Годвилльские байки

— Ты чего туда полез, дурак?! — проорала Самка Контролера. — Сам дурак! — ответил классической рифмой О6М6А6N и закашлялся: дым, густыми клубами валящий из полыхающих афедронов, драл горло и резал глаза. — Дура тогда уж, — буркнула богиня, потом подняла в воздух кулак, один за одним разжала пальцы, давая отсчёт: пять, четыре, три, два, один! На последнем она вскочила с песка, подхватила под локоть приятеля и отчаянным рывком преодолела короткое расстояние между двумя соседними строфами. В спину что-то больно кольнуло, но это лишь добавило скорости, и через миг оба были уже в укрытии, по уши погрузившись в тихое, уютное болотце женской поэзии, широко известной в узких кругах как ЖП и чуть более чем полностью состоящее из слёз и соплей — неприятно, но не опасно. — Глянь, что у меня там, — богиня ткнула пальцем за спину. О6М6А6N приподнялся, неразборчиво ругнулся сквозь зубы: — Полный анапест. В тебя эпиграммой попало. Терпи, сейчас вытащу, — и спустя пару секунд уже опасливо вертел в руке острую, опасную штуку, покрытую тонкой амальгамой серебряного века и голубой божественной кровью. — Фу, пакость какая. Выкинь! Ладно, так чего ты туда всё-таки попёрся? Видел же, сколько там песка — верная примета того, что той тропой классики к водопою бродят. — Плюшек захотел, — честно ответил О6М6А6N. — Там, на Художественном уклоне Олимпа, Фараонша плюшки раздаёт. Богиня хмыкнула: — Понимаю. Не понимаю другого: за каким хореем ты Лесом Рифм напролом полез, тут же мины кругом, не в размер попадёшь — размотает нафиг в серпантин. Сидел бы дома, писал, прозаик… — Про ерундуков, — поправил бог, — вернее, про одного еру… Их опять прервали: над самыми головами беглецов прострекотала длинная очередь речитатива. — Вот дрянь, русский рэп! Его ж конвенцией запретили! — выругался бог, прячась в тёплую жижу до самого носа. — Это ж оружие массового поражения! — Пресвяты-ые Укупники, а вот это, кажись, нам хана, — пробормотала побледневшая богиня. Слабая (пока!) ритмичная вибрация возникла где-то в почве, передалась воде, по которой тут же побежала невысокая зыбь. — Он? — севшим от страха голосом спросил бог. — «Есть женщины в русских селеньях с спокойною важностью»… Он. Силлабо-тонический трёхстопный, — обречённо ответила Самка. — Хуже только четырёхстопный. Молиться умеешь? — Не очень. Ты начинай, я попробую. — Я тоже не умею. Да, похоже, у нас уже и времени нет, смотри, — богиня ткнула щупальцем за спину О6М6А6Nа. Там, безжалостно вдавливая в жидкую грязь широченными гусеницами робкие первоцветы начинающих поэтов, неотвратимой гибельной громадой приближался к беглецам древний амфибрахий.