Не сегодня

Полтора часа полета казались ему вечностью. С беспрерывно болтающей Хлоей и возмущенным состоянием сына отцом. «Какого черта ты опять пьян?!» — слышал он ровно сорок шесть раз. «Чтобы это было в последний раз!» — семнадцать. Адриан считал. — Увижу рядом с баром, найму второго ассистента, ударить тебя по носу которому не составит труда, — цедил сквозь зубы отец. Пусть и формулировка была другой, Адриан уже приписал ему восемнадцатое место. И все это говорил не только Габриэль. Его состоянием были возмущены чуть ли не все модели, глядящие искоса. Агрессивно и озлобленно. А в лицо улыбающиеся. Чертовски фальшиво — именно таким было его окружение. К черту их. Они ничего не понимают. Поэтому когда голос пилота провозгласил об удачной посадке, Адриан сорвался с места, дико радуясь тому, что до окончания дня совершенно свободен. Отец всегда делает все заранее, поэтому они прибыли в Италию на день раньше запланированного показа. Сейчас это не могло не радовать. У него есть возможность насладиться итальянской едой и девушками. Или же завалиться в номер и проспать весь этот чертов день. И что же ты выберешь, Агрест? Второе, разумеется. Навернувшись у входа в свой номер, он заторможенно обнаружил, что не попробовал на вкус светлый ковер. Чудом удержавшись на весу (если так можно было назвать Маринетт, пыхтевшую у его плеча), Адриан надсадно рассмеялся. Эта девушка невероятно раздражала. Просто тем, что находилась рядом и будет находиться еще чертову кучу времени. Тем, что благодаря ей ему придется быть трезвым и ощущать всю гребаную необходимость в том, чтобы поддерживать разговор с кем-либо, улыбаться, ходить, осознанно мыслить. Необходимость в том, чтобы жить. Прочувствует всю эту ненависть по отношению к себе кожей. Каждую минуту. Чертова Маринетт. Чертов отец. Презирает их. Всех. — Кто бы еще шутил по поводу лишнего веса, — надрывно пищит брюнетка, толкая его в сторону кровати. — По крайней мере, я не поправлюсь за эти месяцы, — в самом деле, нельзя ведь было промолчать, не сказав в ответ очередную глупость. Он не может позволить, чтобы последнее слово опять оказалось за ней. Буквально швырнув его ватное тело, она закатила глаза. На секунду Адриану стало не по себе от того, в каком неловком положении он оказался: девушка практически нависала над ним, лежащем на кровати, выглядя при этом слишком уверенно. И блондин не мог сказать, что ему не понравилось это зрелище. Во всяком случае, до того, как она открыла рот: — Вы правы. Можете дальше искать плюсы в этой ситуации. Он усмехается, проведя ладонью по волосам. — А знаешь, какой главный? В конце тура я буду выглядеть намного лучше тебя. Она смотрит на него ты-полный-ублюдок взглядом. Что ж, он полностью согласен с ней.

