Аббатство Даунтон по-другому

- Роберт, всё, что я сказала сейчас, - чистая правда. Не сердись, я... правда только недавно узнала обо всём. И, прошу тебя, не беспокойся так. С этим ведь ничего уже не поделаешь, правда? - Уберите ширму. Инструменты тоже.       Кора коснулась пальцем пульсирующего виска. Внимательно посмотрела на сестру, убирающую столик с тяжёлыми металлическими инструментами. А ведь она уже забыла то вмешательство, забыла волнение при осмотре. Всё это в последний раз было с ней, когда она носила под сердцем Сибил. Восемнадцать лет назад... И вот - сейчас. Снова. - Ошибки быть не может, леди Грэнтэм. Вы ждёте ребёнка. Этим объясняются как приступы дурноты, так и неточности в женском календаре.       "О да, - подумала Кора. - Этим объясняется всё - но решается ли?" - Не могу пока назвать точный срок, леди Грэнтэм. Возможно, не менее трёх месяцев. Полагаю, поводов для беспокойства сейчас действительно нет. - Но что же мне делать, доктор Кларксон? - упавшим голосом спросила Кора. - Беречь себя и сообщить о великой радости лорду Грэнтэму и юным леди.       Радость... Кора ни минуты не сомневалось в том, что случившееся, - радость. Перед глазами её и теперь, когда она обо всём рассказывала мужу, проносились обрывочные воспоминания. Рождение Сибил, третьей девочки, мрачный вердикт доктора: следующей беременности может не быть, покачивания головы старой Вайолетт, объявление наследником Патрика Кроули, после его гибели - Мэттью... Это радость для семьи, но для Даунтона?.. - Ошибки правда не может быть? Почему ты ничего не рассказала мне сразу? Нет ли угрозы для жизни ребёнка, для твоей жизни, для...       Кора негромко, но очень устало вздохнула и мягко прикрыла глаза. Как ни странно, теперь каждое выражение её слабости напоминало Роберту о её прекрасном недуге. Он отреагировал сразу, тактично прекратив засыпать её вопросами. Кора с благодарностью взглянула на него и продолжила: - Никакой угрозы нет. Если только для Мэри и... для Мэттью.       Роберт сел в кровати, отбросив от себя одеяло. Восторг и тревога поминутно сменяли друг друга на его широком лице: ему то становилось душно, то холодно, - одним словом, он вновь ощущал себя молодым отцом. - Я ничего не понимаю. Ты говоришь так, дорогая, как будто не рада... - казалось, её реакция запутала его окончательно.       Кора теребила кружевную отделку ночной рубашки, не решаясь взглянуть на супруга. - Что, если это мальчик? - Я всегда мечтал о наследнике.., - Роберт начал и в ужасе осёкся. - Подожди, а как поступить с Мэттью? Ведь он сейчас тоже наследник. После всего, чему его подвергали тут в первые месяцы, так поступить с ним - значит поступить бесчестно. - А моё положение, Роберт? Как поступить с ним? - ладонь Коры нашла руку лорда, и она крепко пожала её. - Дорогой, я в замешательстве не меньше тебя, но это наш ребёнок. И если я жду сына, то поместье, титул и моё состояние перейдёт только к нему. При всей нашей любви к Мэттью. - Мы должны рассказать обо всём Мэри, - наконец опомнился Роберт, и это только усилило обоюдную тревогу. - Иначе это будет непростительный обман. - Неужели ты думаешь, что она...? - Кора замерла, с ужасом представляя себе новый мир помрачневшего Даунтона после того, как Мэри откажет жениху. - Нет, Роберт, нет. Свадьба совсем скоро, и Мэри кажется счастливой: она лелеет надежды на то, как однажды вместе с Мэттью станет хозяйкой и хранительницей этого дома. Лишить её этого после стольких месяцев ожидания?       Роберт молчал. В ушах шумело. Он так и не отнял у Коры свою руку, за которую она взялась с такой надеждой. Только теперь он понял весь призыв этого жеста: его беременная жена ждала сейчас настоящего решения. Не боевая мама, не лояльная Кора, не закалённая в невзгодах Мэри - только он должен был взять на себя этот разговор. - Я сам поговорю с ней, - решительно произнёс Роберт. - Я обо всём скажу ей... завтра. А теперь нам пора спать, дорогая. Спать.       Но в ту ночь чета Кроули так и не сомкнула глаз. Кора послушно отвернулась от мужа и погасила ночник, однако до утра прислушивалась к своему телу, стараясь уловить пока прозрачную, совсем некрепкую ниточку связи с маленькой жизнью внутри неё. Её ребёнок, ребёнок Роберта - да она стала думать о нём с нежностью! Почему счастье материрства, вновь отпущенное ей провидением после стольких лет, должно считаться досадной преградой? Почему этот большой враждебный мир уже сейчас против беспомощного малыша, зачатого в столь трудное время?       Роберт думал о другом: он вспоминал, как Мэттью впервые признался, что начал видеть своё будущее в Аббатстве. Как был счастлив этот мальчик, осматривая храмы, предлагая схемы реставрации коттеджей, сколько огня появилось в его глазах, когда Мэри сказала ему в госпитале заветное "да!" А сама Мэри? Его храбрая девочка, готовая до последней капли крови отстаивать свое родовое гнездо. Как сказать, что крохотный комочек под сердцем Коры имеет теперь на Даунтон больше прав, чем они с Мэттью?..

