Одно безумие на двоих

— Только попадитесь мне на глаза, — буркнула себе под нос Гермиона, яростно сорвав красочный рекламный плакат с доски объявлений — четвертый за сегодняшний день. Красочный постер сразу бросался в глаза и привлекал внимание своими яркими красками и был заколдован так, будто состоял из нескольких сменяющих друг друга сцен, словно кто-то быстро перелистывал колдографии в альбоме, из которых можно было сложить в единый паззл всю историю. Первая сцена демонстрировала парня отдаленно похожего на их бывшего преподавателя Защиты от темных искусств Златопуста Локонса: те же ангельские черты лица, светлые вьющиеся волосы, отливающие на солнце золотом и голубые глаза. Парень был одет в привычную школьную мантию, однако его принадлежность к какому-либо факультету было невозможно определить, поскольку он стоял боком, бросая полные обожания взгляды на довольно симпатичную белокурую девушку, улыбающуюся своим подругам и не обращающую никакого внимания на парня. На этом сцена заканчивалась и начиналась следующая, в которой совсем поникший парень заходит во Всевозможные Волшебные Вредилки, и, чтобы решить свою проблему покупает у близнецов ярко-розовый бутылек с зельем. Картинки снова сменялись, и теперь можно было увидеть сцену, в которой счастливый парень, мягко приобнимал возлюбленную за талию. Та заливисто смеялась, теснее прижимаясь к парню, и, смачно поцеловав своего возлюбленного в щеку, хитро подмигивала всем вокруг. Историю завершало возмутительное рекламное предложение: Не прозевай свой шанс прийти на бал с парой своей мечты! Только в честь дня Всех Влюбленных наша улучшенная амортенция всего за 5 галлеонов!       Гермиона, потирая виски в попытке избавиться от головной боли, рухнула в кресло, чтобы дождаться возвращения этих горе — предпринимателей. Кроме плакатов она весь день встречала кучу листовок подобного содержания, яркие клочки бумаги торчали из сумок студентов, из учебников однокурсников, были разбросаны в кабинетах и в Большом Зале, в совятне и башнях факультетов. Не будь она старостой и будь чуточку легкомысленнее, возможно, она бы восхитилась талантом и уровнем владения магией близнецов (естественно не озвучив это им, а то воспримут как одобрение и призыв к более активным действиям), но сейчас, когда фактически за дисциплиной на факультете следила она одна (Рон практически все время проводил с Лавандой и мало времени уделял исполнению своих обязанностей) девушка, насколько ей это удавалось, срывала яркие постеры и конфисковывала листовки, однако одна не могла справиться с их количеством, и эта беспомощность бесила ее. Бесила даже больше, чем прилюдные проявления чувств Рона и Лаванды, больше, чем нечестный триумф Гарри на зельеварении, и даже больше этой идеи бала в честь дня всех влюбленных, из-за которого и был этот хаос. С одной стороны, Гермиона понимала почему и зачем проводили этот бал, и даже в некоторой степени одобряла эту идею. После того, что случилось с Кэти Бэлл в Хогсмиде прогулки туда были временно отменены, ближайшие матчи по квидиччу должны были состояться лишь в первой половине марта, а тренировки по трансгрессии еще не начались. Школа погружалась в уныние, каждый чувствовал приближение чего-то темного, в газетах то и дело фигурировали заголовки о пропавших и найденных убитыми маглорожденных волшебниках и их семьях, многих школьников (например, сестер Патил) родители и вовсе хотели забрать из школы, после всего произошедшего в прошлом году, и поэтому всем был просто необходим повод выбросить плохие мысли из головы и на один вечер забыть про все — быть всего лишь студентами одной из самых престижных магических школ. Именно поэтому, когда на совете старост Падма Патил и Ханна Эббот предложили идею бала в честь дня всех влюбленных, чтобы скрасить обещавший быть необычайно унылым и скучным праздник, деканы (за исключением, пожалуй, скривившегося в отвращении Снейпа) идею поддержали, возложив организацию праздника на старост школы и факультетов.       Кажется, именно с этого момента, и без того не лучшим образом идущие дела Гермионы пошли под откос. Ответственность за программу праздника, и за ее дальнейшее согласование с деканами легла на старост школы, но вот за оформление и дисциплину на празднике — на плечи старост факультетов. Еженедельные собрания, на которых зачастую обсуждалось какими сердечками украсить зал, где развесить омелу и сколько потребуется зачарованных купидонов, настолько выводили ее из привычного равновесия, что она возвращалась с них абсолютно обессиленная. Как по ней, было проще написать пару свитков для профессора Снейпа или профессора Флитвика, чем обсуждать этот романтический бред. Но хуже всего этого было то, что во всей этой ситуации она была одна: с Роном она не общалась, Гарри большее количество времени проводил либо с Роном, либо подозревая Малфоя либо следя за ним, Джинни же была в восторге от идеи праздника и возможности повеселиться. Зачастую Гермионе хотелось просто спрятаться и никуда не идти, но, к сожалению, чрезмерное чувство ответственности вновь и вновь толкало ее идти на эти собрания и обсуждать всякую лабуду. — Так — так, Грейнджер, почему я не удивлен? — мельком взглянув на постер в руках старосты рядом с Гермионой в кресло опустился один из близнецов, бросив на круглый столик увесистую, перевязанную лентой посылку, из которой торчали яркие уголки листовок, — вот кто уничтожает плоды наших трудов. Ты хотя бы представляешь сколько в эти плакаты вложено усилий и