* * *
Поттер запрыгнул в вагон, поезд дал длинный гудок и тронулся. Плацкартные вагоны Хогвартс - экспресса, против всех ожиданий, оказались не только не такими шикарными, как купе, но и будто присоединенными от другого поезда. Пахло чем-то странным, проводник громко храпел в своем купе, какие-то пьяные, которые уже начали праздновать, во всю мощь легких горланили «Храни, Господь, веселых гиппогрифов!» - крайне странное песнопение, которое всегда казалось ему бредовым порождением пьяного разума. Наконец, он добрался до своего места – напротив, сидела дама заранее недовольного вида с, еще живым, рождественским гусем в корзинке. Где-то в дальнем конце вагона заплакал младенец, какой-то иностранец в бешенстве спрыгнул с боковой полки и, стоя босиком посреди прохода, начал ругаться по своему, отчаянно жестикулируя руками и выпучивая глаза так, что можно было и без перевода понять, что весь этот адский шум мешает ему заснуть. Гарри прислушался к храпу проводника, понял, что разбудить его, что бы купить белье - идея утопическая, вздохнул, закинул чемодан на свою верхнюю боковую, залез туда сам, положил руку на чемодан, а голову - на руку и преспокойно заснул. Проснулся он, только когда проводник дернул его за ногу и сонным голосом проговорил: -Лондон, девять и три четверти, КингКросс, конечная… Все на выход…! Паренек продрал глаза, слез, проверил присутствие у себя всех ценных вещей и частей тела и направился к выходу. Встречающих, на перроне было не так уж много, но вот прибывающих или ждущих отправления – тьма - все спешили попасть домой до наступления Рождества. На второй путь, с другой стороны платформы, подали синий паровоз, но мальчик не успел прочитать названия конечного пункта, потому что ему закрыли сзади глаза. - Ку-ку! - Мам? – он обернулся, взяв ее руки в свои. - Гарри! – она обняла его, и он обнял ее в ответ. - Стой, погоди,… я на ступеньке? – он в растерянности посмотрел под ноги, и поднял стоявший на земле чемодан. - Нет, милый, с чего ты взял? - А…. Тогда почему ты такая маленькая? Она рассмеялась: - Ты вырос. - Быть того не может! Нет-нет-нет! Это просто ты каким-то образом стала ниже. - Ты вырос! - А вот и нет! Придем домой – я покажу тебе отметку на двери, и ты признаешь, что я ничуть не изменился! - Гарри… - А? - Здесь нет отметок, - осторожно сказала она и, улыбнувшись, добавила: - Но будут. - Но я все равно не вырос! Ты в Германии вообще каждые две недели утверждала, что я страшно вытянулся, хотя это было вовсе не так! – продолжал спорить он, когда они уже шли по направлению выхода. - Но сейчас ты вправду вытянулся! - Стой, мам, мы же сейчас в Косой переулок, за подарками, верно? -Да. - Как пойдем? Быстренько через общественный камин, или пешочком, через добрый кусок Лондона? - А как ты хочешь? - Как по мне, так они дороговато берут за свои услуги, эти владельцы каминных сетей, да и голова в них кружится… Я бы пешком. Если ты конечно не замерзнешь. - Не думаю; пойдем? - Пойдем. Поттер смотрел на праздничную иллюминацию города, на рождественские украшения повсюду, на спешащих, радостных людей, и проникался атмосферой и настроением того праздника, которого никогда у него не было. - Боже мой, это сон! Это не со мной! Это не правда! – выдохнул он, оглядываясь по сторонам. - Да… В Рождество, Лондон очень похож на сказку. Я помню, я была еще маленькой, и волшебство тогда еще было для меня чудом, а не повседневной реальностью. И перед Рождеством, мы всегда, всей семьей, ездили в Лондон: Мама, Папа, я и Туни. Повсюду горели праздничные огни, были развешаны гирлянды… Как сейчас, только было уже темно, и шел снег. В витринах магазинов