Не больше, чем люди

…день моего исчезновения ничем не отличался от какого-либо другого. Середина октября. В городе было промозгло и ветрено. Низкое небо, затянутое тяжёлыми облаками, напоминало пласт застывшего цемента. Солнце, в последний раз появлявшееся где-то неделю назад, так со мной и не попрощалось, о чем я ни капли не сожалела. Автомобиль несся сквозь Нью-Йорк, словно рассекая его пополам. Громады зданий за стеклом превращались в смазанные, расплывшиеся пятна, а люди в глупые, медленные точки и запятые. Последние новости в Тайм сообщали о безвестном исчезновении Френка Фонтейна младшего — единственного владельца корпорации Фонтейн, после трагической гибели Фонтейна старшего в жуткой железнодорожной катастрофе. Она унесла жизни отца, брата и жены Фонтейна младшего, и принесла ему многомиллионное наследство в виде предприятий по всей Америке, которое он успел приумножить вдвое, за краткое время нахождение на посту главы корпорации. Какие таланты открывает в человеке всего-то потеря близких! Далее муссировались уже поднадоевшие подробности громкого Нюрнбергского процесса. Из газеты в газету кочевали фотографии казненных нацистов. Жалкие, усохшие, они больше не представляли никакой угрозы, и сам факт вероятности таковой вызывал удивление. Тайм также сообщал о подготовке к новому Нюрнбергу. Этот процесс с легкой руки репортеров был назван «процессом над врачами» — людьми, ответственными за принудительные медицинские опыты над военнопленными и заключенными концентрационных лагерей. Я усмехнулась, вспоминая холод резиновых перчаток и пустоту глаз, неизбежно смотрящих мне прямо в лицо. Был ли у меня выбор? Был ли он хоть у кого-нибудь там… Сейчас это мало кого интересовало. Меня должно было бы напугать это сообщение, однако последние недели все новости, за которыми раньше я следила так внимательно, доходили до меня будто издалека. Я больше не принадлежала этому миру и вся грязь, что творилась и будет твориться в нем, перестала иметь ко мне какое-либо отношение. С легким сердцем закрыв журнал, я откинулась на мягкую спинку сиденья. — Не возражаете, если я закурю? — спросила я у водителя. Тот глянул на мое отражение в зеркале заднего вида. — Ради Бога, — раздался усталый голос без какой-либо интонации. Я достала сигареты и зажигалку. Один щелчок — и салон заполнился серебристыми клубами дыма. Думать ни о чем не хотелось. Положение вещей мне напоминало чистый лист бумаги, вставленный в печатную машинку. Вот-вот на нем должны появиться строки текста, но о чем он будет, я не имела ни малейшего представления. …как только мы покинули Нью-Йорк, начался дождь. Мелкий, едва различимый, он больше походил на какое-то жемчужное марево из застывших в воздухе невесомых капель. Дворники работали не переставая, но все равно не справлялись — видимость снизилась до каких-то ничтожных метров. К счастью, ехать оставалось недолго — обидно было бы попасть в аварию, так толком и не вступив в новую жизнь. Минут через десять автомобиль остановился в уже знакомом мне старом портовом округе. Я вышла, водитель помог мне вытащить чемодан, благо, он был почти пустым. Мало что я могла взять с собой из своей старой жизни. Практически ничего. Вдвоем мы не спеша отправились к причалу. — Вы так сопровождаете каждого приглашенного? — спросила я, щелчком пальцев посылая окурок куда-то за ржавшие грузовые контейнеры. — Вовсе нет, — просто ответил Салливан, пряча руки в карманы пальто. — Но есть некоторое число ОСОБЕННЫХ гостей, которым сопровождение просто необходимо. — Например, я? — Да, например вы, — кивнул мой спутник. — И кто же они, эти люди? Салливан впервые на моей памяти усмехнулся. — Кого именно я сопровождаю, решает сам Эндрю Райан. Разные люди, с разных уголков мира. Я не вдаюсь в подробности их биографий, если вы об этом. Я промолчала, раздумывая над тем, кем на самом деле могут быть будущие жители Восторга. На ум не шло ничего дельного. Эндрю Райан не собирал преступников, ему нужны были действительно талантливые люди. Но действительно талантливые люди редко бывают наделены какими бы то ни было внутренними ограничителями, в то числе моральными. — Вам еще представится возможность узнать их всех поближе. Надоесть успеют, поверьте на слово, — сказал Салливан, будто прочитав мои мысли. Не желая отвечать, я кивнула. Вскоре из-за поворота показался старый, насквозь ржавый пирс. На волнах качалась уже знакомая мне яхта, по традиции, без флага. — Путь предстоит долгий, — сказал вдруг мужчина, придержав меня за локоть. — Предлагаю вам сейчас спуститься в каюту и поспать. — Пожалуй, я воспользуюсь вашим советом, — сдержанно ответила я и уже развернулась, чтобы следовать к яхте, но Салливан снова дернул меня за локоть. На этот раз довольно грубо. — Раз так, мисс Тененбаум, позвольте мне дать вам еще один совет. Восторг удивительный город. Он сшибает с ног своим великолепием, но его жители прибыли с той же поверхности, что и вы. Не теряйте самообладания. Моя настоящая фамилия резанула слух не хуже лезвия ножа. Отступив на полшага, я пытливо посмотрела в лицо своего спутника. Тут же создалось двусмысленное впечатление того, что он хотел сказать куда больше, чем сказал на самом деле. Однако продолжения не последовало. Несильно дернув рукой, я освободила локоть из его ладони и, поправив рукав пальто, ответила негромко: — Я это учту.