Обыкновенные выходные

После ночи кошмарной Долго в себя приходила, Распрощаться с деньгами Не хотелось — жаба душила. Все варианты перебрала, Издумала всё, но выход нашла. Чего только в голову не взбредёт: Ирина в поход коллег поведёт! Да, да, сама коллег поведёт В этот безумно-весёлый поход. А что вам не нравится, господа? Вы хоть бываете там иногда? В профком обратилась Ирина, Обрисовав там похода картину. Попросила профсоюзного Бога Дать немного деньжат на расходы. Конечно, Ирине не отказали. Немного, но денежек дали. Но, взамен, как бы в зачёт, Попросили для стенда фотоотчёт. Фотоотчёт? Совсем ерунда! Тут что ни турист, то Мега-звезда. И ЭТА, и ЭТОТ, и даже вон ТОТ! Будет шикарный вам фотоотчёт! Ну, НЕОТЛОЖКА, готова дерзать? Вы только завтра не смейте проспать! Командою дружной идёте в поход! Нужен нам яркий фотоотчёт!!!

I

      Вставай, mon ami, вставай, — Олег Михайлович поставил поднос с чашкой какао на прикроватную тумбочку и медленно стянул одеяло с кровати — надо было срочно будить Марину Владимировну, они уже опаздывали. — У-у-у-у! — сонно сказала Марина Владимировна, мертвой хваткой вцепившись в край пододеяльника, — Не хочу. Давай не поедем? — Надо! — вздохнул Олег Михайлович, который и сам не был большим поклонником столь ранних подъемов в выходной день, — Куликовы ждут. И Павлова. — А роза-то где? — продрав, наконец, глаза от восхитительного шоколадного аромата, мгновенно распространившегося по комнате, и наткнувшись взглядом на чашку, строго вопросила Марина Владимировна. — Ну, знаешь! — притворно возмутился Олег Михайлович, — Сильно-то не гуляй! Вставай, давай! — А роза-то где? — повторил без укора. — А роза упала на лапу Азора… — Сережа! Сережа, ты спички положил? А кастрюльку? А теплые носки? — взлохмаченная, как венгерская овчарка, Ольга, в распахнутом настежь халате металась по квартире и хаотично бросала вещи в большой зеленый походный рюкзак. Сережа, он же Сергей Анатольевич, досматривал сон и бормотал что-то невнятное. Во сне Сергей Анатольевич осуществлял путешествие по райским кущам с какой-то молодой, грудастой блондинкой. Поэтому просыпаться, чтобы наяву осуществить путешествие по лесам Подмосковья с немолодой Ольгой ему совсем не хотелось. Да, не хотелось ему просыпаться. С грудастой блондинкой хотелось валяться. Вот так бы лежал, не просыпался И с этой блондинкой весь день наслаждался Но Оля сказала, что надо вставать… И о блондинках негоже мечтать!       Виктория Львовна только что вышла из душа в шелковом легком халатике и теперь, почтительно присев на корточки перед холодильником, засовывала вытянутые руки в морозильную камеру. Так Виктория Львовна сушила лак на ногтях. Серьезный взгляд Виктории Львовны был устремлен в сторону прихожей, где на видном месте стояли стильные босоножки небывалой красоты на десятисантиметровом, устойчивом каблуке и симпатичные балетки с розовыми бантиками — без всякого намека на каблуки.       Виктории Львовне в ближайшие двадцать пять минут нужно было сделать непростой, можно сказать, судьбоносный выбор. Что лучше надеть: босоножки или балетки. Да, выбор, мадам, у тебя непростой. Он судьбоносный, выбор такой! Виктория Львовна, поторопись И с выбором обуви определись! Коллеги же ждут, и читатели ждут… Осталось каких-то двадцать минут… Ну, если наденешь свои босоножки, Сломаешь каблук, изранишь все ножки. Балетки наденешь — пятку намнёшь, Красот не увидишь и всё проклянёшь.       Ирина Алексеевна, что-то напевая себе под нос, методично вычеркивала красным маркером из длинного списка все, что она уже уложила в свой рюкзак. Ирина Алексеевна была полностью экипирована и готова к выезду на природу. Собственно, идея выезда ей и принадлежала. Надо же было как-то реабилитироваться в глазах коллег, смотревших волками, после того, как она одним махом получила аж две премии на прошедшем неделю назад концерте. Нет, в справедливости распределения денег она ни на минуту не усомнилась, но бунт и волнения в коллективе были совершенно ни к чему и подрывали стабильность функционирования отделения. А за это можно было сильно схлопотать от Давида Гурамовича. И не очередную премию, ясное дело, а строгий выговор.       Поэтому Ирина Алексеевна решила, что неформальная обстановка в виде палатки, костра и песен под гитару позволит вновь сблизиться с вверенным ей в руководство коллективом на необходимое для нормальной работы расстояние. Так, в выходные, лучшим врачам отделения предлагалось пойти в двухдневный поход: на лодках через Клязьминское водохранилище (лодки обещал предоставить бывший пациент Олега Михайловича, владелец сети лодочных станций) к истокам реки Клязьмы.* Настроение у Ирины Алексеевны в столь ранний час было превосходным, путешествие обещало быть интересным и увлекательным, к тому же, давало возможность вспомнить бурную молодость, когда она с однокурсниками и бывшим теперь уже мужем выдвигалась в такие мини-походы практически каждые выходные. Сколько они тогда объездили, обошли и облазили — словами не передать! Призадумалась Ирина, вспомнила былое… Куролесила когда-то. Время молодое! Щёки вспыхнули рябиной: вспомнила такое! Что самой неловко стало.