Связующий браслет

Стежок, ещё стежок – она скоро закончит узор, тёмно-алый хвостик нити вернётся к центру полотна, изогнувшись крутой дугой. Когда-то этот узор казался маленькой Напрем невероятно сложным, под силу лишь немногим избранным, а сейчас… сейчас она даже не смотрит на скользящую в пальцах иглу: куда чаще взгляд возвращается к овальному табло таймера. Дукат скоро вернётся, если, конечно, его ничего не задержит в комцентре. Было бы совсем неплохо, если бы на службе он просидел до утра. С другой стороны, озираться, вздрагивать от каждого шага – только изведёшься понапрасну. Пусть уж придёт поскорее – и она решит, как быть. Ничего страшного, в сущности, вчера не случилось. Она ведь догадывалась, что Дукату быстро надоест играть в благородство и целомудрие и он стребует своё так или иначе. Сухому, резкому приказу она бы подчинилась со всем возможным равнодушием, а на вкрадчивую просьбу не так уж трудно было бы ответить вежливой приторной улыбкой. Но она оказалась совершенно не готова к отчаянной, вспыхнувшей на пустом месте перепалке, настойчивым прикосновениям сухих губ, крепкой хватке на плечах – и жаркому любопытству, смывающему страхи. Пророки, как будто мало того, что она оказалась в странном, нелепом положении любовницы кардассианского гала, так ещё и в голове у неё такая путаница. В медпункте, за работой, меньше одолевают непрошеные мысли. Но сейчас, когда в реальном времени удерживают лишь нитка с иголкой, воспоминания то и дело накатывают – и щёки жаром обдаёт. Это никуда не годится. Надо держать себя в руках, надо думать трезво – и искать любую возможность отделаться от Дуката, вернуться домой. А значит, прежде всего надо очертить границы, обрести контроль… не над Дукатом, конечно. Над собой. Привычка обесцвечивает всё, что угодно. После пары недель – ну, может, месяцев – прикосновения, ласки этого кардассианца будут казаться чем-то обыденным и собой разумеющимся. А до тех пор… ну, она что-нибудь придумает. Интересно, что-то Дукат предпримет сегодня? Наверняка он попытается заполучить её в свою постель ещё раз, доказать, что прошлая ночь не была случайностью. А раз так, надо постараться этого избежать. Не только вам, господин префект, нравятся игры. - Компьютер, свет. Напрем инстинктивно вздрогнула, выпрямилась в кресле, услышав знакомый голос из холла. Расправив полотно на коленках, она склонилась над вышивкой и слегка приподняла голову, когда створки двери распахнулись. - Здравствуй, - пальцы осторожно придержали узелок на изнанке. – Как день прошёл? - Бестолково, как обычно, - он со смешком повёл плечами. – Три часа разбирались с орионской контрабандой. Сначала шерстили капитана транспортника, который провёз на кардассианскую территорию пятьдесят бутылок запрещённого афродизиака. Потом шерстили наших безопасников, которые забрали половину бутылок себе. - В итоге бутылки достались старшему по званию? – усмехнулась Напрем. Надбровные гребни Дуката недоуменно приподнялись: - Мне-то они зачем? Мы с Траксом выбросили их, как положено. Я вообще ни разу этой ерундой не пользовался – ну, кроме одного случая в Академии. - Сохранил бы, вдруг на старости лет понадобится, - слетело у Напрем с языка, и она приложила холодную ладонь ко лбу. Разговор приобретал совершенно нежелательный оборот – её собственными усилиями. - К этому времени срок годности пройдёт сто раз, - рассмеялся Дукат, усаживаясь рядом с ней на софу. – Очень живописный узор, - он заглянул ей через плечо. – Где ты такому научилась? - Да это мама в очередной раз нас с Лисан пыталась к порядку приучить, - усмехнулась Напрем. – Когда мы едва не проломили крышу сарая, она в наказание отправила нас к госпоже Эйми учиться вышиванию. После уроков мы должны были лишний час у неё оставаться и возиться с нитками. Дукат сочувственно наклонил голову: - Бедняжки. - Мы с Лисан перед первым же занятием сговорились, что не будем