***

      Роберт пошёл к дочери утром, не решившись на столь серьёзный шаг впопыхах, под покровом ночи. Но Мэри была в библиотеке - той самой, где Мэттью не так давно просил у Роберта её руки. Она выглядела так, как будто готова ко всему и заранее знает, о чём пойдёт речь. - Мэри, видишь ли, разговор этот касается твоей мамы..., - начал Роберт. - Понимаешь, так сложилось... - Мама беременна, ведь так? - без тени смущения помогла Мэри. С такой же беззастенчивой прямотой она задавала вопросы и в пять лет, и в пятнадцать, и когда стала понимать намного больше. - Боже, откуда ты знаешь? - лорд Грэнтэм тяжело опустился на гладкую холодную поверхность библиотечного стола. У него внезапно закружилась голова, и библиотека ходором ходила вокруг него. - Мы с Корой пока никому не собирались сообщать. - Папа, - Мэри непринуждённо фыркнула, чем окончательно запутала отца, - это заметно не только мне. Есть некоторые женские тонкости, которые невольно бросаются в глаза. К тому же, я наблюдательна, как бабушка, - ты меня недооцениваешь. - И тебя ничего не смутило, когда ты догадалась? - Роберт так округлил большие светлые глаза, что Мэри улыбнулась. - Дорогая, если у тебя родится брат, то Мэттью не унаследует Даунтон. - Что ж, мне давно понятен закон наследования. Я поговорила с Мэттью, папа. - И что вы решили?.. - Если хочешь, я объясню, что это даёт тебе и мне.       Они шли под руку по холму, с которого Мэри так часто сбегала раньше одна. Ещё позавчера он звал её сюда гулять, а сегодня на этом месте решался вопрос всей их будущей жизни. Мэттью посмотрел на невесту и крепче прижал к себе её локоть, как будто бессознательно пытаясь удержать её. Но она и не думала убегать. "К чему это всё? - беспомощно подумал Мэттью. - Я юрист, и я понимаю все тонкости этого дела." И всё же он не прервал её. - Ты женишься на мне и станешь владельцем моего приданого и хорошенького дома в Рипоне, но не владельцем Даунтона. Я буду смотреть на то, как ты разбираешь акты наследования земель и приносить тебе кофе в кабинет. Такие, как бабушка или моя тётя Розамунда, брак сочтут пошлейшим мезальянсом - в итоге мы уедем в твой Манчестер. А родители будут растить своего мальчика и наследника здесь, в Даунтоне.       Мэттью поджал побелевшие сухие губы и ощутимо резко высвободил руку. - Я всего лишь спросил, как ты намерена поступать, а ты за полминуты обрисовала мне то трагическое будущее, которого я не пожелал бы своему кровному врагу - не то, что тебе.       