Ну, время молодое! Зароманила Ирина с Колей-Николаем, Просто подошёл сказав: «Может, погуляем?» Коля — парень хоть-куда: чубчик, плечи, рост. Обходителен парниша и в общеньи прост. Ира долго не ломалась. Что греха таить: Ей хотелось и мечталось с Колей побродить. Вот однажды забрели в гущу леса прямо, И сорвал он поцелуй, хоть была упряма. Но потом сама дарила поцелуи жадные. И друг к другу прижимались их фигуры ладные… А потом так увлеклись в близости интимной, Что невольно оказались в куче муравьиной. Ладно, муравьи хоть спали сном тем непробудным. Отвязаться-то от них было б очень трудно… Ну, чего тут вспоминать, было дело, было… Как любила и любил, ты не позабыла…       Юрий Михайлович меланхолично перебирал струны гуслей, так и не водруженных на антресоли после знаменательного концерта. — Ехать или не ехать? — размышлял прищурившийся Юрий Михайлович, созерцающий мелкий дождь за окном, пока его теща бодро паковала палки копченой колбасы и прочую необходимую снедь. Жена Юрия Михайловича уехала неделю назад отдыхать в Турцию, а теща так устала готовить завтраки-ужины и гладить рубашки зятю, что с удовольствием выпроводила бы его даже на Северный или Южный полюс в экспедицию. Месяца на три-четыре. Два дня, конечно, не полгода, но тоже возможность отдохнуть. Словом, теща была за поездку всеми конечностями, включая длинный, не в меру любопытный нос, поэтому Юрий Михайлович, скрепя сердце, решил, что надо ехать. К тому же, Викуся, вроде как, тоже собиралась хлебнуть походной жизни. Всё не со старой, сварливой каргой в тесной двушке два выходных дня проводить. Этим походом Шейнман не грезил. Что он, в походы что ли не ездил? Но Юрика теща уже притомила, Да и Викуся у-го-во-ри-ла.       Александра Алексеевна сразу решила, что они не едут. — Что за удовольствие бегать по уши в грязи по лесу и не пойми чем питаться? — сварливо спросила Александра Алексеевна у Константина Германовича, и он, подумав и тщательно взвесив все «за» и «против», нехотя с ней согласился. Но, в последний момент, Константину Германовичу попала под хвост какая-то вожжа. Ни слова не говоря, в пять утра он оперативно собрал рюкзак, чем поверг нежащуюся на новых шелковых простынях Александру Алексеевну в крайнюю степень недоумения. — Костя, что с тобой? Кость? — не на шутку взволновалась Александра Алексеевна, вынужденная покинуть теплую, уютную кровать. — Ты едешь со мной или нет? — резко затормозив посреди комнаты, спросил Константин Германович, судорожно сжимая в руках охапку трусов и носков, столь необходимых каждому туристу. — Кость, ну мы же обо всем договорились уже, — медленно, растягивая каждое слово, ответила Александра Алексеевна, — Ложись спать… А хочешь, хочешь, я тебе кофе сделаю? А днем мы с тобой сходим куда-нибудь? В кино… Или в музей. — Просто скажи, да или нет? Александра Алексеевна каким-то шестым чувством поняла, что Константин Германович настроен весьма решительно, поэтому лучше согласиться и потерпеть два дня, чем два часа сейчас объяснять, почему нет, а потом окончательно разругаться. Саша, тебе спорить с ним не резон… Соглашайся, Костя щедрым бывает… И тебе отстегнёт он тот миллион… Даже если сам пострадает. — Да, — нехотя согласилась Александра Алексеевна и неспешно стала складывать вещи, необходимые, на ее взгляд, в походе.

II

      Под моросящим холодным, хоть и летним, дождем рюкзаки были споро выгружены из багажников, машины оставлены на стоянке около лодочной станции, а по-утреннему бодрые и полные сил начинающие туристы, стараниями друга Олега Михайловича — Палыча щедро накормленные на завтрак ухой и жареной, свежевыловленной рыбкой, самозабвенно препирались на предмет того, кто потащит сумку с девятиместной туристической палаткой, оформленной Палычем по всем правилам под залог в пять тысяч рублей на руководителя группы (самоназначенного, естественно) то есть на Ирину Алексеевну. Пять тысяч рублей под залог! Сумма, прям скажем, немалая! Кто заплатить бы здесь смог? Ирина заплатит! Не жадная! Тащить ее до лодки нужно было метров двести, но спор вышел нешуточный: тратить силы раньше времени никому не хотелось. — У меня маникюр! — важно сообщила Виктория Львовна и продемонстрировала всем ярко-красный лак на в меру длинных, правильной формы, ноготках. — У меня, сами понимаете… — развела руками Марина Владимировна, невольно демонстрируя не сильно пока еще и заметную, но крайне уважительную причину временной негрузоподъемности. — Дома сидеть надо было, а не по лесам прыгать! — съехидничала бывшая подруга Александра Алексеевна на правах специалиста. — Что? — огрызнулась Марина Владимировна, озираясь по сторонам в поисках Олега Михайловича. Он что-то увлеченно обсуждал с Сергеем Анатольевичем и Константином Германовичем, стоя у воды, экспрессивно размахивая руками и пиная в деревянный бок большую лодку, привязанную к колышкам самодельного причала. Хитрый Юрий Михайлович отошел в сторонку под навес, чтобы не вымокнуть окончательно и не участвовать в ненужных разборках. — Так! — скомандовала Ирина Алексеевна, не дожидаясь, пока ее подчиненные подерутся, — Пусть тогда мужчины несут по очереди — дуги, например, Сергей Анатольевич, а тенты и пол — Олег Михайлович. — У него зрение! — встревоженным голосом напомнила, на всякий случай, Марина Владимировна, — Ему нежелательно тяжести таскать! — А почему сразу Сергей Анатольевич? Он что, ишак, что ли? Чуть что, сразу он! — возмутилась Ольга. — Тогда Константин… — быстро сориентировалась Ирина Алексеевна, морщась от Ольгиных громогласных причитаний, — Германович! — бросив мимолетный взгляд на скривившуюся от недовольства Александру Алексеевну, помедлив, добавила она, — И Юрий Михайлович. — Отлично! — «восхитилась» Александра Алексеевна, — Нашли крайнего! Как всегда! — У Юрия Михайловича радикулит! — встряла с ценными сведениями Викуся, пытаясь отмазать все еще потенциального кавалера от почетной обязанности тащить на горбу пуд ненужных тряпок и алюминия. Мало ли что. Может, Юрию Михайловичу ее, Викусю то есть, вдруг тащить придется. Она уже новыми балетками натерла нехилую мозоль, а дальше-то только хуже будет. Всё же выбрала балетки, Надо было кеды в клетку. Если б старших слушалась, Ты бы меньше мучилась.  — Барышни, вы так орете, всех чаек уже распугали! — проинформировал дам Олег Михайлович, без видимых усилий подхватил рюкзак с палаткой и понес его к лодке. — Ну, вот, всего и делов-то! — подытожила довольная разрешившимся, наконец, конфликтом Ирина Алексеевна, обводя взглядом, полным превосходства, окруживших ее женщин. — А потом ее кто потащит? — невзначай поинтересовалась Ольга, отряхивая ветровку от больших, как ягоды спелой смородины, дождевых капель. — Потом, будет потом! — философски изрекла Викуся, попеременно подпрыгивающая то на одной, то на другой ноге, чтобы не замерзнуть. Что, замёрзла, Вика Львовна? Ну, никто не виноват! Ты же знаешь, что мозоли — Это хуже, чем шпагат! — Прошу! — галантно махнул в сторону двух больших, пузатых лодок Константин Германович, приглашая женщин занимать места. Юрий Михайлович с Сергеем Анатольевичем распихивали под сиденья два последних рюкзака, Олег Михайлович щедро поливал водой уключины, чтобы они не скрипели противно при гребле. Константин бурчал, что его не допустили на весла: почетную роль мотора водного транспортного средства взяли на себя Олег Михайлович и Юрий Михайлович. Ирина Алексеевна, неловко, на трясущихся ногах, доковылявшая до кормы и турнувшая оттуда Викусю, блаженно подставляющую бледную мордашку появившемуся из-за туч солнцу, взяла на себя роль командира судна, хотя ее об этом никто и не просил. — Ну, поехали! — громко откашлявшись, сипло, как старый морской волк, скомандовала Ирина Алексеевна и две лодки, держа дистанцию, друг за другом отправились в путь — на другой берег водохранилища. Ветер по воде гуляет, Лодки лихо подгоняет. Солнце с облаками спорит И приятный день готовит. — И погода, вроде как, налаживается! — мечтательно протянула с кормы Ирина Алексеевна, стягивая ветровку, в надежде, что бледные руки загорят под крайне дефицитным нынче подмосковным солнцем. Соляриев и прочей ультрафиолетовой чертовщины сторонница всего природного и естественного, она решительно не признавала. Олег Михайлович, занятый веслами, никак на столь ценное замечание не отреагировал, Марина Владимировна выразительно хмыкнула, а Виктория Львовна, восседающая в носовой части лодки, нацепила солнцезащитные очки, закрывающие пол-лица и пристально разглядывала подрагивающую макушку Юрия Михайловича, несинхронно и как-то нервно работающего веслами. Почему же макушка Юры так вздрагивает? Может быть, от того, что Вика её разглядывает? Разглядывает, привораживает-привораживает. От такого внимания макушка и вздрагивает… Нет, нет, не по этой причине, друзья! Здесь причина другая, говорим не тая.       Надо сказать, что макушка Юрия Михайловича подрагивала не просто так. Все дело в том, что Ольга в поисках бутербродов, которые она приготовила Сергею Анатольевичу для перекуса, перепутала рюкзаки и с ужасом обнаружила, что обещание не пить со стороны мужа было только обещанием. Потому как Юрий Михайлович-то ничего никому не обещал и затарился по полной. А разгневанная донельзя Ольга, не разобравшись как следует в ситуации, но смертельно обидевшись на мужа взяла и легким взмахом одной руки вышвырнула весь тяжелый десятикилограммовый рюкзак Юрия Михайловича, набитый, помимо всего прочего, коньяком и виски, в набежавшую волну. То есть за борт. Камнем ко дну поспешил тот рюкзак. Все дружно вскрикнули: «Как это так?» Всё самое вкусное в том рюкзаке… Зато побредёте теперь налегке…       Таким образом, вся компания вмиг лишилась львиной доли провизии (Юрий Михайлович был негласно назначен Ириной Алексеевной завхозом), а Юрий Михайлович, к тому же, лишился еще запасной одежды и обуви, посуды и прочих необходимых в каждом походе мелочей. — Не доверяйте деве юной весло, рюкзак и спасжилет!** — обозначил свою позицию по данному вопросу Олег Михайлович, как раз в тот самый момент, когда напросившаяся посидеть рядом и помочь Викуся загляделась то ли на красоты приближающегося берега, покрытого лесом, то ли на красного от злости, громко матерящегося Юрия Михайловича в соседней лодке и случайно уронила весло в воду. — Вы что?! С ума сошли, что ли?! — заорала с кормы прикорнувшая было, к вящему удовольствию Олега Михайловича, уставшего уже от ее бесконечных советов, как правильно грести, куда грести и зачем грести, Ирина Алексеевна. — Ничего, ничего! — успокоил Олег Михайлович, — Не страшно, сейчас достанем! — И пока он крутился и изворачивался в попытке выловить одно весло из воды, Ирина Алексеевна, руководившая операцией по спасению выпавшей запчасти, случайно задела лопасть второго, и оно тоже стремительно вывалилось из уключины и плюхнулось в воду. — Ё-моё! — сказал Олег Михайлович, только что с трудом выудивший первое весло. Сказал, оглядел по очереди критическим взором всех женщин в лодке, сделал, очевидно, какие-то важные выводы и полез за вторым. — Брагин, ты только не ругайся! — на всякий случай попросила Марина Владимировна, бросив сочувственный взгляд на растерявшуюся от испепеляющего взгляда Олега Михайловича, Ирину Алексеевну. — Не буду! — буркнул ее крайне недовольный муж, оценивая расстояние между лодками. Он не ругался, но всё ж, про себя, Прошёлся по буквам от «Ха» и до «Я».       Олег Михайлович с Юрием Михайловичем перед отплытием заключили пари: кто быстрее прибудет к берегу, тому полагается самая дорогая бутылка виски, прихваченная Юрием Михайловичем. И пить ее можно будет как душе угодно: хоть в одно горло, хоть в восемь. И теперь Олег Михайлович переживал, что безнадежно отстал и проиграет. А предусмотрительный Юрий Михайлович вряд ли расщедрится до такой степени, чтобы угощать всех элитным алкоголем тридцатилетней выдержки. Уверены, Брагин, не проиграешь! Пусть даже отстал ты на этом пути. Юру догонишь, не опоздаешь, Чтобы нос к носу вместе прийти!       