Пределы искренности (PG-13, драма, повседневность)
7 ноября 2018 г. в 20:01
Напрем не сразу узнала голос – хриплый, будто выцветший. Она даже не была уверена, что не ослышалась и обращаются именно к ней, а не к кому-то из ребятишек, возящихся во влажной земле. Но её окликнули ещё раз, и она обернулась, и тут уж не могла не изумиться:
- Марн?
Скулы впали, нос, подбородок словно стали острее, но в глазах искрилось всё то же озорное мальчишеское выражение, и рыжие вихры торчали во все стороны. Он шагнул к ней, слегка развёл руками, словно желая обнять и не решаясь:
- Напрем, как я давно не видел тебя! Какая же ты… другая, - он смущённо улыбнулся. Она подошла ближе, коснулась ладонью его локтя, легонько сжала:
- Чужая?
- Нет, нет, - он мотнул головой, - просто ты как будто из города, что ли… Мне всегда казалось, что в городе как-то так одеваются, - он восхищённо оглядел её светло-серое платье, совсем простое, её убранные наверх волосы. – И ты взрослая совсем, я же тебя девчонкой помнил.
- Можно подумать, сам-то был взрослее, - рассмеялась она. – Значит, ты вернулся сюда?
- Да, три месяца уже, как меня освободили… - он быстро взглянул ей в лицо. – Я в лагере сидел, Напрем. По глупости попал.
- Это не твоя вина, - тихо сказала она. – Кардассианцы делают много жестокого – понапрасну.
- Да… Честно, у меня была мысль, как выйду, уйти в лес к каким-нибудь смелым ребятам – чтобы в следующий сажали уже не зазря, - он рассмеялся, и плечи задрожали, смех перешёл в хриплый лающий кашель. Марн приложил ладонь ко рту.
Напрем глянула на него встревоженно, пожалела, что с собой нет фляжки с водой. До дома бежать далековато.
- Прости, Напрем, - наконец пробормотал он. – В общем, сама видишь, какой из меня сейчас боец. Да и то… есть ещё одно дело, тоже его не хочется бросать. А ты… - Марн поморщился, словно приступ кашля вновь подступал, но, подождав немного, он всё-таки продолжил:
- Госпожа Мела говорила, что ты теперь живёшь на Терок Нор и у тебя высокая должность.
Напрем засмеялась:
- Высокая или нет, не знаю, а хлопот хватает. Я главный врач здравпункта для рабочих.
- Вот это хорошо, - Марн улыбнулся, - это правильно. Пророки помогли и тебе, и тем, кого ты лечишь.
Помолчав, он озорно добавил:
- Не зря я ходил встречать тебя с медицинских курсов!
- Да, и мне всё казалось, дорога до дому слишком короткая, - засмеялась Напрем. – Я с тобой готова была до утра болтать.
- Так и я тоже, - он наклонился чуть ближе, глаза заговорщически блеснули. – Я бы напомнил ещё, как мы в лес решили свернуть за ягодами, да боюсь, рассердишься, - он указал взглядом на браслет из шерстяных нитей у неё на руке. Напрем пожала плечами:
- На что же тут сердиться? Всё давно кончилось, а вспомнить – весело.
- Ты права, - в карих глазах показалась тень какой-то былой нежности, глянула и пропала. – У тебя семья, верно?
- Семья, - она улыбнулась. – Мой друг и моя дочка.
- Я так и думал, что ты на станции кого-нибудь встретила, - развёл руками Марн. – Хотел бы я поглядеть на твою дочь… наверное, похожа на тебя маленькую.
Напрем слегка усмехнулась:
- От отца в ней больше. Он говорит, что она пошла в меня характером, но иногда на неё такое упрямство находит – сразу видно, от кого!
- А в тебе разве этого нет? – поддразнил Марн и вновь закашлялся, привалился плечом к корявому стволу дикой мобы.
- Может, я всё-таки схожу за водой? – неуверенно предложила Напрем. Он помотал головой, провёл по лбу дрожащими пальцами. От надсадного кашля у него текли слёзы.
- Сейчас… я сейчас…
Он отвернулся, сплёвывая в траву. Отошёл на несколько шагов, пытаясь привести себя в порядок, и наконец снова повернулся к ней.
