Фортуна никогда не ошибается

Поднимался ветер. Под утренним бризом море раскачивалось и тянулось волнами к розовеющему небу. Рыбацкий городок еще спал, и на улицах расползались сизые тени. Пахло водорослями и солью. – Быстрее, солнце уже встает! Бриз неумолимо пробирался под тонкую куртку, и Гил передернул плечами, ускоряя шаг. Сеть еще не до конца просохла с прошлого плавания, и теперь раздражала пальцы неприятным влажным холодом. Только бы успеть… Винсент, белокурый младший брат, то и дело спотыкался в темноте, но мистер Джекс с удочками в руках и не думал замедлить ход – не ради потехи тут собрались, хотят работать, так пусть не зевают, и так задержались. Гил ходил с ним в море не первый раз – с тех пор, как лодка отца попала в шторм и разбилась о скалы где-то в миле отсюда, больше некому было зарабатывать на жизнь – и прекрасно понимал, что мужчина не остановится, даже если Винс совсем свалится. Джекс же был убежден, что совершает великое благодеяние, разрешая мальцам помогать ему и выделяя им пусть мизерную, но твердую долю от улова. Еще бы – связался с этой проклятой семейкой. Слыхано ли дело – красные глаза, что у матери, что у щенка. Дьяволова метка, как пить дать, кто ж такому помогать возьмется. Под ногами зашуршала мелкая галька. Почти пришли. Вот и лодка уже показалась, только столкни в воду – и понесется, легкокрылая, вдыхая полным парусом утреннее дыхание океана. Очередной порыв ветра гибко толкнул Гила в спину, и тот переступил под тяжестью сети. Все-таки успели. – Думаю, сегодня нам повезет! – почти жизнерадостно сказал Винс, наконец догнав их. Хоть того и не нагружали зазря по причине удивительной хилости, он всегда умудрялся плестись в хвосте и окончательно просыпался только под струями бриза. – Для того тебя и тащим с собой, бесеныш! Если твои чертовы глаза снова не принесут мне удачу, до дома будешь добираться вплавь, помяни мое слово! Мальчик умолк. Море же продолжало звать, тянуться пенными лапами к солнцу. Нельзя медлить… – Лейтенант Найтрей! Лейтенант Найтрей! Гилберт открыл глаза, и тут же все растаяло – и череда волнующихся валов вдали, и грозный взгляд мистера Джекса, и шорох гальки под сапогами. Зато появилась вихрастая светлая голова с неуверенными еще юношескими усами. Гилу потребовалось время, чтобы узнать нахальную улыбку друга. – Оз, какого черта? – Я уж решил, что ты собираешься проспать построение, – блондин уже облачился в повседневную форму летной академии, не хватало лишь фуражки – он небрежно держал ее за козырек, франтовскими движениями оправляя шевелюру. В казарме, кроме них, никого не было. – Еще ведь час... – Балда, сегодня ранние полеты. Или забыл, что война на пороге? Точно. Три дня назад на вечернем построении курсантам сообщили, что всегдашняя вражда с южанами наконец вылилась в ультиматум – либо отказаться от прав на львиную долю земель, либо познакомиться с южной сталью. Выбор невеликий, если подумать. И вот уже три дня после бескомпромиссного отказа президента война щедро поливала кровью земли на юго-западе. Академия, на удивление, почти не изменилась, лишь чаще встречались серьезные лица в коридорах да практические вылеты стали ежедневным делом. Юные офицеры готовились стать новой волной асов на страже родины. В остальном все шло своим чередом – те же занятия, разговоры в перерывах, тот же насмешливый Безариус, как будто не задумывающийся о своей судьбе. – Ну так ты идешь или нет? Гил торопливо вскочил, чуть не поскользнувшись спросонья. Щеки слегка потеплели от прилившей крови. – С-спасибо! Безариус только шутливо отдал товарищу честь и вышел. *** Занятия закончились, и только теперь Гил перевел дух. После опоздания на утренний сбор весь день пошел кувырком: внеочередной наряд висел на душе, как гиря, голова гудела, а хуже всего был постоянно мерещившийся плеск утреннего прибоя из сегодняшнего сна. Только отвлекись – и шипит в мозгу невидимая пена, отголосок недавнего прошлого. Само собой, ни настроению, ни концентрации это не способствовало. Сейчас он сидел в просторной столовой кадетского корпуса среди десятков таких же новоиспеченных лейтенантов, как и он сам. Народа набилось сразу две роты, не протолкнуться. Под