Несбыточный рай

      Года сменяли друг друга. В мире людей всё стремительно развивалось, но на Девяти небесах всё оставалось прежним. Те же суровые правила дворца, за нарушение которых тебя могли в любой момент наказать, те же лица — друзей или завистников. Собственно, для Сяо Цзю последних стало гораздо меньше, поэтому жизнь её можно было назвать достаточно спокойной. Да и разве эту маленькую лисичку волновало мнение окружающих? Для неё имело значение реноме о себе только одного человека, ради которого она могла пойти на всё, что угодно, даже отправиться в мир людей, что в своё время она и так сделала.       Для Сяо Цзю это были лучшие годы в её жизни. Стоит ли говорить, что девушка мечтала о повторении того времени? Она не могла забыть, как крепко он сжимал её в своих объятиях, какие нежные слова говорил. Особенно в памяти запечатлелся диалог, который произошёл у пруда:       — Скажи, что я значу для тебя? — так непривычно было слышать такое от Дицзюня.       Девушка как и всегда засмущалась, отводя взгляд в сторону и скрывая покрасневшие щёки. Могла ли она сказать ему правду? Было бы это правильным? Сяо Цзю остановила поток мыслей, в очередной раз забывая, что является принцессой. Сейчас она была его любимой наложницей и могла позволить себе говорить с ним на откровенные темы.       — Вы мой император.       — И всё?       — Ещё я готова отказаться от роскоши и богатства дворца и отправиться с вами бродить по свету.       — Даже если у нас не будет и гроша в кармане? — уточнил мужчина, краем глаза наблюдая за наложницей.       — Даже тогда, — и в словах девушки сомневаться совершенно не приходилось. Император доверял ей больше, чем самому себе, особенно после того, как она прыгнула в холодную реку спасать его.       Но это всё было так давно, и теперь они уже жили не в мире людей, а на Девяти небесах. Холодный Дицзюнь сам не понимал, почему разрешил этой девушке остаться. На каком основании? За какие заслуги? За то, что она бросилась к нему в земной мир на испытание? Да только за это уже следовало её наказать и выгнать, но никак не оставлять. К чему это? Ему что ли скучно в его дворце? Разве он не любит тишину? Не эта ли маленькая девочка — да, для него она была ещё совсем ребёнком — приносила столько шума в то место, где он жил? Не она ли нарушала его размеренный образ жизни? Не за ней ли ему приходилось всё время приглядывать, чтобы она не попала в очередную переделку? Эта непослушная и вредная маленькая лиса…       Наверное, всё-таки именно такого человека не хватало ему. В его дворце все боялись даже громко дышать в его присутствии, зная, как их хозяин не любит шум и излишнюю суету. А эта девочка не могла вести себя иначе — не привыкла. У себя дома ей всегда позволяли слишком многое. Ещё бы! В Цин Цю ведь не было такого огромного количества правил, а лисы сами по себе всегда отличались свободолюбивым нравом. И так же они никогда не боялись выражать свои эмоции и чувства. Как же ей было непривычно смотреть на окружающих: независимо от своего статуса они всегда скрывали всё за маской безразличия и хладнокровия. Никто из них никогда громко не смеялся, не бегал по дорожкам и не наслаждался дождём.       Для Сяо Цзю было тяжело понимать таких людей, да она и не стремилась. Главное, чтобы она сама не стала такой же, как они. Ей хотелось оставаться самой собой, но окружающая среда всё же изменяла её со временем. Да и те трудности, которые свалились на голову молодой лисичке, не могли не повлиять на неё. Она уже перестала дебоширить и вечно улыбаться. Тем более, девушка всё чаще проводила время в одиночестве, и что ей оставалось делать? В своих покоях она могла лишь читать, рисовать и играть на музыкальных инструментах. Ещё периодически выпивать вино и заваливаться спать, когда терпеть тоску становилось совсем невыносимо. Тот, кто ей нужен, до сих пор не ответил взаимностью, и с каждым днём шансы на это становились всё меньше и меньше.       Девушка предпочитала об этом не думать. Как и прежде, она верила в лучшее и не складывала руки от бессилия, но иногда терпеть становилось всё не реальнее, и только тогда богиня давала себе слабину, наслаждаясь алкоголем. У неё не было такой терпимости к нему, как у тёти, поэтому быстро пьянела. Благо, не буянила, лишь засыпала. Только во снах она могла оказаться в объятиях Дон Хуа Дицзюня.       