***

Не хочет больше ничего чувствовать. Он, черт возьми, устал от этого, пусть и находился в трезвом состоянии каких-то полчаса. Осознание собственной никчемности ударило в голову не слабее похмелья. Виски гудели, заставляя стонать от беспомощности. —Что за хрень, мам? Почему ты сказала мне о том, что умираешь, только сейчас?! — Не выражайся, Адриан! Слезы на ее бледном лице стали уже неотъемлемой частью. Дрожь. Он дрожит вместе с ней, непонятно от чего. Пропускает судорогу через себя, принимая. Воспоминания о матери заставляли стонать еще сильнее. Они вновь в его голове. Она там постоянно. Сейчас мама была так далеко. С тех пор, как Агрест рискнул побывать на кладбище, ему хотелось возвращаться туда снова и снова. Не уходить вовсе, ибо только там ее присутствие рядом было настолько ощутимо, что становилось почти материальным. Почти. Адриан еще не сошел с ума, однако чересчур близок к этому. «Мам, почему твой сын настолько жалок?» Оглядывается в поисках Маринетт, с отвращением находя ее рядом с Натаниэлем и еще какой-то моделью. Не смотря на то, какой назойливой и раздражающей по своей натуре она была, невероятно странным образом умудрилась подружиться с большей частью гримеров и моделей, включая этого гребаного ассистента. Не то, чтобы его это волновало, однако если же Маринетт смогла наладить контакт с другими людьми, то значит конфликтует она только с ним. У Адриана не возникло бы вопросов, держась девушка в стороне ото всех. Холодно относиться к окружающим, избегать общения с людьми — вот, что чертова Дюпен-Чен должна делать. Исходя чисто из того, как ведет она себя с Агрестом. «И что же, черт возьми, со мной не так? Когда я успел заслужить ненависть Маринетт?» Это он должен ее ненавидеть. Ведь это она настоящая заноза в заднице. Она нетерпеливо будит его, проливая воду на лицо, ибо видите ли не смогла достучаться по-другому. Это она приносит отвратительную еду на завтрак и оповещает о чертовски загруженном расписании. Он пережил лишь одно утро. Осталось еще около ста. И тем не менее, брюнетка умудряется строить из себя жертву. Конечно, находиться рядом с ним так утомительно, невыносимо — все это написано на ее смазливом лице: — Через пять минут приедет такси и отвезет Вас на показ. Вы должны поторопиться, если хотите появиться там в соответствующем виде, — и это постоянное обращение на «вы», словно между ними не год разница, а лет двадцать. — Я всегда соответствующе выгляжу. — В таком случае, Вам стоит посмотреться в зеркало. — Твои волосы тоже так просят об этом, Дюпен-Чен. Чаще всего это заканчивалось взглядами, наполненными яростью и хлопками дверью. И, кажется, его это вполне устраивало, пока он не увидел девушку с другой стороны. Маринетт смеется. Не напыщенно и фальшиво, как смеется Хлоя при виде красивых и богатых парней. Не так, будто пытается понравиться кому-то, а просто смеется. Искренне и надрывно, задирая голову назад. А рыжик выглядит так горделиво, словно умудрился сказать что-то потрясающее. Из них двоих — он единственный, кто пытается понравиться. Сейчас же Адриан пытается придумать оправдание тому, почему пялится в их сторону уже чертова кучу времени. Озирается, отвернувшись в противоположную: Хлоя кричит на гримера за то, что тот нанес на ее лицо слишком бледные румяна, которые при этом еще и не подчеркивали скулы. Отвращенно кривится, желая уйти отсюда вовсе, ведь у него еще полчаса до начала показа. — Агрест, ты куда собрался? — требовательный голос со спины. — Курить, — на выдохе отвечает блондин, даже не пытаясь определить кто это. Слишком. Много. Людей. Плевать. Не использует капсулу, затягивается, закрыв глаза в ожидании надсадного спокойствия, расслабляющего плечи и спину. Вновь вспоминает о маме, раздраженно прикусив губу. Чертово время никогда не лечило его, ибо спустя два года самобичевание и вечный самоанализ только усиливались. Ненависть к самому себе становилась ярче, и ничего не могло это остановить. Не отец, почти не глядящий на него без отвращенно скривившихся губ. Не Хлоя, которая, видимо, до сих пор не выросла со времен старшей школы. Не Нино, постоянно повторяющий «Ты не видишь ничего вокруг, кроме себя» и еще гребаная куча этих «не». Адриану просто хочется сбежать. Не думать, ибо практически все занято одним и тем же. Уничтожающими изнутри, давящими на сознание мыслями, от которых невозможно спрятаться трезвым. К сожалению. Поэтому приходится давиться виски, или же коньяком, без разницы. Главное — отключить мозг. Возле дверей черного выхода появляется Дюпен-Чен. В самом деле, постоянно рядом, качественно выполняя свою работу. Демонстративно морщится, отворачиваясь от девушки. Как от нее избавиться? — Ищешь новый повод пожаловаться моему папочке? Спокойно работать уже надоело? — Это не входит в мои обязанности, — практически видит, как она складывает руки на груди, как бы защищаясь внешней угрозой. Как хмурит брови, глядя ему в спину. Не смотрит на него иначе. Не скрывая этого, одним видом давая понять, что он ведет себя как придурок. — Да что ты? — Я всего лишь проверяю вас на количество промилле. Сигареты к этому не относятся. Ну хоть это радовало. — Тогда какого черта ты выперлась? Нравится моя компания? — поворачивается, потушив сигарету. Она удивленно приоткрывает рот, выглядя при этом растерянно, что чертовски сильно поражает Адриана. Почему она не прячет от него свои эмоции? То, что она чувствовала так легко читалось на ее лице. Что ж, актриса из нее никакая. Адриан уже успел отвыкнуть от этого. — Мсье Агрест звал вас, — невнятно выдавливает, разворачиваясь на каблуках, словно коря себя за то, что забыла об этом. Адриан шокировано озирается. Она действительно не пряталась: чувствует отвращение — кривит губы и хмурит брови. Радость — смеется, или же улыбается. Говорит то, что в самом деле думает. До одури глупо и уязвимо. Особенно в окружении моделей и остальных связей в индустрии моды. Здесь таких нет. Она выделялась одной своей внешностью, сейчас же он осознал, что она была совершенно другой. Не пытается подлизаться, что делают здесь абсолютно все. Даже если им не нравится человек (а он уверен, что сейчас много кому не нравится). Это качество в ней — единственное, что вызывало уважение.