мэри?
- Я уже думала над этим. У меня и нужный человек на примете есть. Но…
- Что за «но»?
- Скажем так, я предпочла бы обойтись своими силами.
- А потерять время не боишься?
Девчонка поджимает губы.
- Посмотрим, как пойдет. Для начала я переговорю с Мэри.
- Она может заподозрить…
- Думаю, она уже заподозрила. Поэтому мы, в любом случае, лезть к ней в дом сами не будем. Но вот поторговаться, может, и получиться. Дай мне визитку твоего парня.
- Предложишь ей самой с ним встретиться?
- Да. Думаю, сторговаться за пять имен.
Он качает головой. Шансов мало.
- От всей души желаю удачи.
***
Старинные часы скупо отсчитывают десять вялых дребезжащих ударов. С последним он переступает порог кабинета Пия. И несколько раз оглядывается по сторонам, не веря, что всегда пунктуальный падре сегодня не пришел на встречу.
Один из секретарей представительства милостиво разрешает подождать в приемной. Небольшая комната, с натюрмортами на стенах, персидским ковром, в котором утопаешь по щиколотку, глубокими креслами и мягким полумраком очевидно призвана усыпить бдительность гостя иезуитского гнезда. Он садится у журнального столика, берет в руки сверкающее глянцем издание, перелистывает несколько пестрящих фотографиями и графиками страниц. Скучно. Как же скучно. Картины, нарисованные без души, кажутся плоскими, интервью с финансистом N-ской компании - бессодержательным, вежливость секретаря - напускной. Он почти что засыпает, убаюканный тишиной, когда в нос ударяет приторный до удушливости аромат.
- Вас ждут, - объявляет незнакомый молодой человек с темными бегающими глазками и идет к двери. Он рывком поднимается на ноги, провожаемый взглядом секретаря, выходит в коридор. Парфюм окутывает сладким облаком и следует за ним и его провожатым по коридорам и комнатам, навевая воспоминания о тщательно скрытом обыске и разговоре с горничной, о брошенном сквозь смех: «Не, это не одна женщина в своем уме на себя не прыснет».
Последний кусочек мозаики занимает свое место, когда он видит глаза отца Пия, беспокойные, растерянные, испуганные на окаменевшем в беспристрастной маске лице. Приклеенная улыбка не выдерживает и минуты. Реферат пролистывается скорее для проформы и откладывается на край стола. Взгляд, перед тем, как остановиться на нем, обегает книжные полки, переплетение веток за окном, сложный узор на тяжелых гардинах:
- Вижу, вы закончили работу в срок, несмотря на учебу, - говорит, наконец, падре.
- Будучи постоянным посетителем двух крупнейших мировых библиотек это не сложно.
- Однако, вы пропустили несколько учебных дней.
- Я перепишу конспекты. Каюсь, исследование захватило меня.
- Мечтаете о карьере ученого?
- Мечтаю быть полезным матери церкви, чем бы мне не пришлось заниматься.
- Умеете давать правильные ответы.
- Говорю, как верую.
- Интересная формулировка. Не «думаю», а именно «верую». Другими словами, говорю от чистого сердца. Это вы хотели сказать?
- Да, святой отец.
- Хорошо, - падре замолкает. Ни о том они говорят, не о том. И неловкость этого разговора возрастает с каждой минутой. Разговора, который, по расчетам падре, не должен был состояться вовсе. - Со следующей недели, - говорит отец Пий и словно сам не верит своим словам, - вы приступите к работе здесь, в представительстве Ватикана. Будьте готовы совмещать занятия и свои новые обязанности в качестве служащего архива. В понедельник я жду вас в четыре. Поговорим о вашей стажировке и перспективах. Свободны.
Тошнотворный аромат вновь провожает его по коридорам вплоть до выхода из здания. А взгляд бегающих глазок - до конца улицы, на углу которой секретарь из приемной торопливо курит тонкую черную сигарету, воровато оглядываясь по сторонам.
- Помощник Пия засел в прихожей, - сообщает он курильщику.
- Дерьмо, Господи прости, - ругается тот. – До всего ему есть дело.
- Ну, у нас любопытством каждый второй отличается.
- Само собой. Но этот уже всех достал. Марк.
Он пожимает протянутую руку.