Прибыли одновременно. Рюкзаки выгрузили, лодку сдали. Дальше маршрут пролегал по тенистой лесной тропе, что было с одной стороны неплохо, так как солнце окончательно отвоевало у туч и дождя свое право посиять на небосводе и теперь нещадно палило все, что попадало в поле его видимости. В том числе и незадачливых туристов, часть из которых собиралась в крайней спешке, поэтому про головные уборы начисто забыла. С другой стороны это было ужасно, потому что в лесу роем кружили комары. Лес шумит, комар визжит, Визга не стесняется. И в предчувствии жары На лицо слетается. Этих лиц аж девять штук Налетай, ребятаааааааа! Лишь бы не включился вдруг Враг наш — фумигатор! — Большие какие! — отмахиваясь от назойливых насекомых, констатировала Ирина Алексеевна. — У меня есть фумигатор! — поделилась радостью Викуся, прихрамывая на одну ногу, растертую новой обувью до крови, и изумляясь мысленно, что никто, кроме нее не догадался взять средство от комаров. — И куда ты его будешь включать? — вежливо и снисходительно поинтересовался Юрий Михайлович, соорудивший себе панамку из клетчатого носового платка. — Брагину можно в задницу воткнуть! — негромко, но так, чтобы слышал Константин Германович, с ехидцей предложила Александра Алексеевна, — Это же он у нас вечный двигатель! — А не пора ли нам подкрепиться? — заорал откуда-то из кустов у реки Олег Михайлович, который бежал впереди всех и, при этом тащил на себе больше всех вещей. — Время обеденное, — пожала плечами Ирина Алексеевна, — Можно и поесть! Я не против. Юрий Михайлович, что у нас там на обед будет? Командуйте! — Ничего не будет! — буркнул Юрий Михайлович, — Все утонуло! Осталась только каша, горох и тушенка. В животе-то как урчит жалобно и звонко! Хорошо что есть у нас каша и тушенка! И горошек тоже есть к той тушенке с кашей. Это вкусная еда для желудков наших! УРА! Тушенка будет, и каша, и горох! Туристический обед окажется не плох! — Так это же самое то, что нужно в походе! — живо подхватилась Ирина Алексеевна, пропустив мимо ушей информацию о безвозвратно утраченных колбасе, сыре и свежих овощах, — Сейчас нам дежурные девочки все приготовят, и будем обедать! — кивнув в сторону Ольги и Марины Владимировны, неспешно прогуливающихся по поляне и собирающих редкие, полузеленые еще, ягодки земляники, постановила она. Викуся, оперевшись спиной на шероховатый ствол сосны с каплями медовой росы, изучала свою многострадальную мозоль, Александра Алексеевна за другой сосной целовалась с Константином Германовичем, Олег Михайлович на пару с Сергеем Анатольевичем старательно расчищали место для будущего костра, а Юрий Михайлович, прихватив пятилитровый баллон отбыл куда-то в поисках чистой, родниковой водицы. Нашли нам кухарок? Что та, что другая Работать на кухне совсем не мечтают. Ну, ладно бы только для мужа стараться: Картошки нажарить, да супчик сварить. А тут им придётся так напрягаться, Чтоб вкусно и сытно коллег накормить. — Я не умею готовить! — отчаянно засопротивлялась Ольга, когда ее поставили перед костром, вручили котелок с водой, две упаковки гречневой каши, две банки тушенки и сообщили, что через сорок минут все ждут вкусный, сытный обед из трех, как минимум, блюд. — Можно подумать, я умею! — отобрав у Ольги банку с тушенкой и безуспешно пытаясь отыскать на ней срок годности, трагически сообщила Марина Владимировна, не теряющая, впрочем, надежды на интернет в телефоне, который помог бы найти какой-нибудь рецепт для предложенного набора продуктов. Но интернет в лесу не ловил, поэтому «дежурные девочки», как окрестила их Ирина Алексеевна, постояв у костра и посовещавшись решились на импровизацию. Результат импровизации, а, точнее, месиво светло коричневого цвета, булькающее в котле, не вызвало бы аппетита даже у людоеда. — Может, соли добавить? — озадачилась Ольга, так и не рискнув попробовать то, что они наготовили. — Можно! — решительно согласилась Марина Владимировна, привыкшая быстро принимать решения и тут же воплощать их в жизнь. В котел полетело грамм триста соли. — Может, масла? Подсолнечного? — неуверенно предложила Ольга, наблюдая за шкворчащим неаппетитным варевом. — Можно! — решительно согласилась Марина Владимировна, и в котел было добавлено полбутылки весьма странно пахнувшего масла, изъятого из сумки Константина Германовича.       Странность запаха Марина Владимировна списала на подводившее ее в последнее время, изменившееся, обоняние, а Ольга — на собственный голод. С голоду чего-только не почудится. Константин же Германович был всецело поглощен общением с Александрой Алексеевной, поэтому своевременно внести ясность в отношении столь ценного продукта никак не мог. — Как дела? — подлетел к котлу голодный, как дикий зверь, Олег Михайлович, и, зачерпнув половником результат неимоверных усилий супруги друга и своей собственной осознал, что вопрос был риторическим. Смесь переваренной тушенки, гречки, соли и машинного масла даже такому неприхотливому в бытовом плане организму, каковым обладал Олег Михайлович, переварить было не под силу. Нет тушенки, каши нет! И пропал, считай, обед! На горох тут вся надежда, Кулинарные невежды!!! — Если женщина в двадцать лет выходит замуж, к сорока она умеет все и даже больше! — помешивая аппетитно пахнущее варево из гороха ворчливым голосом поучала Ирина Алексеевна двух горе-поварих, недавно вступивших