Она сказала лишнее и теперь поняла это, но слова вылетели сами, и возвратить их уже не представлялось возможным. - Это говорю не я, Мэттью, а злость во мне.       К удивлению Мэри, он понимающе кивнул. - Ты сердишься на меня? - Нет, - она уверенно помотала головой и снова взяла его под руку, - не на тебя. И даже не на родителей, ведь обвинить их в эгоизме несправедливо. Скорее просто на ситуацию. - Мэри, послушай, - тихо сказал Мэттью, - я знаю, ты не готова к такой жизни. К тебе едва не посватался герцог и французский посол - я не столько глуп и романтичен, чтобы не понять, сколь слабую конкуренцию составляет им деревенский адвокат. Ещё не поздно всё отменить.       Мэри подумала о Даунтоне и перед глазами её пронеслись детские шалости и молодые годы, вспомнились планы, которые она строила с Мэттью на их совместную жизнь в родовом имении. Фасад этого великолепного здания, рождённого из долгого труда её предков, и теперь виднелся ей с холма. Сейчас рядом с ней стоял человек, не способный в полной мере понять её боль, разделить с ней горе от разбитых надежд. Но без него не было бы ничего - спасения её чести, месяцев счастья и наслаждения, повода для гордости её семьи. Она остановилась, поворачивая Мэттью к себе лицом. - Поздно. Знаешь, когда поздно стало что-то менять? - на её губах появилась слабая улыбка. - Когда я верхом на Алмазе остановилась у ворот твоего дома, чтобы пригласить тебя и твою маму на ужин в Даунтон. - Мы оставим всё как есть, папа. Я не буду оскорблять тебя, себя и Мэттью ложью о том, что это решение далось мне легко. Но мы слишком долго шли к этому, чтобы теперь всё разрушить, - она многозначительно молчала, а потом, повеселев, добавила: - И потом, это может быть девочка, тебе и маме больше с ними везёт. Да, кстати, не сиди на столе: дурной тон и плохая привычка.       Роберт послушно поднялся, покраснел и едва нашёл в себе силы снова заговорить. - Если всё же это мальчик... Пойми, милая, Мэттью для меня всегда будет чем-то вроде любимого сына. После заключения брака никто не откажет вам в Даунтоне: вы сможете даже жить здесь. Уверен, Кора будет счастлива, если ваши дети родятся под этой крышей. - Я в этом не сомневалась, - с этими словами Мэри крепко обняла отца. На этом разговор закончился. Мэри вылетела из комнаты, и до конца дня они не виделись: Мэттью повез ее в город на ужин. Но после, долгие недели спустя, Роберт с любовью вспоминал уверенное, твердое выражение лица своей старшей дочери. Похоже, что он действительно ее недооценил.