- Напрем, - осторожно выговорил он, опасаясь продолжения приступа. – Я знаю, ты приехала проведать госпожу Мелу, тебе достаточно хлопот. Но, видишь ли, в лагере я подхватил эту болячку… Похоже на болезнь Потрика – во всяком случае, так говорила медсестра в городе. Но я боюсь, как бы не было чего похуже. Если у тебя есть немного времени, ты не могла бы меня осмотреть?
Она не успела ответить – он выставил перед собой ладонь, словно защищаясь.
- Если вдруг у меня и впрямь что-то заразное, с моей стороны даже подходить к тебе нехорошо. Но я хочу жениться. И Ори согласна быть моей женой, мы хоть завтра можем пойти к прайлару, чтобы он провёл обряд. Вот только как я могу жениться, если даже не знаю, можно ли Ори быть рядом со мной?
Напрем коснулась его плеча ладонью.
- Пойдём. Мне только нужно взять с собой трикодер. А Ори – это тёмненькая, смуглая? Мама вроде бы говорила, они с братьями недавно сюда приехали…
Надо бы получше с ней познакомиться. Интересно же, что за девушка будет женой Марна.
Или не стоит – может, будет только зазря ревновать. Хотя о какой ревности может идти речь, когда Напрем через три дня возвращаться на станцию и на запястье у неё – связующий браслет?
Но ведь ревность иногда не поддаётся вообще никакой логике. Взять хоть Дуката.
Напрем беззвучно вздохнула. Ещё предстояло решить, рассказывать Дукату про встречу или нет.
Марна он хотел исключить из списка амнистированных – лишь за то, что когда-то они с Марном были друг в друга влюблены. А тот раз, когда Дукат нашёл чужое письмо и решил – это она, Напрем, пишет Марну?
Напрем невольно улыбнулась: по плечам, по груди будто снова скользнули шершавые ладони, тяжелое тело в броне вжало её в стену лазарета. Лаан вопросительно поднял брови, и она покачала головой:
- Извини, прослушала… ты говоришь, её дед не признавал д’джарры?
…Разумнее, пожалуй, Дукату не говорить. Никакой лжи. Но если самому ему не придёт вдруг в голову спросить, лучше просто обойти тему стороной. Съездила – и всё в порядке, маме полегчало, передаёт добрые пожелания. Более – ничего.
Вот только…
Напрем нахмурилась: с Дуката ведь могло статься и нацепить на неё какое-нибудь следящее устройство. Она слышала, так делали офицеры со своими любовницами. И она как-то даже прямо сказала Дукату, что таких вещей не потерпит – тот лишь пожал плечами и спросил, с его она взяла, что он хочет за ней следить.
Смешнее всего было то, что она была практически уверена: Дукат не заподозрил бы её в том, что на Баджоре она ему с кем-то изменит или свяжется с партизанами. А вот надеть на неё прослушку, дабы быть уверенным, что она не окажется в опасности – вполне в его духе. Он и так, каждый раз, провожая её на Баджор, по полчаса разглагольствовал об осторожности.
Как будто она ровесница Зиял, честное слово. Или какая-то стеклянная безделушка, за которой нужно смотреть, чтобы не разбили.
И вот, если Дукат сам узнает, что она виделась с Марном, а она умолчит…
Это повод для ссоры. Да ещё какой!
Дуката возмутит то, что она втайне от него встретилась с бывшим, а она – она-то всё-таки надеется, что уважение Дуката к ней окажется сильнее его собственничества, и если вдруг окажется, что это не так, что он следил за ней…
Да она сама с ним разговаривать не захочет!
И в то же время – она будет виновата, действительно будет виновата, потому что обычная встреча превращается в нехороший секрет, если её намеренно скрывают.
Даже если она сама нафантазировала себе историю со слежкой и Дукат никогда ни о чём не узнает.
Значит – рассказать. А если Дукату вздумается ревновать… Это его право, в конце концов. И расстраиваться из-за этого она не станет.
К тому же Дукат мог быть вспыльчивым, мог наговорить обидных слов ни за что, но так, как её понимал Дукат, её не понимал почти никто другой.
Он поймёт, конечно, и сейчас.