в брак, и примкнувшую к ним из интереса и солидарности Викусю. Викусю ждало дежурство вечером, поэтому она перенимала опыт у старших товарищей, а пристыженные Ольга с Мариной Владимировной бормотали что-то в свое оправдание про пароварки, микроволновки и недостаток времени из-за работы. Обеим вдруг вспомнилась Михалёва, Вот уж кто повариха — от Бога! Она бы набУхала всякой приправы И накормила бы эту ораву. — Ножик есть у кого-нибудь? У кого-нибудь есть нормальный нож, черт подери?! — вопрошал злой Сергей Анатольевич, которому поручили нарезать хлеб, а никаких ножей, кроме пластиковых, ни у кого не было, хлеб ими не резался, а только крошился, крошки же мгновенно подбирали муравьи, лишая Сергея Анатольевича надежды хотя бы на минимальный обеденный рацион в виде мягкой горбушки. — Ножа нет! — загадочно прошептал невесть откуда взявшийся Олег Михайлович, — Зато есть… скальпель! Держи! Скальпель — товарищ, друг наш и брат! Скальпелю этому каждый был рад. Скальпелю оду они бы сложили, Если б удачно поход завершили.       Ирине же Алексеевне пришлось закатать рукава и самой готовить на всю эту туристическую ораву. Потому как Константин Германович быстренько определил виновного во всем случившемся безобразии. И этим виновным, точнее, виновной, по всему, выходила исключительно Ирина Алексеевна, вытащившая всех на природу, вместо того, чтобы вытащить их, скажем, в театр или консерваторию. В музей, на худой конец. Ну, зачем тебе театр? Ну, зачем тебе музей? Лучше на природе дикой ты душою молодей. — Ой! — кокетливо охнул Юрий Михайлович, с аппетитом уплетавший из алюминиевой миски, позаимствованной у Кости, приготовленную Ириной Алексеевной гороховую похлебку, — А на Вас, Саша, кажется, клещ упал! — Где?! — как ужаленная интенсивно завертелась Александра Алексеевна, едва не выбив из рук Юрия Михайловича плошку с едой. Клещ на Сашу приземлился, И почти что в кожу впился. Только клещ тот пожалел: Не на ту красотку сел… И орать — кричать не надо, Дурочка картонная! Это же всего лишь клещ, А не чума бубонная! Ты, Сашуля, не кричи! Тут с тобой одни врачи. — Сейчас мы его вытащим! В целости и сохранности! В баночку положим! На исследование на энцефалитик завтра вечером отправим! — присюсюкивал Юрий Михайлович, аккуратно извлекая клеща. — А он не задохнется? В баночке-то? — проявила человеческое участие к изъятому клещу Виктория Львовна. — Не хватало еще о клещах волноваться! — не на шутку разозлилась Александра Алексеевна, не делавшая никогда прививок от энцефалита. — Правильно, между прочим, беспокоится! — заступился за Викусю Юрий Михайлович, — В лабораторию только живых клещей на экспертизу принимают! — Надо его чем-нибудь накормить, чтоб не помер раньше времени! — с умным видом предложил Олег Михайлович, ловко уворачиваясь от воспитательного подзатыльника Марины Владимировны. Нет, клеща вы не кормите, Лучше водкой напоите. Будет он от радости В целости — сохранности. — Такое ощущение, что всех только этот злосчастный клещ и интересует теперь! — психанула Александра Алексеевна и, расположившись под молоденькой осинкой, обреченно обхватила колени руками. — Сейчас же еще один упадет! — хихикнул не слишком чувствительный к чужому горю Сергей Анатольевич, чем окончательно довел Александру Алексеевну до бешенства.

III

      Становилось прохладно, вечер вступал в свои права, окутывая могучие стволы сосен туманной дымкой. Остро пахло хвоей и свежей травой. Трудяга-шмель, устало жужжа, летел домой. — Надо, наверное, становиться на ночлег, — откуда-то сзади прохрипела утомленная донельзя Ирина Алексеевна. Впереди вышагивал вполне себе свежий и не то, чтоб сильно изнуренный переходом, Юрий Михайлович. За ним ковыляла Викуся, потом плелись Александра Алексеевна с Константином Германовичем, а за ними — Марина Владимировна, практически повисшая от усталости на Олеге Михайловиче и Сергей Анатольевич, практически повисший на Ольге. Замыкала шествие Ирина Алексеевна, спотыкающаяся о каждую кочку, поваленное бревно или ветку. Ира выбилась из сил, но дело помнит чётко. Обещала же профкому для отчёта фотки. Свою мыльницу достала, на минутку отвлеклась, Мыльница из рук упала, вдребезги рассыпалась. Ирочка слезу смахнула, проглотила в горле ком… Возместит ей все убытки их прославленный профком! Что же делать? Как тут быть? Надо телефон достать! И для этого профкома всё снимать, снимать, снимать. Телефон достала быстро, всю поляну осмотрела. А пока она смотрела, муха в рот к ней залетела. Ты, Ирина, не волнуйся и печалиться не стоит. Эта муха, может быть, твой желудок успокоит. Телефон свой навела, пару кадров сделала: Там Викуся по поляне от кого-то бегала. Ира спряталась в кусты, чтоб успеть до темноты. И мгновенно два фонтана оросили те кусты. Лучше нету красоты, чем пописаться в кусты! Кадр сменился, фотограф будет жить! Но эту процедуру не хочет повторить. Тут в себя она пришла и давай опять снимать, Ползать, прыгать по поляне, лучшие места искать. Изловчилася Ирина, разом сфоткала Марину, А потом ещё коллегу, что командовал Олегу… — Все! — бросил рюкзак на землю Шейнман — Привал! Ужин! Ночлег! — Палатка где? — равнодушно вопросил Константин, оглядывая рюкзаки друзей. Палатка была в большом синем, а большой синий болтался за плечами… Ирины Алексеевны. — Что ж Вы тащили молча и ничего не сказали?! — возмутился покрасневший от стыда Олег Михайлович, проследив за направлением взгляда Константина Германовича. — Да, ладно! — махнула рукой Ирина Алексеевна и в буквальном смысле слова завалилась в траву. — Не простудитесь! — предупредил бдительный Сергей Анатольевич, — Земля уже холодная, наверное. — Нормально, — пробормотала Ирина Алексеевна и уснула богатырским сном, о чем свидетельствовал не менее богатырский храп. — Сейчас она нам всю дичь распугает! — пошутил Юрий Михайлович, который не терял несбыточной надежды обзавестись дарами леса, содержащими белок, то есть мясом, проще говоря. Белкой там какой или зайцем. Несбыточной же эта надежда была потому, что никаких орудий серьезнее скальпеля у бригады путешествующих врачей не наблюдалось. Дичь не распугает… пусть себе храпит… Может, кто на звуки всё же прибежит… Может, белка с зайцем, или волк с лисой… У меня серьёзный, боевой настрой.       