высоким потолком старой кладки, казалось, нечем было дышать. Оз сидел рядом, как-то удивительно совмещая способность с чудовищной скоростью поглощать лежащее на тарелке и продолжать разговор сразу с тремя собеседниками. Найтрей только диву давался – откуда Безариус этого набрался? Вроде бы знатного происхождения, граф, а туда же – прыти как у деревенского шалопая. Сам Гил похвастаться таким не мог. Лейтенант сжал пальцами виски, чтобы заглушить накатывающий вал в ушах. Глаза автоматически отыскали в рядах кадетов светлую макушку. Винсент. Брат учился в другой роте, и виделись они нечасто. И так стремившийся к общению, сегодня разноглазый особенно цепко высматривал его среди других. Как будто хотел что-то сообщить… Волна улеглась, как ложится, рвано взмахнув хвостом, раздраженная кошка. Звуки же все равно казались необычными. Чего-то не хватало. – …и тогда мы с Найтреем пронесем еще, будь уверен, – продолжал Оз уже пониженным тоном. – Не знаю, как много, но до конца месяца точно должно хватить, если будешь экономить. Незнакомый Гилу курсант только головой покачал. – Скорей бы… Второй день маюсь, ни у кого даже затянуться нечем. – Потерпишь. Гил и дольше сигарет ждал, я уж думал, с очередной пробежки его волоком потащим, – Безариус засмеялся, обернулся на Найтрея. – Что, как будто вру! – Не в том дело, – Гилберт замялся, покачав остриженной головой. – Радио сегодня нет. Странно это. – И что? Тебе так нужны патриотические речи за обедом? Гил сбился еще больше. Он вдруг заметил, что его слушают не только эти двое, и почти потерял мысль. –Каждый раз ставят, – начал он медленно, – изо дня в день. Даже когда станция сгорела, у нас был сигнал. Внезапно прибор закашлял и захрустел. Головы поднялись от тарелок, и шум схлынул, стоило упасть первым словам: – Граждане и гражданки! Сегодня произошла одна из самых серьезных потерь для нашего отечества. В два часа тридцать две минуты ночи противник совершил нападение на Кольмари, предварительно пробив себе путь к стратегическим точкам города при помощи бомбардировщиков. Спустя полтора часа артиллерийского обстрела войска неприятеля вошли на территорию города. На данный момент жители Кольмари и находящиеся там воинские части вынуждены обороняться своими силами, однако ведутся работы по эвакуации рабочего населения… Далее последовали какие-то слова о крепости духа и величии страны, которая, разумеется, сумеет совсем скоро отразить нападение врага и окончит войну победным парадом на улицах южной столицы, но Гил уже не слушал. Война приближалась к академии все ближе и ближе. *** – Занят, братишка? Гил обернулся, не выпуская из рук мокрую тарелку. Наряд на кухне – не самый плохой расклад, и он в принципе почувствовал облегчение, когда оказался здесь. Шумела вода в раковине, перед глазами мелькали грязные пузыри пены, пахло моющим средством. Винсент стоял в дверях, небрежно облокотившись на косяк и скрестив на груди руки, разноцветные глаза со скукой изучали горы посуды. Истинный аристократ. – Не смешно, – брюнет позволил себе отвернуться и добавить тарелку в крайнюю стопку. Все равно взгляд Винса было слишком тяжело выносить. – Ты хотел о чем-то поговорить? Весь день меня выслеживаешь. – Ты уже в курсе? – Насчет? Есть новости из Кольмари? За спиной фыркнули. – Как будто мне есть дело до этого городишки. Я о нашем распределении. – Уже назначили дату? Так скоро? – Все решится сегодня. Гил недоуменно поднял глаза на брата. Винсент продолжал стоять в той же позе, однако дверь оказалась благоразумно закрыта – ни к чему проходящим мимо слышать болтовню двух выпускников. – Погоди… а как же наше обучение? Нам ведь еще полгода до выпуска, мы не имеем права вылетать на боевые задания! – Теперь имеем. Из-за этих бомбежек программу сокращают. Старшие чины вовсю говорят, что мы уже готовы – курс пройден. – Старшие чины? – подозрительно заметил Гилберт, – Ты что, опять подслушивал? – Да, – младший Найтрей безразлично пожал плечами. Все как в детстве – скромный соблюдающий все мыслимые правила Гилберт и его братец, с лисьим коварством успевающий нарушать все, что только можно. Повисло недолгое молчание. – Возможно, завтра мы увидимся в