И лишь раз её в таком состоянии застал сам мужчина, и лисичка, сама не понимая того, что она делала, принялась высказывать ему всё, о чём думала.       — Дицзюнь, почему вы такой? Почему вас никто не интересует? — она шмыгала носом, сдерживая нахлынувшие слёзы, а потом снова продолжала: — Почему вы не смотрите ни на кого? Почему даже я вам не нравлюсь? — и впервые за всё время, проведённое с ним, Сяо Цзю бросилась колотить его по груди своими слабыми ручками.       — Ты понимаешь, что говоришь сейчас? — не пытаясь как-либо остановить девушку, спросил мужчина. Он сцепил руки у себя за спиной и, можно сказать, с жалостью наблюдал за этим ребёнком.       — Я отлично понимаю! А вот вы? Вы сами-то себя понимаете, Дон Хуа Дицзюнь?!       На это он уже ничего не ответил, переводя взгляд на стену перед собой. Наверное, он ошибся, когда решил заговорить с лисой. Девушка уже перестала его колотить и просто заревела, а бывший Небесный владыка продолжал стоять неподвижно, никак не реагируя. Он даже толком ничего не понял, когда Сяо Цзю повалила его на своё ложе и начала снимать с него одежды.       Дицзюнь только успел подумать, что это надо немедленно прекращать, когда девушка сама закрыла глаза и просто легла на него, как будто секундами ранее ничего не сделала. А через четверть минуты мужчина услышал тихое посапывание с её стороны.       В последнее время Сяо Цзю чаще играла на цине. Под его звуки девушка начинала ощущать гармонию внутри, мрачные мысли отступали, и на лице у красавицы появлялась улыбка, которая делала Сяо Цзю ещё прекраснее. Она знала, что являлась одной из самых красивых девушек, и так же понимала, что внешностью чужую любовь не заполучишь. Что вообще было надо этому холодному мужчине? Он прожил столько тысячелетий, как такое может быть, что ему никто не понравился до сих пор?       Лисичка задавала себе эти вопросы каждый раз, когда встречалась с Дицзюнем. Вглядывалась в его черты лица, не выражающие никаких эмоций. Изредка только в глазах проглядывал интерес к её словам, но не более того. Сяо Цзю всё чаще приходила к выводу, что всё-таки у него бесчувственное сердце.       Несмотря на то, что девушка улыбалась, по её щеке скатилась одиночная слеза, разбившаяся о струны инструмента. Лисица не обратила на это никакого внимания, тут же взяв себя в руки. Плаксам нет места в этом дворце. Разве слабым можно выжить в таких суровых условиях?       Нежная мелодия сменилась на более громкую, нервную, а потом вновь наступил переход на спокойную и тихую. Только через музыку девушка могла передавать свои эмоции. Она уже привыкла к этому, смирилась. У неё была возможность быть рядом с любимым, и она была с ним. Даже если при этом ей пришлось отказаться от своего прежнего дома. Сильная любовь всегда требует жертв, иначе даже и быть не может. Если всё очень просто, то что это за любовь? Скорее, увлечение, не более того.       — Какая необычная мелодия, — раздался тихий голос.       Увлекшись своими мыслями, девушка даже не заметила, как к ней подошли. Она сразу же узнала, кому принадлежит этот голос, и даже не посчитала нужным скрывать свои радостные эмоции. Ей не хотелось быть такой же, как остальные: сдержанной и холодной. Сяо Цзю тут же поднялась на ноги и сделала лёгкий поклон Дицзюню, после чего подбежала к нему и мягко взяла под локоть, предлагая сесть в кресло.       — Она такая же необычная, как и я? — как бы невзначай поинтересовалась девушка, между тем наливая мужчине зелёный чай — его любимый.       Она знала обо всём, что любил этот человек. Сяо Цзю даже не спрашивала, хочет ли он чай, потому что и без этого знала ответ. Наверное, никто не понимал его лучше, чем она. А ему этого всё равно было мало, чтобы полюбить.       — Странное сравнение, — уклоняясь от прямого ответа, прокомментировал Дицзюнь. Он принял чашку из рук девочки и сделал небольшой глоток. Мужчина старался не смотреть на лисичку, хотя ощущал на себе её пристальный взгляд.       — А мне в последнее время понравилось ассоциировать людей с различными мелодиями, — забывая о всех правилах приличия и о том, что она является принцессой Цин Цю, девушка пристроилась на полу у ног возлюбленного, разве что голову ему на колени не положила.       