красовались самые чудные платья и игрушки на свете… И это была сказка… Знаешь, все-таки волшебниками быть плохо. Потому что когда ты узнаешь, как работает Волшебство, оно теряет свое очарование, свою притягательность запретного плода, тайны…. И, читая сказку, ты думаешь не «Какое чудо он совершил!», а «О! Применил такое-то и такое-то заклинание!». Мне кажется, что именно поэтому у волшебников так мало сказок – сложно придумать что-то сказочное, когда эта сказочность – часть обыденности, серые будни… Поэтому, я считаю, что у детей волшебников не такое счастливое детство, как у магглорожденных. Она замолчала, и каждый задумался о чем-то своем. - Знаешь, мам… я… я хочу попросить у тебя прощения. - А? - она оторвалась от своих размышлений и обернулась к нему. - Я,… я же не писал тебе все это время, я так замотался, закружился в этой суете, что… забыл. Прости, пожалуйста, я же знаю как для тебя это важно, как ты переживаешь… - Ну, ничего страшного – значит, были дела поважнее,… - протянула женщина - Что может быть важнее?! – он даже остановился. - Ну,.. не знаю… друзья…? – она улыбнулась и чуть пожала плечом. - Нет! Самое важное – ты! Все остальное – потом! - Ну,… это ты сейчас так говоришь. А потом, появится какая-нибудь девушка… - полу мечтательно - полу ехидно произнесла Лили. - Мам! – он даже отвернулся на какой-то момент, - Ну я же серьезно! Ты – самое дорогое, что у меня есть! Она улыбнулась. - Ты у меня тоже. Иди сюда, - она обняла его и прижала к себе, а потом взяла за плечи и отстранила на расстояние вытянутых рук: - А знаешь, ты неправ. - На счет чего? - Я – не все, что у тебя есть – у тебя еще есть друзья. - А у тебя? Она задумалась, а потом покачала головой: - Нет. Только ты. Ну и Северус, конечно, - она улыбнулась самым уголком рта. - А с каких это пор он – друг? – мальчик с усмешкой посмотрел на мать. - А я не говорила, что он друг. Скорее уж, - она задумалась, подбирая слово, - Приятель. Но он, же все-таки есть, правда? – она улыбнулась и у нее на щеках заиграли ямочки. - Правда, - он улыбнулся ей в ответ, потому, что всегда улыбался в ответ на эту ее искреннюю улыбку, даже если пытался злиться или злился, все равно улыбался ей в ответ, и ничего не мог с этим поделать. - О, а вот и «Дырявый Котел», уже пришли, - они зашли внутрь, - Здравствуй, Том! С наступающим! - И тебя тоже, Лили! Как обычно? - Нет, мы с Гарри, в Косой переулок. - О, мистер Поттер! – бармен протянул ему руку, - Том. - Здравствуйте. Они покупали подарки к Рождеству, когда Лили вдруг поняла, что Гарри нет с ней рядом, и вообще нет в том магазине, где она была. Она выбежала на улицу; сама мысль о его исчезновении приводила ее в состояние паники, не смотря на то, что он был уже достаточно взрослым, чтобы не потеряться в толпе. Она выбежала на улицу, и тут же налетела на сына: - Где ты был?! - Зашел в зоомагазин, пока ты смотрела формы для выпечки. Ма, я бы не потерялся. -Да…. Да. Я знаю, - она слабо улыбнулась, и тут же чуть нахмурила брови, - Зоомагазин? Ты покупал кому-то животное? А если у человека аллергия? - У него нет аллергии – у него есть кошка, и я покупал товары именно для кошки. - О ком ты говоришь? Кому ты покупал подарок? - Филчу. - Филчу?! Сын, ты шутишь?! - Нет, а что? Он меня от отработок в последний день освободил, чай позвал к себе пить… Он не такой уж и плохой, - Поттер пожал плечами. - Сердобольный ты у меня, - покачала головой Лили. - Еще Хагриду нужно что-нибудь такое, особо опасное придумать, желательно зубастое, и буйное, как он любит… И еще в книжный зайти – присмотреть что-нибудь для Перси. - Перси? - Ну да, Перси Уизли. - Это же один из