последний раз. Никакого выражения – чистая констатация факта. Гил повернул вентиль, перекрывая воду, но тише не стало – чертов прибой снова ударил изнутри по костям черепа, рассыпался в изнурительную мокрую пыль. – Что-то не так? – Винс все же различил быстро подавленную гримасу боли, – Опять волны? – Пустяки, – неловко улыбнулся старший брат, – Ты так спокоен… Тебя распределение не пугает? А если горячая точка? – Других и не будет. Война на дворе. Винсент был прав, всегда прав. Гил горько усмехнулся про себя – его брат всегда умел зрить в корень, хоть в охваченной ненавистью деревне, – чертов красный глаз! – хоть в стенах интерната, куда они попали после смерти родителей, хоть в доме взявших их к себе зажиточных Найтреев. С годами взросления этот талант только оттачивался, обрастая множеством светских умений – хладнокровием, самоконтролем, обходительностью с нужными людьми и безжалостностью к остальным. Сердце внезапно сжалось. Даже этот холодный, не принятый обществом юноша был беззащитен перед волей войны. Да только разве они что-то решали? – Мы всегда были вместе, – как-то внезапно для самого себя произнес Гил и поспешил скрыть неловкость, снова взявшись за посуду. – И когда вся деревня восставала против нас, и когда выходили на лодке в море. Когда отец разбился. Он снова запнулся и мысленно выругался. К счастью, Винсент не осуждал – и без того было тошно. – Как думаешь, как нас будут отбирать? По каким критериям? – Как в лотерее шарики, наверно, – попробовал пошутить Гил. – Пять шариков – на патрульные рейды у Риверры. Девять – на охрану Сабрийской радиационной зоны. Еще девять… – Я не хочу, чтобы какой-то дурацкий шарик убил моего брата, – голос Винсента заледенел. Умевшему как никто скрывать свои эмоции разноглазому было настолько не все равно, что попытка говорить спокойно выдала его с головой. Лучше бы он заорал. – Но ведь жизнь – вылитая рулетка, Винс. А она… – «Она никогда не ошибается», да? – снова перебил блондин. – Отец постоянно говорил это. Что-то я не помню, чтобы она помогла ему. Или нам, когда его не стало. Винсент был прав – после смерти родителей рулетка, на благосклонность которой надеялся невезучий рыбак, обошла милостью и детей. Именно из-за этой присказки отца красноглазому мальчишке пришло в голову собрать последние гроши и двинуться с Гилбертом за карточный стол. Местный крупье только посмеялся над малолетними оборванцами, сделавшими ставку, и даже не попытался им помешать. Капризный шарик оборвал последние ниточки. Братья до сих пор помнили его издевательский стук. – Этот принцип не работает, и не будет работать никогда. Винсент быстро отстранился от косяка и вышел, не затворив дверь. Встрепавшиеся волосы Гила тронул сквозняк из распахнутого окна. Все снова шло не так, совсем не так. *** Город дремал. Последние блики заката, разбившиеся о горизонт, терялись в темных крышах. Город прикрыл мутно-штормовые глаза и отключился, прислушиваясь к шагам редких прохожих. Война сдула гуляк с улиц, и тишину раздражали лишь окрики рабочих да поступь военных. Жизнь как будто попыталась продолжить привычный ход, но споткнулась посреди реверанса с первыми сводками с фронта. Гилберт задержался в дверях, пропустив сослуживцев вперед. Удивительное дело – он вдруг испугался, что сбивчивым стуком сердца разбудит город, и глубоко вдохнул уличную гарь в попытке успокоиться. В последний раз он выбирался из академии еще с Озом, когда они устроили самоволку за сигаретами и прочими запретными для курсантов вещами. Несмотря на высокий статус семьи, этот молодой человек мало сковывал себя запретами и условностями, и Гил стал его идеальным подельником – редко сам участвуя в визитах к местным женщинам и азартных играх, Найтрей всегда готов был «постоять на стреме» и помочь другу уйти безнаказанным. Теперь же вылазка в город была устроена командованием – приказ обязывал юных лейтенантов удалиться на время распределения, и Гил наконец в полной мере ощутил близость войны. Она была совсем рядом, чуть не за углом. Сбрасывая наваждение, юноша резко поднял воротник шинели и поспешил в ночь. Винс ждал его за поворотом, недовольно поглядывая на увязавшегося с ними Оза. Тот