Годвилльские байки

В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром двадцать первого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца ирода великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат. Голова опять трещала. На этот раз, для разнообразия, ныла правая сторона. Прокуратор, потерев висок, прикрыл глаза, не столько даже в попытке унять боль, сколько ради того чтобы не видеть рожу секретаря, мнущего в руках очередной неотложной важности пергамент. Секретарь... Насколько приятнее было бы видеть утром не его постную физиономию, а симпатичную мордашку какой-нибудь девицы. И чтобы в руках вместо бумаг у неё было что-нибудь горячее и ароматное, чем можно было бы смыть этот мерзостный привкус вчерашнего перегара. И одеть бы такую девицу в короткую тунику, чтоб непременно видны коленки, а называлась бы она... Скажем, секретарша. Пилат улыбнулся приятным мыслям, рука его сделала в воздухе мягкий жест, будто оглаживала невидимое девичье колено. Чуждый всякой романтики секретарь тут же сунул в руку пергамент. - Что там? - Ходят слухи, что какой-то парень гоняет на ишаке между городами, называет себя божьим посланцем и превращает воду в вино, - ответил секретарь. - Опять?! - Ноги прокуратора внезапно ослабели, и он, не глянув даже назад, ощупью нашёл кресло и тяжело опустился в него. - К тетрарху... - Дело посылали. Заперся в доме, на стук отвечал только "кто там?" детским голосом и вообще вёл себя странно. Прокуратор дернул щекой и сказал тихо: - Приведите обвиняемого. Несколько минут спустя с площадки сада донеслась приглушённая ругань, затем - тяжёлые шаги нескольких вооружённых людей и сопение. Открывать глаза решительно не хотелось. До тошноты не хотелось. Мерещилось, что вот сейчас откроет и снова увидит избитое встревоженное лицо недавно казненного, вот уже неделю преследующее прокуратора в тревожных снах. Пауза затягивалась. Кто-то кашлянул, явно привлекая внимание. Пилат вздохнул и поднял веки. Побитых лиц было три. Два из них принадлежали легионерам, причём разукрасили их качественно и с душой. Третье находилось между ними и значительно, на полторы головы как минимум, ниже. Перед прокуратором стоял мужчина лет тридцати, стриженный коротко, подобно солдату, с высокими залысинами, светло-голубыми глазами и со странным выражением лица - то ли глубокой иронии, то ли скорби, точно понять мешала разбитая и опухшая губа. Одет обвиняемый был в странное: нечто вроде неполного доспеха вырвиглазных цветов, разукрашенного пятнами крови и... зайчиками? - А где ишак? - невпопад спросил опешивший прокуратор. - Не ишак, чистокровный серверный олень! - поправил человечек, дернув плечами. Конвоиры заметно напряглись, крепче вцепились в плечи обвиняемому. А не так он и хил, понял Пилат. Просто теряется на фоне здоровяков-стражей. Такие, жилистые, в походах часто давали фору куда более крепким с виду бойцам. - Это ты меня называешь оленем? - нехорошо прищурился прокуратор. - Ты ошибаешься. В Ершалаиме все шепчут про меня, что я свирепое чудови... - Как в Ершалаиме?! - перебил обвиняемый. - Должен же быть Годвилль. То-то я и смотрю... А ведь оно как было? На секунду закрыл глаза, чувствую - лечу, думал, как обычно, открою - неба синий платок, кровь и белый песок, арена... А... - Так ты гладиатор? - изумился прокуратор. - А почему вы спра... Тьфу, прошу прощения. Обстановочка навеяла. Послушайте, товарищ прокурор, тут какая-то оши... - Прокуратор. Имя? - Моё? - Моё - мне известно. Не притворяйся тупее, чем ты есть. - Я не притворяюсь. То есть... Семецкий. - Прозвище есть? - Сталкер. Товарищ проку... - Откуда ты родом? Где живешь постоянно? - У меня нет постоянного жилища, - нетерпеливо ответил арестант, - я путешествую из города в город. - Это можно выразить короче, одним словом - бомж, - сказал прокуратор и спросил: - Родные есть? - Только гильдия "Наулитус" и богиня. Чёрт, откуда у меня это чувство дежа-вю?.. - Знаешь ли грамоту? - проигнорировал незнакомое слово Пилат, отметив про себя, что надо бы узнать про эту гильдию поподробнее. Если ему каждую неделю станут засылать оттуда таких смутьянов, недолго он продержится. - Знаю. И, кажется, понял, к чему вы ведёте. Где там чего подписать? - и, как ни в чём ни бывало стряхнув с плечей лапы легионеров, человек шагнул к Пилату, протягивая руку. ... К полудню поднялся ветер. Горячие порывы его приносили со стороны Голгофы густой запах розового масла, немытых человечьих тел и шум толпы. Где-то там сейчас умирал Сталкер Семецкий... - Впервые вижу, чтобы человек сам просил о скорейшей казни. Да ещё поторапливал, - негромко сказал секретарь. Прокуратор кивнул, о чём тут же пожалел: боль колыхнулась в голове, ударила изнутри по черепу тяжёлым молотом. - Для безумца смерть не худший выход, - тихо проговорил он, продолжая думать об арестанте. Только поначалу тот казался нормальным. Но когда принесли Но когда принесли принадлежности для письма, стал вести себя странно: требовал цветных чернил, называл пергамент дневником и удивлялся, что "дневник" свернут в рулон, бормотал непонятное про воскрешение, молнии и какую-то самку, которая "прибьёт", да и грамотным, похоже, только прикидывался, буковки, нацарапанные им, были вроде бы и похожи на латынь, но в слова не складывались совершенно. А когда его спросили, на каком языке пишет, удивленно хлопал глазами: на русском, на котором и говорим. И громко хохотал, услышав в ответ, что говорят с ним на арамейском, а затем и вовсе понес бред про сервера, баги, англоверсию и ошибки входа, требуя побыстрее убить его, чтобы не затягивать с воскрешением. Нет, определенно, казнь для безумца была лучшим выходом и можно было умывать руки. Только один маленький вопрос всё не давал покоя... Что такое "респавн"?