старших,он сейчас должен уже закончить Хогвартс, или быть на последнем курсе…? - Да. Он мой друг. - Дорогой, что-то меня пугает список твоих друзей: Филч, Хагрид,- я не имею ничего против Хагрида, но все же,- Перси, -все они как-то сильно старше тебя, не находишь? «Это ты еще об Аберфорте не знаешь» - хмыкнул про себя парнишка, а вслух сказал: -Будто Фрау Изабеллла и Карл с Алисой были сильно меня младше! - Ну, ладно, соглашусь – ты всегда лучше ладил с взрослыми, чем с ровесниками, - вздохнула Эванс. - Ну, Драко по крайней мере – мой однокурсник. - Драко? Малфой? - Ну, Малфой, и что? - У меня с ними не очень-то хорошие отношения… - А у меня нормальные. Драко – мой друг, Леди Нарцисса – очень приятная собеседница, я вот, разве что, с отцом его не знаком. - Ааа… Эмм… А Малфой и Уизли это разве друг другу не противоречит? - Ну, как тебе сказать…. Во-первых, у них есть точка соприкосновения в моем лице, а во-вторых,… Перси очень оригинальный Уизли. По крайней мере, от трех остальных, с которыми я знаком, очень сильно отличается. С неба медленно пошел снег, и они замолчали, глядя вверх. Казалось, что на несколько секунд, весь косой переулок замер, замолчал, и, перестав шуметь, посмотрел в небо, но движение и суета сразу, же возобновилось, и их закружило в людском потоке. В книжном, Гарри долго бродил между стеллажей научной и учебной литературы, когда наткнулся на стойку с новинками. - О. «Лучшие старосты Хогвартса и их последующая жизнь», а это уже интересно… - он взял книгу с полки, раскрыл наугад, и начал быстро листать, когда какое-то мелькнувшее имя показалось ему знакомым. Он медленно вернулся назад: Рейчел, О`Нил, Риддл… Вот. Риддл. Томас Риддл. Где же он встречал это имя…? Он пробежался глазами по строчкам: - «Староста Слизерина,… один из лучших учеников в истории школы,… награды, бла-бла-бла,… один из немногих студентов, попавших в клуб профессора Горация Слагхорна, не смотря на отсутствие знатного происхождения и влиятельных родственных связей». Слагхорн… Риддл и Слагхорн… Он точно встречал где-то две эти фамилии, причем вместе… Он машинально бросил взгляд в сторону стеллажей с учебной литературой, и замер, увидев название одной из книг: «Колдография с нуля, по Джорджу Уилксу и Нилу О`Коннолу». Точно! Джордж Уилкс! «Колдография» - «издание второе, исправленное и дополненное»! Он учился накладывать малые «Протеевы» чары по этой книге, для ноябрьской сделки с Николасом Фламелем… Там на форзаце еще была надпись – «от Слагхорна – Риддлу», или что-то в этом роде… - Я возьму вот эту книгу. Только у меня будет одна просьба - снимите мне, пожалуйста, на отдельный лист копию вот с этой статьи, , – вот деньги, - он должен был выяснить кто такой этот Риддл. - Без проблем, одну минуту. - А, и еще, у вас нет какой-нибудь… опасной книги? Вроде учебников по Уходу за Магическими Существами для третьих курсов. - Есть, к сожалению, - мужчина тяжело вздохнул, - Книга- еж. - Вот, оно! - заверните, пожалуйста. Благодарю. Наконец, после длинной череды магазинов и лавок, они вышли на улицу - в Косом переулке было людно и шумно. Гарри оглянулся на Лили: - Устала? - Немного, да. - Тогда давай зайдем в Фортескью? - Ну,… давай. Они зашли внутрь и он тут же на ходу поймал официанта: -Два глинтвейна, пожалуйста, - а потом стал раздеваться. Он уже снял пальто и разматывал шарф, когда она воскликнула: - Боже мой! Ты все еще носишь это чудовище?! - Ну! Ты же не связала мне другое! - Другое? - Ну, другое чудовище, - он улыбнулся. - Твоя мать – Лили Эванс, а не Молли Уизли, - наставительно сказала она, с крайне обиженным видом, хотя в глубине зеленых глаз плясали озорные