снова имел целую кучу планов на вечер разной степени каверзности, и Гил не сомневался, что устав снова будет нарушен. Собственно, и поход в кафе, куда они собирались, тоже был идеей блондина. Однако Безариуса ждало разочарование – по дороге не встретилось ни одной девушки, а вместо них из переулков то и дело появлялись летчики разных чинов. Кафе тоже было почти пустым. – Вот черт! – смачно выругался франт, впрочем, с энтузиазмом садясь и поигрывая пальцами по столешнице. – Тогда план Б – надо срочно выпить! – Но жалование… Оз отмахнулся, как от мухи. Винсент незаметно возвел глаза к потолку. – За мой счет. Нескоро сможем спокойно пропустить стаканчик. – Оз продолжил увлеченно болтать, будто его и не перебивали, – о грядущих подвигах, наградах, южанах… Гил снова мысленно поблагодарил его – уж лучше так, чем провести последний вечер один на один с младшим братом. Помириться, конечно, надо, но разговор обещал перерасти явно не в легкую болтовню о погоде. Он не к месту вспомнил, как вообще оказался в академии. После того, как Найтреи забрали из интерната оборванных сыновей рыбака, братьям пришлось привыкать к сытой и комфортной жизни тех, кого беднота из века в век презирала и боялась. Не все среди самих Найтреев были рады приемышам, и теплота матери семейства причудливо мешалась с почти волчьей злобой детей графини. Но однажды, после памятного разговора с графом, ситуация изменилась. Гил вновь припомнил его кабинет, куда его привели после завтрака, и голос, которым ему задавали вопросы, от которых – это мальчик понял сразу – зависела вся его жизнь. Ребята вошли в тот возраст, когда полагается выбрать карьеру, и граф, потомственный военный, размышлял, куда деть уже возмужавших, но так и не ставших родными подростков. Перечисленных вариантов было много, в основном о службе на флоте, и Гил сначала слегка опешил. Однако ничего лучше того, чтобы отплатить семье за все добро, хоть бы и собственной жизнью, он придумать не мог. «У меня нет предпочтений, – сказал он тогда графу, - я пойду туда, где смогу принести больше пользы роду Найтреев». «А как же твой брат? Он ничего не решил?» «Я не знаю, – честно признался Гилберт, – мы не говорим о будущем. Пусть он выбирает, а я последую за ним, если можно». Винсент всегда требовал большего. Вот и тогда он выбрал лучшее, что только предлагал граф – летное училище. Гил и тогда не понимал, почему – брат всегда интересовался химией, но полетами – никогда. Только потом он понял, что Винс сделал этот выбор из-за него. Ведь Гил больше никогда не хотел видеть море, которое так много у них отняло. Вся их жизнь построилась на противоположностях – из бедности в роскошь, из моря в небеса. А вот с переходом из жизни в смерть хотелось бы повременить. Оз, успевший уже построить чуть не дюжину воздушных замков, вдруг замолчал и толкнул Гила в бок. Брюнет не сразу понял, что от него хотят, и заметил проблему, только проследив за выразительным движением глаз друга. Ему вдруг стало неуютно на своей скамье. Вошедший в кафе человек вызывал у курсантов смешанные чувства, от недоверия и опаски до уважения и даже восхищения. Не знать же Зарсксиса Брейка было просто невозможно. Еще семь лет назад страна с гордостью твердила это резкое имя. Герой Сабрийской кампании, альбинос был виртуозом летного дела и чуть не после каждого сражения срывал золотые звезды себе на грудь. Однако триумф длился недолго – на пике славы национальный герой по до сих пор неизвестным причинам вызвал на дуэль кого-то из непосредственного начальства, и по решению трибунала был разжалован в старшие лейтенанты. Лишь прошлые заслуги удержали строптивого альбиноса в армии, но тому как будто и дела до того не было. Бывший майор приблизился к их столу. Разговор окончательно смолк. – Отдыхаете, орлы? Да вольно, вольно, – Брейк раздраженно махнул фуражкой, когда офицеры вскочили с мест, отдавая честь. – Собираетесь кутнуть перед распределением, да? Как назло, вино уже успели подать и разлить по стаканам. Гил отвел глаза. Определенно, у Безариуса дар притягивать проблемы. – Последняя возможность, товарищ старший лейтенант, – Оз тем временем так и лучился доброжелательностью, – Может, мы попадем