- Энрико. Что нравы, что погодка, - кивок в сторону наливающейся свинцом тучи, - у вас тут не очень.
- Не говори. Я вообще сам из Кельна, второй год тут. Никак не привыкну.
- А я надеюсь через пару месяцев домой вернуться.
- Молись, чтоб повезло.
- Что, Пий лютует?
- Не то, чтоб очень. Просто с чертовым иезуитом ухо приходится держать востро. Не приведи Бог ляпнешь что-то не то или не ко времени. Мало не покажется. Натравит своего пса – и будет тебе веселая жизнь.
- В смысле, натравит?
- Зовут это чудо природы Льюис. В разгребании чужого грязного белья лучше него никого не сыщешь. Немало людей уже поплатилось своей карьерой при его содействии. Это он позвал тебя сегодня к Пию.
- Неужели? Ему же лет двадцать пять от силы.
- Тридцать три не хочешь?! Выглядит просто, сволочь, моложаво.
- Вот как?
- Да, своей внешности уделяет немало внимания. О нем тут даже всякие слухи ходили, да вот доказать ничего не получилось.
- Ясно. Спасибо, что предупредил, брат.
- Да не за что. Заглядывай, а то в здешних стенах и поговорить нормально не с кем.
***
- Значит падре Пий свое духовное чадо невзлюбил? И почему же? Что успел уже натворить его прилежный сын?
- Дома не ночевал
Девчонка удивленно выгибает бровь, оглядывает с ног до головы:
- А по внешнему виду и не скажешь…
- Я уже говорил тебе…
- А может быть я столь же недоверчива, как и отец Пий.
- Леди Хеллсинг, давайте поговорим о деле!
- А что тут говорить. Вести себя надо прилично.
- Хватит!
- Ну, не сердись. По большому счету проследить надо было бы за твоим отцом. Мало ли, что ему в голову взбрело на твой счет. И что забыл в твоей комнате его помощник? Не доказательства же плотских утех искал он в письменном столе и грудах твоей богословской литературы. Сдается мне, интересовало его отнюдь не твое безнравственное поведение. И с этим тебе предстоит разбираться в одиночку. Я в ваши ватиканские разборки лезть не собираюсь.
- И ты ни на секунду не допускаешь, что Пий может быть связан с вампирами?
- Конечно, все может быть. Слушай, а у тебя на родине не осталось каких-нибудь друзей или доверенных лиц, могущих что-нибудь накопать на твоего падре?
Юмие и Хейнкель, отец Андерсон - эти имена возникают в голове первыми. Короткий список лиц, которым он хоть сколько-нибудь доверяет в этой жизни. Лучше всего, пожалуй, подойдет Хейнкель.
- Где можно позвонить так, чтобы не засекли?
- На тренировке у Тадеуша. Что-то давно мы туда не наведывались.
- Я сообщил, что заболел.
- А я внезапно решила укреплять здоровье на юге Италии.
- Значит, пришла пора выздороветь?
- Для тебя - да. А я отправлюсь на свидание с Мэри. Может, удастся договориться.
- А расследование?
- Расшифровка бумаг из сейфа еще не готова, соседи вампиров почти ничего не знают. Удалось только несколько портретов составить. И то, свидетели не уверены, что виденные ими люди выглядели именно так.
- Ух ты. Да среди множества твоих талантов еще и талант художника наличествует.
Девчонка пожимает плечами.
- Нет, правда, неплохо нарисовано.
- Главное, чтобы пользу принесло.
- А картины ты, часом, не рисуешь?
- Зачем?
- Ну как же? А самовыражение?
- Самовыражаюсь с помощью шпаги и головы на плечах. Этого мне достаточно.
- Да уж, романтичная ты особа.
- Весьма. Свидания с вампирами под луной меня очень и очень привлекают.
- Тебя, но не вампиров.
Огонек в глазах девчонки пугает, но не останавливает.
- А такой способ самовыражения – семейная черта или трагическое исключение?
- Гены. У меня беспокойная семейка.
- И родственников не волнуют твои увлечения?
- Я сирота.
- Извини.
- Ничего.
- Ну а твой дворецкий…
- Ни о чем, надеюсь, не подозревает.
- Вот как?
- Выкручиваюсь. Прикрываясь то секцией, то визитами к подругам…
- Почему?