чертики. - И, слава Богу! Ну, не дуйся, мам! - он потянул ее за рукав. - Что? Ты бы мне еще припомнил, что я плохо готовлю! -Ну не обижайся, пожалуйста, - он посмотрел на шарф, - ты сама его чудовищем назвала… Паренек посмотрел на мать: на ней была серая расклешенная юбка и блузка, из тонкой ткани с узором, с пышными рукавами, узкими манжетами и лентами, завязывающимися в бант у воротника. - Что ты на меня так улыбаешься? Подлизываться сейчас начнешь? - Красиво… Сама шила? - Да, - она довольно улыбнулась и тут же, будто одернула себя, - Ну я же говорила - подлизываешься! - Но ты вправду хорошо шьешь – это то, что реально у тебя получается! -Нда? Ну, ладно, будем считать, что я тебя простила. Она сложила руки на груди в «Наполеоновской» позе, а он еле сдержал улыбку, поймав себя на мысли о том, какая же она все-таки девчонка. И это было так странно,… порой, она вела себя, как его ровесница, или чуть старше, и в то же время, она оставалась матерью. И эти две ипостаси очень странно в ней совмещались. - Знаешь, где я работаю? - Где? - Шью у Малкин. - По-моему, это здорово. -Ага. - А ты, ничего не заметила? Помимо того, что я, по-твоему, вырос? - Ммм… Меньше сленга? И более правильное английское произношение! - В точку! - Погоди,… мы всю дорогу говорим по-английски! – она рассмеялась, - Вот это да! Как тебе это удалось? - Ну, произношение это заслуга Маркуса Флинта: он бесплатно давал мне уроки английского, - у него, кстати, дед немец, - а вот сленг… Ну,… во-первых, я не знаю английского сленга, а во-вторых, приходится заменять, потому, что они все, эти аристократы, его ну вообще не понимают! - Я рада, что они не понимают – грамотнее говорить будешь. О, а вот и наш глинтвейн! Он, молча, пил свою порцию, смотрел на мать, и думал о ней. Она стала выглядеть лучше и свежее, с тех пор, как они приехали сюда. Она наконец-то выглядела на свои тридцать четыре года, а не на пять-десять лет старше. У нее сейчас были распущенные волосы - только одна прядка спереди подколота чуть выше, - он почти и не помнил ее такой, - и кончики волос завиты… Он улыбнулся, протянул руку и потрогал один из завитков: - А мне нравится… Она улыбнулась в ответ и опустила глаза. Конечным пунктом стала почта. Снаружи, это было небольшое здание в викторианском стиле, но войдя внутрь, они оказались в довольно большом зале, из которого можно было попасть в еще один – еще больше первого, а из него в еще один поменьше, а за ним еще меньше, и так – всего семь, последний из которых был совсем крохотным. А еще, были дверцы, через который можно было попасть в кабинет к специальным работникам почты(там отправляли только очень важные посылки и письма, к которым даже составляли договор, на случай если посылка будет утеряна в пути, или случится что-нибудь в этом духе). В каждом зале, с левой стороны от входа во всю длину стены было что-то вроде прилавка, за которым стояли волшебники в форме с эмблемами Британской Магической Почты, а за их спинами сидело множество сов от мала до велика. И они тут же отправляли посылки, выбирая сову в зависимости от веса груза и дальности перелета. - Мам, что это за ящики вдоль стен? - Гарри указал на большие, украшенные остролистом , короба, которые облепляли все стены в первых двух залах, до того он еще замечал такие на улицах. - Ящики Рождественской Почты. Работают так: ты опускаешь туда посылку с именем человека, подарок оказывается у него под елкой, где бы он ни был, - пояснила Лили. - Здорово! Мне нравится. - Но так отсылают только самым близким, или тем, с кем живешь в одном доме – остальным с утра сова приносит. - Ага, понял, - Гарри взял целую стопку