***

Наступил день свадьбы. Говорят, это должен быть очень и очень счастливый день, самый радостный для молодой пары, решившей создать семью. Хотя Мэри, если честно, счастья пока особо не испытала. Только хлопоты, хлопоты и безконечная вереница тревог: как сидит платье? какая шпилька лучше подойдет к волосам: бриллиантовая или жемчужная? почему бантики на туфельках сьехали в сторону и почему они такие большие? Боже, боже! А что, если она опоздает? А где этот чертов кружевной поясок? Слугам с утра некогда было скучать. Помимо верной Анны, над невестой колдовали еще три горничные, в то время как над внешностью бедного Мэттью столь же тщательно мучились Томас, Моузли и новый камердинер Роберта, в прошлом обычный лакей. Бейтс уволился - уехал в город с женой. Трудно поедставить, каким это стало потрясением для Анны. Ни для кого из слуг не было секретом, что мисс Смит давно влюблена в камердинера своего хозяина. Было даже чудесное время, когда они хотели пожениться, но Бейтс так и не смог развестись с женой. Она вымучила его своим шантажом и угрозами, и в конце концов, он сдался и просто уехал вместе с ней. Свадьба миледи стала для Анны единственным спасением. Теперь она меньше вспоминала свою умершую любовь. На свадьбу были приглашены только близкие. Мэттью и Мэри не хотели огласки о помолвке, не хотели и громкой свадьбы. Мэри была сторонницей такой идеи: свадьба должна быть скромной, куда практичней спустить деньги на свадебное путешествие, а Мэттью просто с ней соглашался. Бабушку Вайолетт это возмутило. Она сама выходила замуж с шумом и блеском, и теперь не понимала, как можно поддаться дурацким новомодным веяниям и устроить какой-то скромный денек вместо недели гуляния. А вот Кора и ее американские родственники (они сами не приехали: погода была совсем зимняя) поддержали невесту. В конце концов, это праздник Мэри и Мэттью, пусть они сами решают. Набралось меньше десятка гостей: тетя Розамунд и бабушка Вайолетт, Клайд О'Коннор и его мать, шотландские родственники Вайолетт: Сьюзанн МакКлер с мужем, сами Кора и Роберт да еще Сибил. Из родных жениха была только Изабель - его мать. Мэттью никогда не отличался большим количеством друзей, хотя и был очень общительным и приятным в разговоре. Ему никто не нужен, только мама. И конечно же, Мэри. Эдит, как и предупреждала, не приехала из Франции. Не сумела заставить себя посмотреть в светящиеся радостью глаза сестры. Зато послала открытку. Эдит не понимала радости праздновать свадьбу зимой, когда холодно и не оденешь открытого платья. Но в письме она была любезна: нажелала молодоженам всякой всячины, а заодно и поздравила с надвигающимся Рождеством. Она писала, что к великому празднику подоспеет домой. Это было крайне удачно, ведь к тому времени Мэри и Мэттью уже уедут в свадебное путешествие, а значит, время их встречи опять можно будет оттянуть.

***

Вот оно: это чувство счастья в свадебный день. Всхлипывающая мама, бабушка, которой уже нужны нюхательные соли (она просто не узнает красавицу внучку в этой белой шубке, в платьице с пояском и с темными локонами, ореолом окружающими нежное лицо). Вот оно: священник, читающий молитвы, тоненький ободок золотого колечка на пальчике, по-детски восхищенный взгляд младшей сестры Сибил, запах свечного воска и первый поцелуй Мэттью, как мужа. И ночь: первая ее брачная ночь в Даунтоне.       Она ждала, когда он войдёт в комнату, уже переодетая, то и дело поправляющая дрожащими пальцами распущенные волосы. Мэттью робко шагнул внутрь. Свет был жёлтый и мягкий, в их общей теперь спальне пахло Мэри: её духами, её любимыми цветами, её телом. Она встала и посмотрела на него: её глубокие темные против его безбрежных голубых. - Иди ко мне, - она сказала это тихо, нежно - и в то же время так, что стало понятно: больше она не решится повторить.       Очертания стройного тела мягкими штрихами прорисовались в кремово-белых складках длинной ночной рубашки. Мэттью подошёл и взял её руку, стараясь нигде больше не коснуться преждевременно. От волнения и возбуждения во рту пересохло, и он шумно сглотнул. - Я помню, что ты - по-прежнему непревзойдённо храбрая леди Мэри, но всё-таки скажу: не бойся. Со мной - не бойся. Я никогда не буду, как... тот человек. Я не сделаю тебе больно, и с нами ничего не случится.       Мэри быстро пересекла разделявшее их расстояние и коснулась его горячих губ, прерывая. Он сказал достаточно, и каждому слову она верила. Мэттью поцеловал её пальцы и порывисто притянул к себе. Сначала мягкое объятие длилось недолго: ладони против воли смело скользнули ниже, губы стали настойчивее, дыхание сбилось. В тишине, изредка нарушаемой шорохом, едва слышно произнеслось имя. - Мэттью, - она с силой сжимала его плечи и целовала, куда придется: в шею, в губы, в висок. - Мой Мэттью... - Твой. Только твой...