Пока Юрий Михайлович предавался мечтам, Олег Михайлович, друг его, Сергей Анатольевич, а также Константин и вечно сующая во все свой нос Викуся сражались в неравном бою с палаткой. Палатка возмущенно хлопала брезентовыми крыльями, выплевывала то и дело алюминиевые дуги, вырывала вбитые в землю колышки и опутывала пытающихся установить ее людей своими концами и краями, так, что они валились с ног. — Вот блин! — первым не выдержал Сергей Анатольевич и зло бросил вверенный ему кусок ткани на землю, — Предлагаю обмотаться ей и лечь спать так! — Не льсти себе, ты не мумия египетского царя, — отвлекся от собственных мыслей Юрий Михайлович, потревоженный шумом вокруг поверженной на землю палатки, — Что тут у вас? — Спондилоэпифизиарная дисплазия, — мгновенно поставил диагноз упрямой «пациентке» Сергей Анатольевич. — Чего? Чего? — сквозь зубы, едва не выронив изо рта какую-то белую полоску, спросила Виктория Львовна, замерев на одной ноге, потому что на пятку второй она собиралась налепить бактерицидный пластырь, который, собственно, и держала в зубах. — Того! — задрав указательный палец к небу ответил Сергей Анатольевич, — На голой земле придется спать! — А схема по сборке где? Есть? — всерьез заинтересовался процессом Юрий Михайлович. — Откуда?! — вопросил Константин Германович. Вы же, ХИРУРГИ! Людей по частям собираете! Как палатку собрать, совсем не понимаете! — Чего рот открыла, пойдем ужин готовить! — настойчиво потянула за рукав толстовки Викусю Александра Алексеевна. — А что вы мне тыкаете?! — возмутилась Викуся, — Я, между прочим, юрист больницы, а не девочка на побегушках! — Надеюсь, кашу варить на ужин Вам, Виктория Львовна, это нисколько не помешает! — не осталась в долгу искусанная комарами и клещом и оттого нервная Александра Алексеевна. — Костя, разведи костер, — устало попросила она. Константин Германович увлеченно наблюдал, как Юрий Михайлович рисует в блокноте схему палатки и рассказывает о концепции и об этапах ее сборки. — Костя! Ты меня слышишь, вообще или нет?! — рявкнула Александра Алексеевна на всю поляну, потому что Константин был так увлечен конструированием и моделированием, что просьб ее в упор не слышал. — Саш, мы с Ольгой развели уже костер! — похвасталась туристическим достижением Марина Владимировна, и Александра Алексеевна, вяло переругиваясь по поводу меню с Викусей, тащившей котел с водой, отправилась кулинарничать. На ужин всех ждал чай и печенье, политое сгущенкой. На большее фантазии и продуктов все равно не хватало. Чай, сгущёнка и печенье… Вот и всё стихотворенье… Чай, печенье и сгущёнка, Жаль, что кончилась тушенка. Вот бы было объеденье! И для всех — стихотворенье…       Ирина Алексеевна проснулась как раз в тот момент, когда чаепитие близилось к логическому завершению — на дне котелка плескалась остывшая вода, а три оставшиеся печенюшки никак не делились на восьмерых поровну. — Где я? Кто я? — спросонья подумала Ирина Алексеевна, отмахиваясь от жужжащего над ухом комара. — Ирина Алексеевна! Вы проснулись! Чай будете? — хором радостно проорали Константин Германович с Юрием Михайловичем. Александра Алексеевна с тоской взглянула на печенье и вздохнула. Александра Алексеевна совершенно не наелась, в животе у нее предательски урчало, а в мыслях всплывали то ресторанные телячьи щечки под грибным соусом, то шашлычок, который Алексей Абрамович всегда готовил на даче. Саше хочется пожрать! Мяса очень хочется… Ей лягушку отыскать Сердце так и просится. — А почему палатку еще не поставили?! — вместо ответа возмутилась Ирина Алексеевна, интенсивно потирая глаза и окидывая поляну критическим взором, — Скоро стемнеет, как ночевать будем?! — А никак не будем! — поведал Олег Михайлович с остервенением расчесывающий покусанную комарами руку, — Будем до утра песни петь и ламбаду танцевать! Под коньячок! — подмигнул он Юрию Михайловичу. — Из спиртного только настойка боярышника! — во избежания всяческих недоразумений сразу предупредил Шейнман, — Коньяк еще утром погряз в пучине вод. — А что ж ты молчал?! — возмутилась мужская часть компании, разочарованная печальным известием. Мужская часть компании вообще весь этот цирк с походом терпела исключительно ради кульминации — выпить и закусить на природе и попеть песни под гитару у костра. — У меня есть бутылка вина… — пробормотала Ольга, возжелавшая искупить свою вину за испорченный праздник. — Отлично! — потер руки Олег Михайлович, — Что ж ты стоишь? Тащи скорее! С ней, с бутылочкой вина, будет нам теплей. С ней горланить песенки тоже веселей. Правда, девять человек, а бутыль одна. Ладно, Брагина не пьёт — права лишена. С ней, с бутылочкой вина, будет нам теплей С ней горланить песенки, конечно, веселей.       