рождественских открыток и стал их заполнять. - Ого! Куда тебе столько? – Лили взяла уже заполненные и стала читать имена адресатов: - Драко Малфой, Перси Уизли, Блейз Забини, Дафна Гринграсс, Филч, Маркус Флинт,… - много же народу тебе нужно поздравить, - … Хагрид, Ремус Люпин,… - Эту отдай – я еще подумаю – вручать ее или нет. - А сейчас кому пишешь? - Фламелю. - Что, прости? - Фламелю. Николасу Фламелю. - А ты знаешь, что присылать открытки незнакомым людям – не очень прилично? - А кто тебе сказал, что мы незнакомы? - А вы знакомы?! - Представь себе! По переписке, конечно, но знакомы. - Боже мой! У меня не сын, а электро-веник. С причудами. Когда успел? - Когда однокурсницу к нему в гости, на каникулы, устраивал. Она рассмеялась: - Дурдом… -Нет, ну подумать только! Я всего на три месяца выпустила тебя из виду, а ты уже так оброс какими-то связями и знакомствами… Ой! – она чуть не поскользнулась на обледеневших камнях, которыми был вымощен переулок, - Держись за меня - аппарируем!* * *
…Медленно падал снег. Вечерело, зажигались красивые фонари, озаряя все своим мягким янтарным светом, и домики на старой улице становились будто игрушечными, а на каждой двери появлялся венок из еловых ветвей или остролиста. Вот, кто-то открыл мансардное окно в старом двухэтажном доме, и на улице вместе с облаком горячего пара оказался и пряный запах, только что испеченного, рождественского печенья, – наверняка, хозяйка поставила противень с ним у окна, что бы оно успело остыть до наступления праздника. Где-то в глубине мансарды тихо звучал рождественский гимн и, казалось, что музыку слышно из каждого дома. Все было таким волшебным, каким бывает только в Рождество. А если задрать голову вверх, и посмотреть в небо, то можно увидеть, как, кружась, падают на черепичные крыши домов снежинки, их было так много, что из-за них даже не было видно неба, но они были легче перышка и таяли, опускаясь на пушистые ресницы и раскрасневшиеся от мороза щеки. Рука человека в сером пальто потянулась к, украшенному остролистом, почтовому ящику,.. и дрогнула. Молодой мужчина поправил длинный красный вязаный шарф на шее, протер им очки и надел их назад, переступил с ноги на ногу, шумно выдохнул и снова протянул руку, в которой была зажата небольшая прямоугольная коробочка в оберточной бумаге, к почтовому ящику. Он будто колебался, то отдергивая, то протягивая руку. В последний раз, он даже почти опустил коробочку в ящик,… но вытащил, глубоко вздохнул, убрал подарок во внутренний карман пальто и зашагал прочь. Остановился он только у дверей больницы. Зашел и, молча, пошел по боковому коридору, на ходу разматывая шарф. Сделав крюк и поднявшись на третий этаж по обходной лестнице, чтобы не проходить через холл, где накрывали столы для больных и медперсонала, отмечающего праздник в больнице, он открыл дверь своего кабинета и зашел внутрь. Повесив на вешалку пальто и продолжая вертеть неотправленный подарок в руках, мужчина подошел к большому окну и посмотрел вниз. Заснеженный Рождественский город все меньше походил на правду и все больше на тот, другой, в стеклянном шарике у него на столе. Он вернулся на середину комнаты, в который раз, посмотрел на коробочку у себя в руках и в который раз прочитал бирку на ней:С Рождеством! Для Гарри Поттера. 1994 год.
Он поколебался еще немного, а затем, все же открыл, запертый на ключ, ящик стола. - Ччерт! Опять не отправил… Черт. Он посмотрел в ящик, который почти доверху был заполнен завернутыми в оберточную бумагу подарками, и на всех - одно и то же:... Гарри Поттеру... Гарри Поттеру... Гарри Поттеру... ... 1983 год... 1985... 1987... 1991...