ничего слушать и госпоже Эйми придётся самой отказаться от нас. Сестра выполнила наш уговор: она так и сидела у окна с видом партизана на допросе, и через пару недель мама и госпожа Эйми освободили её от каторги. - А ты? - А я, видишь ли, увлеклась. Мне так интересны были все эти узоры, картинки – казалось, что я творю волшебство собственными руками. Я потом ещё бегала за госпожой Эйми и просила её показать что-нибудь новое. - Она сама пожалела, поди, что пыталась вас заставить, - серые глаза блеснули весельем. - Лисан даже дулась на меня: мы же договорились, а я вздумала полюбить эту страшную вещь! Но потом в ладоши хлопала, когда я ей юбку расшила. Поднявшись, Напрем повертела в пальцах пушистый кончик косы. - Ты будешь ужинать, Дукат? Я поела уже. - Попозже что-нибудь реплицирую. Я хотел ещё пару раз протестировать охранную программу. Посидишь со мной? Она отступила на шаг, мотнула головой. - Извини, я устала. Пойду к себе. - Хорошо, - Дукат безмятежно кивнул. – Добрых снов, Напрем. Вот так легко он её отпускает? Удивительно. А может, она ему уже и не очень-то нужна? Может, он уже получил всё, что хотел, вчера. По идее, эта мысль должна бы радовать. - Доброй ночи, Дукат, - она направилась к двери. Что ж, по крайней мере, сегодня ей не придётся думать о самоконтроле. Она лежала на воде, запрокинув голову к пустому голубому небу, и нагретые солнцем струи мягко омывали её тело. Наверное, она дома, в той тихой заводи, где они с Лисан так любили рвать жёлтые кувшинчики нилиты. Гибкие стебли сплетались в венки, цветки были золотом для короны. Приподняв голову, Напрем узнала и заводь, и пологий песчаный берег, заросший камышом. Вода, похоже, застоялась: нилиты здесь было куда больше, чем раньше. К ней уже не надо пробираться по мелководью, тянуться. Самой реки не видно за зелёным ковром. Напрем вновь откинулась на спину, чувствуя, как тонкие стебли льнут к ногам, щекотно скользят под коленками. Что-то влажное, прохладное коснулось плеча, отводя пряди волос от шеи. Мягкая, но прочная травяная сеть накрыла запястья, потянулась выше, к локтям. Вырываться не хотелось. Бояться ей было нечего, это ведь её дом, её речка, хорошо знакомые ей цветы... Вода обволакивала невесомой лаской, и шероховатые стебли всё настойчивее касались груди, сжимая, поглаживая. И там, внизу – запретное и властное прикосновение, будоражащее жаром, от которого хочется сбежать, закрыться, но травяные путы держат крепко, и остаётся только выгибаться, беззвучно просить ещё и ещё… Она всё-таки застонала в голос, голова соскользнула с подушки в марево водорослей. Горячие губы прижались к её губам, она протянула руку, прижимая к себе свой морок, соткавшийся из водных глубин, травы и зноя. Небо растекалось, таяло в сером потолке каюты, острое удовольствие захлёстывало от каждого движения, пальцы стискивали твёрдый гребень на плече. Рваное дыхание над ухом сливалось с толчками пульса. Сквозь пелену, застилающую взгляд, сквозь неё смотрели шальные от восторга серые глаза. …В голове было пусто, легко, и тело ещё не отпустила дрожь облегчения. Дукат обнимал её под грудью, и затылком она чувствовала его тёплое дыхание. - Надо полагать, это в кардассианской манере? – слегка загнанным голосом осведомилась она. – Подкрадываться к спящему, не способному оказать сопротивление. - Разумеется, - отозвался Дукат довольным тоном. – Главное – выбрать подходящий момент. Мне казалось, ты вчера была не в настроении. - Наоборот, - вздохнула она. – Вчера я твёрдо знала, как вести себя с тобой, а сегодня… сегодня у меня не было никакой возможности собраться с мыслями! - Так и было задумано, - он со смехом поцеловал её плечо. – Иногда мысли – это лишнее. Рассмеявшись в ответ, Напрем удобнее свернулась под одеялом. С Дукатом очень удобно лежать, и говорить ерунду, и дремать... надо этим пользоваться. А потом – потом она обязательно что-нибудь придумает.