They were liars.

Сначала, у нас был один путь И настрой быть сильными. И эта малость превратилась в дружбу, А дружба — в связь, И эту связь никогда не разрушить. Любовь никогда не исчезнет. И когда дружба на первом плане, То ей не будет конца. Мы сами проведем Для нее линию финиша. Мы достигли предела, Так что запомни меня, когда я уйду.

Одолжение. Одолжение. Одолжение. Грёбанное одолжение в каждом его взгляде, в каждом движении, в каждом действии. Нервно закусываю губу и снова смотрю на него. Хватит, блядь, уже смотреть. Что ты там хочешь высмотреть, Мун? Хватит, блядь, уже захлёбываться в его долбанном о д о л ж е н и и. Когда всё пошло под откос? Не помню. Даже не хочу думать об этом, но, продолжаю хаотично перебирать все варианты в своей воспалённой голове. Месяц? Неделя? Две? Может, это было с самого начала? С самого начала наших лжесексуальныхотношений. Определённо. Уже тогда это был конец. Окончательный и бесповоротный. Пытаюсь слушать Вильде, но её слова никак не хотят цепляться за моё сознание. Мы стоим возле какого-то дома, ожидая, когда же там наконец разберутся между собой какие-то дурочки с первого курса. Очередная потасовка. Почему мы были спокойнее? Крис обнимает Эмму за талию, наглухо прижимая к себе. Между их телами нет ни одного блядского миллиметра. Нура смотрит на меня, при этом кивая головой на слова Эвена. Лезу в карман за пачкой сигарет, вынимаю и поджигаю одну, сразу же затягиваясь до боли в легких. Когда я начала курить так много? Когда я стала чувствовать себя использованной вещью? Когда зеленые глаза в карюю крапинку стали так холодно смотреть на меня? Кто-то зовёт Эмму и она уходит в дом, а я понимаю, что у меня нет никакого желания оставаться в этой компании, на этой вечеринке, вообще где-либо. Вжимаю голову в плечи, пытаясь сжаться до размеров крохотного комочка, чтобы кто-то наступил на меня и вжал острым каблуком в асфальт. Уничтожая. Как это делает Крис, день за днем, размазывая меня всё больше. Выкидываю окурок куда-то на газон. — Я, наверное, пойду домой. Подзаебали порядком, здесь тухло, — мой голос хрипит, скорее всего из-за того, что это, возможно, моя первая фраза за весь вечер. — Но… Я думала мы поедем вместе. Тем более сейчас уже достаточно поздно, ты ведь не пойдёшь одна? — Наперебой тарахтит Хелеруд, а я хочу закрыть уши и уйти отсюда, как можно дальше. — Шистад её проводит, правда же? — Голос Сатре звучит очень настойчиво, а я хочу накричать на неё, затолкать эти слова обратно ей в рот. Главное, чтобы не подавилась. Поднимаю глаза на Криса, сталкиваясь со взглядом полным о д о л ж е н и я. Он жмет плечами и разворачивается к воротам. — Ты идёшь? И мне хочется вопить о том, что пошел он к черту, мне не нужна его помощь, я и сама прекрасно дойду, хочется рвать волосы на голове. Но, я лишь боязно киваю и прощаюсь со всеми. Равняюсь с Кристофером и мы начинаем шагать плечо к плечу. Чувствую себя загнанным в угол зверьком. Хочется скулить от боли, ведь его парфюм так знакомо окутывает меня, обволакивая со всех сторон. Сосет где-то под ложечкой, а чувство надвигающего пиздеца облизывает моё нутро, хочется блевать. Молчим, а напряжение сопровождает нас всю дорогу, словно верный пёс. А о чём нам разговаривать? Раньше я никогда не задавалась этим вопросом. Раньше было проще. Он изливал мне душу, рассказывал последнии новости, делился всем, а сейчас… Это просто прекратилось. Словно он перестал доверять мне. Когда я подходила к нему, складывалось такое впечатление, что ему стыдно, что я стою рядом. Стыдно, что он общается с такой, как я. Я вижу свой дом, он подмигивает и протягивает ручки. С воображением у меня всегда всё было хорошо. Но в следующий момент происходит что-то страшное, я не знаю, какой бес дергает меня за язык, но я не прочь бы оторвать его со всеми остальными потрохами. — Не зайдёшь? — И зачем? В его голосе недоумение, во взгляде тупой вопрос. Что-то, что копилось очень долго лопается, я буквально слышу этот звук. Моё терпение иссякло. — Хватит вести себя, как законченный мудак, Крис. Ты хоть понимаешь, что мы были, сука, друзьями. Когда это изменилось? — Стараюсь не повышать тон, пока получается. — Когда мой член оказался в тебе? — Невозмутимо парирует он. — Это нам никогда не мешало, на сколько я помню, — хмурю брови. — А сейчас мешает, Эва. Я не могу общаться с тобой, после всего, мы достигли предела. Мне просто напросто не интересно. Уже нет, Мун. Эти слова с размаху бьют по лицу. Я пробую на вкус это слово, перебирая каждую букву в голове. Н е и н т е р е с н о.Хочется выть. — Не интересно? — Рычу я. — Мы можем не трахаться, но, я привыкла к общению с тобой, — мой голос звучит жалко. Я жалкая. — Что ты хочешь услышать? Да, у меня тоже было что-то типа привязанности, но, это просто в твоей голове, всё здесь, — он стучит где-то в районе виска. — Было? — Было. И эти слова разбивают меня. — И что дальше? На большее меня не хватает, я понимаю, что если скажу ещё хоть слово разревусь и унижусь перед ним сильнее. — Наверное, ничего? Мы будем здороваться, чтобы у остальных не возникло вопросов, но не больше. Я не хочу, Мун. Чувствую себя паршиво, когда вытрахиваю из тебя душу, а потом возвращаюсь к Эмме. Я истерически смеюсь. Это получается само собой. Закрой рот. Закрой. Свой. Долбанный. Рот. Ещё секунда и из глаз предательски льются слёзы, самые настоящие. Замахиваюсь и бью его в грудь. Раз. По лицу. Два. Хочу разбить это до невыносимого красивое лицо. Бью куда-то в плечо, толкаю, ещё раз и ещё раз. Он хватает мои запястья и пытается встряхнуть, но я мечусь, выкручиваюсь, всхлипываю. Хочу верещать, чтобы он послал на хер Эмму, послал н а х е р весь мир и остался со мной. Но я лишь вырываюсь из его хватки и остервенело вытираю слёзы. — Катись на все четыре стороны, Шистад, — холодно проговариваю я. — Спектакль окончен? — Ухмыляется. — Хватит с тебя развлекательной программы на сегодня. Разворачиваюсь и ухожу. И где-то глубоко-глубоко в себе: «Пожалуйста, схвати меня за руку! Пожалуйста! Скажи, что это не конец!» Я слышу, как Крис разворачивается и удаляется туда, откуда мы пришли. Обратно. К ней. К Эмме. Из груди вырывается рванный вдох и я молю Бога о том, чтобы дойти домой, а не распластаться прямо здесь, посреди дороги, и рвать глотку ночь напролёт. Это, правда, конец.