Всего, двадцать шесть подарков – на каждый День Рождения и на каждое Рождество. Он закрыл глаза и положил в ящик этот, двадцать седьмой, подарок. -Черт. Он стукнул кулаком по столу и снова повторил: - Черт! Он не помнил, да и не знал, на самом деле, как долго простоял над этим ящиком, прежде чем закрыть его, выключить в комнате свет и запереться на ключ. Он лег на диван и так и остался лежать на спине с открытыми глазами, в очках, глядя в выбеленный больничный потолок. В щелочку под дверью просачивался желтый свет, казавшийся волшебным в темноте, и только больше усиливающий ощущение Рождества. Из-за двери доносился звон бокалов, разговоры и радостный смех, но он даже не пытался заглянуть в этот праздник, он только лежал и смотрел на отблески салютов на потолке, даже не видя их. Думал ли он о чем-то? Больше всего на свете, он хотел не думать сейчас ни о чем, но не мог не думать. В дверь постучали. Он не шевелился. -Хэй! Мистер, как вас там?! Доктор У. Н. Риплэй, - будто по слогам, прочитал с таблички на двери мужской голос, - Может, соизволите явиться народу? Вас ждут, между прочим! Ну? – мужчина опять постучал, - Мистер! Ку-ку! Откройте! – человек замолчал и тяжело засопел под дверью. Риплэй прекрасно знал, что это Шон, его коллега и вроде-как-приятель, но все равно молчал, потому что говорить с кем-то ему сейчас не хотелось. - Ну, старина, хватит уже – открой! Ну, выходи! Я обещаю тебе, что никто не будет донимать тебя вопросами…! Эх…! Если выйдешь, то я даже обещаю полгода не говорить тебе ничего о девушках…! Год…? Ну, Уилл, не смешно уже даже. Открой. И не делай вид, что ты меня не слышишь! Я же знаю, что слышишь, открой. Ну… ну хочешь, я только зайду, один я, и мы посидим вдвоем? Хочешь, я даже буду молчать? Ну, вообще не скажу ни одного словечка? Ну? – он тяжело вздохнул и кажется, сполз по двери, - Ну, а… хочешь, спустимся по пожарной лестнице, что бы нас никто не видел, и пойдем, напьемся…? А, да, ты ж не пьешь… Ну, почему ты не отвечаешь ничего? Ну, скажи хоть что-нибудь…?! Ну, я же знаю, что ты там… открой… - Меня здесь нет. Я умер. Тихо ответил Уилл, поворачиваясь лицом к спинке дивана. - Аааа… Ну,… ладно… я тогда… пойду…? – он встал с пола и, судя по звукам, даже сделал два шага в сторону. - Шон! - Да? – он в одну секунду радостно подскочил к двери. - Поменяй, пожалуйста, капельницу в девятой. - Эхх… - разочарованно выдохнул тот, - Хорошо. Он полежал так еще какое-то время, но после разговора с Шоном ему стало еще неспокойнее, чем до того, и он сел. Сквозь большое окно было видно, как вдалеке, над синим городом, вспыхивают золотые салюты; он отвернулся. Молодой человек протянул руку к столу, взял с него стеклянный шарик с заснеженным городом внутри, и потряс: бумажные снежинки закружились, падая на миниатюрные деревья и дома, и чем дольше он вглядывался в этот игрушечный город, тем больше светлело его лицо, и тем шире расползалась по нему улыбка. Но стоило последней бумажной снежинке упасть, как, будто загоревшийся внутри него, свет, погас, а уголки рта снова загнулись чуть вниз. Он провел пальцем по подставке шарика, стирая пыль с надписи:«Счастливого Рождества! 1975»
И вдруг он отчаянно затряс шарик, как будто это могло что-то изменить, а потом вдруг остановился, будто опомнившись, и перевернул его. На дне подставки, на приклеенной полоске бумаги, корявым, размашистом почерком было написано:«С Днем Рожденья, Уилл!»
Он закрыл глаза и снял очки. Happy Birthday New Year.