Пока все водили хоровод вокруг единственного бутыля с вином, пытаясь определить в какой момент его лучше употребить для достижения максимального эффекта, Ирина Алексеевна сосредоточенно ползала по палаточному брезенту, пытаясь определить, что к чему. Потом Ирина Алексеевна собственноручно вбила колышки в землю и, позвав на помощь Ольгу, Викусю и Марину Владимировну, собрала и установила злосчастную палатку, чем вызвала невероятное восхищение имеющихся в наличии мужчин. Учитесь, хирурги-мужики, палатки собирать! Это вам не песни петь, не на струне играть. Здесь высший пилотаж от Ольги, Вики и Марины Под предводительством начальницы Ирины.       Мужчины так восхитились, что первую чашку вина единогласно решили поднять за Ирину Алексеевну и ее походно-туристический опыт и талант. Польщенная сверх всякой меры Ирина Алексеевна раскраснелась то ли от вина, то ли от смущения и по многочисленным просьбам исполнила два романса, под аккомпанемент гитары. На гитаре заставили играть Константина Германовича. Ближе к часу ночи дети, старики, и беременные женщины (активно протестующие против такой дискриминации) были отправлены спать в палатку, чтобы можно было продолжать веселье без ограничений и с употреблением оставшейся в запасах Шейнмана настойки боярышника. — Я еще не хочу спать! Я еще посижу! — бесперебойно зевая, настаивала Викуся, пока Юрий Михайлович с Мариной Владимировной соображали, как лучше запихнуть ее в спальный мешок, чтобы она не сбежала. Мешок имел странную конструкцию и заедающую молнию, которая никак не желала застегиваться.       На поляне, тем временем, веселье было в самом разгаре — Ирина Алексеевна уже станцевала ча-ча-ча, Сергей Анатольевич с Олегом Михайловичем станцевали квик-степ, под недовольное бурчание Ольги, Константин спел частушки, а Александра Алексеевна продекламировала стихи Бальмонта. Стихи Бальмонта трепетно звучали. Покровская заламывала руки. С открытым ртом все слушали вначале. Потом зевали нагло, не скрывая скуки.       Ближе к четырем утра, насквозь пропахшие дымом от костра, полупьяные, счастливые и довольные решили, что пора спать, пока не появились позывы, возникающие обычно после приема внутрь настойки боярышника. У полога палатки возник жаркий спор, кто в каком отсеке проведет остаток ночи. Палатка была девятиместной, с тремя отсеками, вмещающими по три человека каждый.       Олег Михайлович настаивал на необходимости храпеть исключительно рядом с законной женой, которая уже видела десятый сон, посапывая в одном отсеке рядом с Юрием Михайловичем и Викусей. Константин Германович надеялся на продолжение банкета с Александрой Алексеевной, поэтому лишние глаза и уши ему были не нужны, о чем он и оповестил всех присутствующих.       Сергей Анатольевич пьяным голосом требовал продолжения песен и плясок, и ему было все равно, где и с кем. Правда, предложение Ирины Алексеевны прилечь под елью и не шуметь Сергей Анатольевич, почему-то, воспринял в штыки. Самой же Ирине Алексеевне так хотелось спать, что она молча заняла первый попавшийся спальный мешок и тут же провалилась в глубокий, здоровый сон. В связи с чем, всем остальным, еще бодрствующим, на глубокий сон можно было уже не рассчитывать, потому что уставшая Ирина Алексеевна храпела и сипела, как трактор «Беларусь».       Юрий Михайлович, как и всегда, проснулся в шесть утра. Осторожно, чтобы не разбудить соседок, высвободившись из спального мешка, как гусеница из увядшего, обгрызенного листа, Юрий Михайлович направился на прогулку по утреннему, дышащему свежестью, прохладой и туманом лесу. Лес был великолепен. Комары еще не проснулись, поэтому ухо Юрия Михайловича ласкали дивные песни дрозда и зеленой пересмешки, глаз радовала лесная голубянка, а обоняние — медово-хлебный запах таволги.       По влажной от росы, утренней, скользкой траве Юрий Михайлович спустился к реке, ополоснул речной водой лицо и руки и замер, разглядев в двух метрах от себя улитку. Соображал Юрий Михайлович быстро всегда и в любых обстоятельствах.       Поэтому, тщательно поковырявшись в походных штанах и обнаружив там, наконец, мятый пакет с хлебными крошками, Юрий Михайлович принялся бродить по берегу не просто ради удовольствия, а с целью. Дело в том, что Юрий Михайлович вспомнил, что является, как-никак, завхозом в этом врачебно-туристическом коллективе, а на завтрак у коллектива остались только чай и сухофрукты. Насчет обеда можно было не волноваться — к обеду планировалось завершение турне в одном из поселков с последующей трапезой в каком-нибудь придорожном кафе. Но до обеда еще нужно было дожить, а завтрак — вот он, через три-четыре часа. — Что-то в организме протестует пить, главное в туризме до утра дожить!*** — мурлыкал себе под нос Юрий Михайлович, окрыленный мыслью, что сможет удивить товарищей деликатесами, и с энтузиазмом складывал в пакет попадающихся по дороге улиток. Как их готовят Юрий Михайлович, надо сказать, понятия не имел, но это уже и не его трудности. Когда в коллективе четыре женщины и Павлова, мужчина может и не думать о технологии приготовления пищи. Его, мужчины то есть, дело мамонта добыть. Или улиток. Тут уж как повезет.       Набрав необходимое для девяти персон количество живого продукта, довольный собой и удовлетворенный утренней прогулкой Юрий Михайлович вернулся к палатке, небрежно бросил наспех завязанный пакет у входа и решил часок-другой вздремнуть.       