на какие-нибудь острова без единого виноградника? Надо подготовиться к такой возможности. – Серьезная проблема, – кивнул альбинос, однако надолго его серьезности не хватило, и красные глаза ехидно сверкнули. – Опять ваша идея, Безариус? За версту ведь чует, где копать, сразу видно опытного вояку. Винсент продолжал сидеть спокойно и расслабленно, почти с интересом глядя на героя былых сражений. На Оза же словно снизошло вдохновение. – Обижаете, товарищ старший лейтенант! – молодцевато гаркнул тот, – Посрамить честь родины, да ни за что! Обошлось, старина Брейк сегодня в духе. Любой другой офицер не спустил бы такую фамильярность. Гил осмелился перевести дух, но попытка успехом не увенчалась – расслабленный мозг сотрясла новая череда волн, да таких сильных, что пришлось прикрыть лицо ладонью, чтобы никто не увидел внезапной судороги. Брейк же истолковал его движение иначе: – А вы, Найтрей? Готовы защищать родину от внешних и внутренних врагов? – Готов, товарищ старший лейтенант, – максимально ровным голосом ответил Гил, поднимая глаза. Брейк в упор смотрел на него и, кажется, думал о чем-то. – Боитесь, лейтенант? – Никак нет. – Это хорошо, – альбинос снова смерил его долгим взглядом. – Распределение покажет все. – Даже то, чего никто не захочет увидеть, – добавил вполголоса Винсент, когда Брейк двинулся от них к стойке. – Нашел, о чем сейчас поговорить. – Теперь мы все равно не сможем уйти, – заметил Оз, не прекращая слежку, – он не отстанет. Попали. Он оказался прав – через пару минут старший лейтенант вернулся, провожаемый неуверенным и крайне настороженным взглядом владельца кафе, с которым Брейк успел поболтать и, кажется, даже о чем-то договориться. – Берите вашу бутылку, мы переходим в другой зал. – Что-то я тут других залов не помню, – Винсент снова говорил так, чтобы альбинос не мог услышать, и явно ничего хорошего не ожидал. – Черт знает, что этот калека задумал. *** Зал располагался этажом выше и явно давно не посещался – мебель была расставлена в беспорядке, как в кладовке, а окна и вовсе оказались заколочены. Владелец заведения суетливо проскользнул вперед, зажигая немногочисленные лампы и сдувая с их стекла слой пыли. Комната осветилась. У Гила перехватило дыхание. Винсент чувствовал себя не лучше. – Прекрасное местечко, верно? – участливо улыбнулся альбинос, по-хозяйски обводя старый игорный зал рукой. – Немного пыльно, но для последнего вечера на гражданке самое оно. – Не слишком ли много чести таким молодым лейтенантам, как мы? – Винсент почти справился с собой, но Гил чувствовал, как брат едва сдерживается – воспоминания о далеком проигрыше больно давили на грудь. Он все еще думал, что это его вина. Оз же такими метаниями отягощен не был и не преминул потихоньку толкнуть обоих под локти: – Не артачьтесь, идиоты, он сам предлагает! – Вы одни из лучших летчиков в академии, почему бы не поднять вам моральный дух? Пусть лучше здесь не повезет, чем там. – Я не участвую. Это подсудно. Оз непонимающе поднял на Найтрея брови. Винсент был непреклонен, но только Гил понимал, почему. Разноглазый хорошо выучил урок, преподанный жизнью много лет назад. – Конечно, я притащил вас сюда, чтобы сдать под трибунал накануне вылета, – закатил единственный глаз Зарксис Брейк, – да еще и с риском для себя. Ну не олух ли. – Мы остаемся, товарищ старший лейтенант. Братья переглянулись. Гил выдержал взгляд цветных глаз, и блондин наконец сдался. Что ни сделаешь ради брата, в самом деле. Оз непонимающе развел руками. Альбинос же вовсе сделал вид, словно ничего не заметил. – Собственно, мнения никто и не спрашивал. Ну раз все готовы, по кабинам! Безариус жизнерадостно плюхнулся на скамью, смахнул с зеленого стола пыль рукавом шинели. Вино вновь непонятно как оказалось в его руках, и юноша позволил себе крупный глоток. Гил устроился рядом, под самой лампой. Свет назойливо бил в глаза. – Делайте ваши ставки, – предложил владелец заведения, решивший курировать неожиданных клиентов лично, – господа, не стесняемся. Они называли цвета и цифры, шарик стучал в колесе как бешеный, горки фишек на столе перед Гилбертом росли. Мало-помалу игра захватила их всех, сначала азартного