Ей нравилось сидеть рядом с ним, ощущать его тепло и слышать едва различимое спокойное дыхание. Казалось бы, она могла вечно так проводить время, тем более что мужчина её никогда не отталкивал. Но только тогда, когда этого никто не видел. Каким бы холодным он ни был, знал, что честь и репутация для девушек — самое важное. Что бы о ней стали говорить другие, если бы увидели их? Возможно, для Сяо Цзю это не имело значения в силу её возраста и нрава, но не для Дон Хуа Дицзюня, не хотевшего портить репутацию совсем молодой девушки.       — И с чем у тебя ассоциируюсь я? — с неподдельным интересом осведомился бывший Небесный владыка, всё же опустив глаза на девушку, устроившуюся у его ног. Некоторое время она молчала и думала, прислушиваясь к своим ощущениям.       — Вы напоминаете шелест листьев в безветренный день. Такой же тихий и неуловимый, но от этого шелеста чувствуешь себя гораздо уютнее, чем от того же набега волн на берег.       — Какое-то банальное сравнение, — немного усмехнулся мужчина. На самом деле он ожидал чего-то более необычного, зная, какая богатая фантазия у этой лисички.       Сяо Цзю пфыкнула на эти слова, но она была довольна собой: ей удалось вызвать у него усмешку. У него, у которого на лице никогда нет никаких эмоций! Сколько раз при ней он вообще проявлял свои чувства, за исключением жизни в мире людей? Два? Три? Это количество можно было даже по пальцам сосчитать.       — Оно действительно банальное, но до вас я ещё никого не сравнивала с этим звуком. Вы единственный ассоциируетесь у меня с ним.       О как нелепых вещах они сейчас говорили! Этот взрослый мужчина, который, как он в своё время сам выразился, правил миром богов и людей уже в то время, когда её дедушка ещё не был женат, слушал размышления молодой лисицы, которой не исполнилось даже ста тысяч лет. И ладно бы, если бы она говорила о войнах, о прочитанных книгах, её мечтах, о любви, в конце концов… Но о звуках и людях! Для Дон Хуа Дицзюня это было как-то слишком глупо и по-детски, но он, несмотря ни на что, продолжал этот диалог, не обрывал его и прислушивался к словам девушки. А самое комичное было в том, что так происходило всегда, когда он приходил к ней, хотя делал это редко.       Иногда они гуляли по дорожкам парка, любовались прудом с кувшинками и цветами деревьев. Если никого не было поблизости, девушка даже позволяла себе вольность — брать мужчину под локоть, как будто они женаты или как минимум состоят в отношениях. Вот только даже разрешая Сяо Цзю подобное, Дицзюнь никогда не позволял ей переходить черту дозволенного, чётко дав понять, что между ними ничего не может быть.       Отдавшись воспоминаниям, лисица даже не заметила, что между ними давно царит молчание. Он ничего не ответил на её реплику, а она так и не подумала о том, о чём ещё можно было поговорить. Может, у них ничего не может быть именно из-за того, что она стала теперь такой молчаливой? Она вообще часто думала о том, в чём причина его невозможности полюбить её. И не находила ответа годами.       — Почему ты такая потерянная?       — Я лишь задумалась о нашем будущем. Смогли бы вы когда-нибудь полюбить меня, или всё бесполезно, и мне лучше вернуться обратно в Цин Цю?       — А если я отвечу, что бесполезно, ты действительно уйдёшь? — погладив девушку по голове, поинтересовался мужчина, продолжая смотреть сверху вниз.       Сяо Цзю отрицательно покачала головой. Они оба знали, что она не уйдёт. Не решится отступить, не в такой ситуации, и, вполне вероятно, Дицзюнь именно поэтому позволил ей остаться — понимал, что такая любовь не уйдёт, если заставить девушку держаться от него подальше, чувство лишь станет сильнее. Пусть тогда будет под его крылом, так он хотя бы сможет позаботиться о лисичке и уберечь от неправильных поступков.       Внезапно девушка поднялась и, по-детски невинно улыбнувшись, легко поцеловала мужчину в щёку. А потом, залившись краской, отвернулась от него и вернулась к своему музыкальному инструменту. Дицзюнь приложил прохладную руку к щеке, не определившись, как должен реагировать на подобную выходку, а лисица уже начала наигрывать одну из своих мелодий, как будто ничего не произошло. Она не отступится. Он определённо полюбит её, даже если на это уйдут тысячелетия.