Восемь утра ознаменовалось душераздирающим воплем Александры Алексеевны. Она, почувствовав, что Константин Германович лобызает ее с утра пораньше, оставляя влажный след на щеке, молча пихнула его в бок. Бок Константина Германовича, правда, за ночь как-то странно изменился на ощупь, но Александра Алексеевна спросонья не обратила на сей факт пристального внимания. Константин Германович продолжал целовать ее, подбираясь мокрыми губами все ближе к левому глазу. — Костя, фу! — не выдержала Александра Алексеевна и приоткрыла один глаз. Увиденное ей не понравилось. Никакого Константина Германовича рядом и в помине не было. На талии Александры Алексеевны покоилась рука Сергея Анатольевича, дрыхнущего сбоку, а по лицу никуда не торопясь полз какой-то серый «прыщ» с усиками. Полз и оставлял после себя мокрый след на щеке. Александра Алексеевна, с трудом подавив панический ужас, открыла второй глаз, которым тут же узрела, что и по руке ползет точно такой же «прыщ». Даже два прыща. — А-а-а-а! Караул! Помогите! — закричала, что есть мочи, Александра Алексеевна и попыталась сбежать из треклятой палатки, но у нее ничего не вышло, так как бегом в мешках она отродясь не занималась. Из-за этого, вместо того, чтобы оперативно покинуть опасный объект, она плюхнулась прямо на Сергея Анатольевича, который, не разобравшись, что случилось, решил, что на него напал медведь и, в целях обороны засандалил двумя ногами в бок Ирине Алексеевне. Ирина Алексеевна не стала ждать второго раза и дала сдачи. Тоже двумя ногами, потому что вытаскивать одну из спального мешка было слишком долго.       Возня в отсеке не прошла даром, колышек, тщательно вбитый вчера вечером Ириной Алексеевной вылетел из земли, и часть палатки рухнула на ее обитателей. Девять запутанных тел и штук сто улиток отчаянно матерясь и чертыхаясь полчаса елозили и выпутывались из странной конструкции, образованной спальниками и палаткой. И те и другие очень радовались, что живыми выползли из такой заварухи. И только Юрий Михайлович был печален и сильно сожалел об утраченной возможности порадовать друзей сытным, калорийным и деликатесным завтраком. На завтрак пришлось давиться сухофруктами и слабо подкрашенным кипятком. Заварка, по чьему-то недосмотру за ночь отсырела.       Прежде чем двигаться дальше, решено было убрать поляну от следов пребывания развеселой компании. Олег Михайлович собирал мусор в мешок, Сергей Анатольевич с Юрием Михайловичем запихивали в рюкзак палатку, Ирина Алексеевна тушила костер по всем правилам. Викуся же, освобожденная от всяких трудовых повинностей в связи с мозолью, металась в поисках зеркала: ей обязательно нужно было накрасить губы. Так как зеркала ни у кого не обнаружилось, пришлось идти к реке, откуда, впрочем, Викуся пулей вернулась, едва не опрокинув по дороге Ольгу и Александру Алексеевну. Взгляд Викуси отдавал легким безумием. — Там… там… — пыталась донести мысль испуганная Викуся, но ничего не выходило. Сергей Анатольевич вызвался осмотреть место происшествия и по итогам осмотра сообщил, что там всего-навсего обитает бобр. — Съешь бобра, спаси дерево! — плотоядно потер руки Юрий Михайлович, и восемь пар голодных глаз зло уставились на него, осуждая неуместные шуточки. Кто бобрятины не кушал, Тот напрасно жизнь прожил. Кто намёки плохо слушал, Значит, с голодом дружи.       Оставшийся путь команда бравых туристов проделала без особых эксцессов, если не считать, конечно, захода на земли военного лесничества через дыру в заборе, нудного препирательства с лесником, потери Александры Алексеевны в трех соснах, потому что она отошла на минуточку, а задержалась на два часа, потери баночки с клещом для экспертизы, потому что баночка и так нужна, а клещу тоже жить охота, встречи с лосем, отравления Викуси неизвестной, но очень красивой ягодой и другими обыденными для каждого туриста вещами. Помните про отчёт? Ира тоже не позабыла. Она на пни залезала, по поляне кружила. В какой-то момент увидала, что с ней не играют, А очень открыто хором на телефоны снимают. Каждый турист понимает и признаёт, Без Иры Павловой это что за отчёт? Ирина смутилась, но обещала, что через год Обязательно всех поведёт в новый поход.       Одним словом, поход удался и вечером, отмываясь в городских белоснежных ваннах и уминая ужин из нормальной, человеческой посуды все и думать забыли, по какому поводу в этот поход ходили. А Ирина Алексеевна, достав из-под подушки два конверта и пересчитав имеющиеся там дензнаки облегченно выдохнула и подумала, что надо чаще выводить коллектив на природу. Потому что природа, она сближает. А фотоотчёт? Спокойно! ОН появится вскоре В Склифском профкомовском коридоре. Яркий фотоколлаж на стендах профкома Привлёк внимание знакомых и незнакомых. Посмотрите, в самом центре наша Ирина. Рядом Шейнман притёрся с какой-то корзиной. Мы-то знаем, в корзине улиток — целый поднос! Одна на шее Покровской: её целует взасос! Вот Брагин, а может, не Брагин, а Куликов. Ну, кто-то из них. Отбивается от комаров. А справа забавная прямо картинка: Кашеварят вдвоём Ольга и Маринка. Нет, не Ольга и уж точно не Марина. Это отдувается Павлова Ирина. Руки, ноги, голова — всё на этом фото, Но кому принадлежат, не поймём мы что-то. Сверху — снимок огненно-страстный, А на этом снимке губы ярко-красные. Это вам не «гуси жили у бабуси». Это губы красные модницы Викуси. А вот ещё: Вика в шпагате летит! А всем говорила, что ножка болит. Вижу кадр красивый: все «Браво» кричат, С блеском Ирина ведёт ча-ча-ча. А тут Константин на гитаре играет, Хирурги от Бога ему подпевают. Лишь только Викуся о чем-то молчит. И безнадёжно на Юру глядит… Испорченное фото — это спецобман: Маковка Юры взята крупным планом. А вот снимок общий, тут все, как один, Тут каждый хорош, как яркий павлин. Здесь Шейнман, Брагин, Ольга, Марина, Виктория Львовна, Сергей и Ирина, И Костик целуется с Сашей Покровской. Как сделан был снимок? Всё очень просто. Покорные слуги дадут вам ответ: Здесь постарался ваш Драндулет, Измайлова тоже очень старалась. Возможно, они и совсем заигрались. Простите, если не угодили. Но Вы же сами об этом просили.