Оза, сидевшего уже изрядно навеселе и в распахнутой шинели, потом и самого Найтрея, боявшегося сначала даже назвать задуманный цвет. Даже Винсент волей-неволей оказался вовлечен в эту карусель, хоть Гил и понимал, как больно тому просто смотреть на вращающееся цветастое колесо. Он продолжал держаться холодно и отстраненно, как и всегда. Старший лейтенант же веселился со всей возможной для его чина непосредственностью, будто провел за этим столом целую вечность и, может, еще пару дней вдобавок. Брейк определенно был самой большой загадкой их академии. Он не уставал подначивать юных лейтенантов, делать все новые ставки и даже пил наравне со всеми, но казалось, вовсе не пьянел. Фортуна капризничала и вечно меняла своих фаворитов, предпочитая то одного, то другого, и Гил вдруг поймал себя на том, что остановка колеса становится для него подобна смерти. Город определенно не спал, о нет, его сердце было здесь, под их руками, и ритмичным стуком разгоняло по своим и их, игроков, жилам горячую, пьяную кровь. Ставки росли, шуршали по столу фишки, играл свет в лампе, скакал по клеткам беспокойный шарик… Волны, весь осаждавшие голову Гила, внезапно схлынули, и разум стал чист и свеж, как утро в его родном рыбацком поселке. Он так и замер, подняв глаза к потолку и прислушиваясь к себе. Воспоминания будто обняли его теплыми материнскими руками. Море, ветер, тяжелая работа… Когда-то он почти ненавидел эту жизнь, и причин было достаточно: она, и только она сломала жизнь его бедному брату, даровав ему винного цвета глаз, она ополчила весь берег против их семьи, она разбила в мелкие щепки лодку отца и сгноила мать за непосильным трудом, она оставила их одних в мире, где никто никому не был нужен, и сами братья могли держаться лишь друг за друга. Но пуще всего Гилберт ненавидел ее за те слова отца, которым они по малолетству подчинились, и за тот вечер за игорным столом, отобравший последнюю надежду и сломавший Винсента… – Да, Гил, сегодня тебе явно не везет, – Оз потянулся к фишкам и широким жестом подтянул их к себе. – Выпей еще, не раскисай! «Рулетка никогда не ошибается, сын, попомни мои слова. Она всегда знает, кто нуждается больше всего, и никогда не отпустит бедняка без подаяния…» А что, если она действительно все знала тогда? Если именно тот последний удар стал ее подарком? Удача всю жизнь ставила им палки в колеса. Не понаслышке знал об этом Винсент, избавившийся от гонений только годам к десяти, знал и Гил, прошедший с ним все издевательства и драки. Смерти и боль, пройденные ими, были неизбежны там, на бедном морском берегу. Рисковать раз за разом и верить, что рок никогда не наступит тебе на пятки и не спросит по счетам? Глупо. И, как знать, может, в тот черный день рулетка сжалилась над детьми и выбрала их судьбу за них самих, отправив в интернат на пару месяцев раньше положенного срока? В тот самый интернат, который однажды навестила герцогиня Найтрей… Та герцогиня, что сжалилась над оборванцами и приняла в свою семью, в те круга, о которых обычные дети рыбака и мечтать не смели. Где они получили блестящее образование и – с ума сойти! – надежду на кров, тепло и достойное будущее. Разве же это не подарок судьбы и рулетки? Выходит, забирая, жизнь возвратила им все, что успела отнять. Забрав родителей и родину, она даровала им новую семью, ради которой сейчас Гил готов был почти на все, и возможности, ради которых многие и не обернулись бы назад, будь у них воля выбирать. Почем знать, как судьба рассудит сейчас – снова решит проучить неблагодарных отпрысков или даст сорвать звезду с окровавленных небес? – Я верю, – беззвучно произнес Гилберт, и губы его затряслись, – Рулетка никогда не делает выбор просто так. – Что ты там мелешь, Найтрей? – вдруг спросил Зарксис Брейк. Он тряс юношу за плечо, не скрывая своей знаменитой усмешки. – Ставишь или нет? Брюнет замер и заморгал. Все лампа виновата, конечно. Винсент на другом конце стола привстал, обеспокоенно разглядывая его. Брат никогда не оставит его, как и он брата. Пусть он пьян, но Гил всегда знал, что это так, и что это вовек не изменится. – Я в порядке, Винс, – хрипло произнес он, и его глаза сверкнули. – Я ставлю все.