Девчонка молчит.
- Ладно. В таком случае я пойду на тренировку, а тебе желаю удачи. Встретимся здесь же, в моем номере. Расскажешь, как прошли переговоры.
***
- Здравствуй, Энрико.
В голосе Хайнкель ни капли удивления. Словно они каждый день созваниваются.
- Как вы там с Юмико?
- Все хорошо, спасибо.
Тон излишне вежливый. Не знай он Хайнкель, подумал бы, что давняя подруга на него в обиде. Искусство беседы для этой урожденной немки с детства заключалось в четких ответах на поставленные вопросы.
- Отец Андерсон?
- Жив и здоров. По-прежнему все свободное время уделяет приюту.
- Ясно. У меня к тебе дело, - пора заканчивать со вступлением, иначе Тадеуш разорится на телефонной связи. - Можешь поискать информацию по отцу Пию из Лондонского представительства Ватикана?
- Что-то конкретное?
- Все, что соберешь. Любопытный тип, лезущий куда не следует. Интересовался моими связями с вашим ведомством.
- Да? - голос Хайнкель для посторонних по-прежнему спокоен, но его ухо легко различает напряженные нотки. – Хорошо, я попытаюсь что-нибудь накопать. Постарайся избегать встреч с ним…
- …и любых разговоров о вашей конторе. Понял.
- Знаю. Добавлю только, что будь осторожен.
Нежность по-хайнкелевски.
- Уверен, Пий - иезуит, - говорит он не к месту.
- Поняла. Скажи, как с тобой можно связаться.
- Я сам позвоню тебе завтра в это же время.
- Ладно. Буду ждать твоего звонка.
***
Запах дорого табака въестся, наверное, в стены его номера намертво, как никотин в легкие девчонки. И как это отец Пий пропустил сигаретный дух, пропитавший всю одежду подчиненного и успешно справляющийся с парфюмерной атакой Льюиса. Право, собственная репутация молодого священнослужителя может немало пострадать из-за такой мелочи. Впрочем, если горничная переметнется к старым хозяевам, она и вовсе рухнет, ибо столь частые визиты лица женского пола в часы вечерние для выпускника семинарии непростительны.
Уже собираясь посвятить Хеллсинг в эти размышления, навеянные табачным дымом, он так и замирает на пороге при виде окаменевшего лица посетительницы.
- Что выкинула Мэри? – спрашивает, подсаживаясь на диван к девчонке.
- Ничего. Просто отказалась от сделки, которую я ей предложила.
- Но она же понимает, что время не на её стороне.
- Понимает. А также понимает, что нам промедление обойдется дороже. Теперь она требует еще и деньги в качестве «моральной компенсации» за каждый день разлуки со своим блокнотом.
- Не мы его похищали…
- Ей это объясняй, не мне.
- Но, если все свидетели умрут, возвращать ей вырванные страницы вообще никто не будет. Чего же она добивается?
- Думаю, в этом случае она найдет их сама. Потратит время, деньги, силы, но найдет. Думаю, кое-какая информация о вломившихся к ней в квартиру у Мэри уже имеется.
- Это риск.
- Наша сделка - тоже. Я предлагала сходить в бар на встречу вместе с ней, но она только рассмеялась.
- Ладно. Значит в худшем случае фамилии станут нам известны только в следующую пятницу.
- Это еще не в самом худшем случае. Не забывай, мы не знаем где страницы блокнота сейчас. И что на них могут обнаружить. А уж предполагать, как поступят с расшифрованным материалом и вовсе дело безнадежное.
- Кстати, о расшифровке. Где сейчас книга из Лондонской библиотеки?
- Под надежным присмотром одного моего знакомого.
- И кто он?
- Да так, иностранец. Верный, как пес.
- Любопытство ему свойственно?
- Пожалуй да. Но сейчас ему не до наших секретов.
- Это хорошо.
- Очень. Этот… тип лучше любого сейфа.
- А дедуля-дворецкий?
- Не в этом случае. Он и любопытный, и время для удовлетворения своего любопытства всегда найдет.
- Ясно. Что мы предпримем дальше?
- Взлом и ограбление наоборот.
- То есть?
- Выходи завтра на утреннюю пробежку. Повеселимся.