магии? — Лучше бы вы с таким же рвением готовились к ЖАБА, — Гермиона гордо вздернула подбородок, посмотрев сначала на одного, а затем на другого Уизли, — В следующий раз я буду вынуждена сообщить профессору Макгонаггалл, и лишить наш факультет баллов. — Брось, Гермиона, ты же нас не заложишь, не срывай нам планы по продажам, — второй близнец плюхнулся в соседнее кресло, мягко улыбнувшись старосте и брату, — ознакомься со всем нашим ассортиментом, может и тебе что пригодится к празднику, — выудив из стопки листовку, он было протянул ее Гермионе, однако та встала из кресла и заклинанием отправила все стопку в горящий камин. Язычки пламени тут же охватили яркие листки, яростно пожирая их и превращая в пепел. — Грейнджер! — рядом сидящий парень, которым, судя по мимике и манере общения оказался Фред, тут же вскочил вслед за Гермионой, норовившей направиться в спальню и схватил ее за запястье в попытке остановить, — и как это понимать? Ты хоть понимаешь, что ты сделала? — он старался говорить спокойно, но в голосе проскальзывали яростные нотки. -Что я сделала?! — Гермиона тряхнула головой, отчего непослушные кудри рассыпались по ее плечам, — Я, как и всегда, защищаю студентов от ваших безрассудных и совершенно не смешных шуточек, а вы? Что вы делаете? — Грейнджер, — парень криво ухмыльнулся, — если у тебя проблемы с чувством юмора, то, к сожалению, тут мы бессильны, еще не придумана микстура от занудства, — парень хотел было щелкнуть подругу по носу, но та резко отвернулась от него, из-за чего его рука зависла в воздухе, — но мы над ней обязательно подумаем, специально для тебя, — Фред, склонился перед старостой в шуточном поклоне, на что девушка лишь фыркнула, все больше распаляясь. — Вы, как всегда, из всего делаете балаган, в вас нет ни капли серьезности, вы не думаете к чему это все может привести, не думаете о людях, кто станет жертвой вашего товара, и вообще, пытаться заполучить кого-то при помощи амортенции — это низко. — Уж не ты ли летом крутилась у нашего прилавка с любовными напитками? — переглянувшись с братом начал было Джордж, отчего со всех сторон послышались смешки однокурсников, ставших свидетелями этой потасовки, и теперь тихо посмеивающимся над покрасневшей до кончиков ушей старостой. — Знаешь ли, Грейнджер, — Фред понизил голос до шепота, — есть такие люди, которым очень сложно добиться расположения тех, кто им симпатичен без…мммм…как бы это сказать… дополнительного участия посторонних факторов, потому что они не могут позволить себе впустить кого-то в свою скучную, серую жизнь, позволить узнать себя и отдаться чувствам, быть свободными, и знаешь, что они в итоге получают, — Фред опустился к уху Гермионы, шепнув последние слова ей на ухо, отчего по телу девушки пробежал неконтролируемый табун мурашек, — им остается лишь наблюдать, как их любимых уводят другие, — Фред стрельнул взглядом в сторону только что вошедших в гостиную Рона и Лаванды, — и они остаются абсолютно одни, — Фред отпрянул от Гермионы, и глядя на ее гневное, но при этом несколько потерянное выражение лица громко добавил, — могу предложить тебе по старой дружбе амортенцию со скидкой, совсем не дело, чтобы девушка приходила на бал в одиночестве.       В гостиной повисла гробовая тишина. Густое и обволакивающее напряжение витало в воздухе, гриффиндорцы чувствовали его каждой клеточкой своего тела и застыли, ожидая чем закончится ссора между старостой и одним из близнецов Уизли. Они часто ругались, Гермиона неоднократно, на протяжении многих лет, грозилась сдать все их разработки Макгонаггалл и написать их матери, однако такой серьезной ссоры между ними никто не припоминал. — Знаешь ли, Фредерик, — Гермиона сбросила все еще удерживающую ее руку со своего запястья и окинула парня таким уничтожающим взглядом, что даже василиск в сравнении с ним показался бы обычным ужиком, — уж лучше прийти на бал в одиночестве, но достойно, чем быть трусом и опуститься до того, чтобы прийти с кем-то под амортенцией, — окинув братьев последним, уничтожающим взглядом Гермиона резко развернулась и вышла и гостиной. Слезная пелена уже застилала глаза, нужно было уходить, бежать отсюда поскорее, чтобы никто не видел, что эта пара колких слов смогли ранить ее, довести до слез. Смахнув несколько скатившихся по щекам слезинок тыльной стороной ладони, Гермиона собрала все силы и направилась в библиотеку, но даже там, сидя перед раскрытой книгой, она перечитывала одну и ту же страницу по нескольку раз, при этом не понимая ее смысла. Строчки плыли перед глазами, а голова раскалывалась от заполнявших ее мыслей, приходилось отвлекаться от чтения и массировать виски, но даже это не помогало. Сначала Рон, теперь Фред и Джордж, неужели все семейство Уизли решило ополчиться против Гермионы — их друга? Ни тогда, ни сейчас в ее поступке и словах не было ничего личного, она, как староста, должна была поддерживать порядок, но тогда почему этого никто не может понять? Она и так закрывает на слишком многое глаза… Ведь она ни разу не рассказала профессору Макгонагалл об их ночных вылазках в Хогсмид (хотя, как она подозревала, не только туда, ведь они могли трансгрессировать), не жаловалась на их мелкие розыгрыши и безобидные товары. Но ведь амортенция далеко не безобидное зелье…       Пару раз глубоко вздохнув и тряхнув головой, словно освобождая голову от посторонних мыслей, Гермиона сосредоточила все свое внимание на книге, просидев в библиотеке до самого вечера, пытаясь унять клокотавшие глубоко внутри ярость и обиду…