Притворяясь друг другом

Феанаро и утром продолжал неотступно думать о чем-то, при этом все чаще глядя на Нолофинвэ. И чувствуя взгляд брата, Нолофинвэ опять не мог есть и с трудом мог дышать. Ему то и дело казалось, Феанаро уже догадался, что это он во всем виноват. Догадался и ждет, пока они останутся наедине, чтобы обрушить на него всю силу своего гнева. Впрочем, нет, если бы догадался, то ждать не стал бы, сразу бы все обрушил. Так что ничего Феанаро не понял и не знал. Можно было успокоиться, но Нолофинвэ от этих мыслей легче не становилось. Он всегда считал, что достойный эльда должен принимать на себя ответственность за последствия своих решений и дел. Все последствия. Бежать же и прятаться или утаивать свою ошибку — слабость и трусость. А раз так и раз все исправить в прошлое Смешение Света не получилось, Нолофинвэ обязан был сам рассказать обо всем Феанаро. Именно это будет честно и правильно. Но до чего тяжело. Брат никогда не любил его, и никогда не станет любить — это Нолофинвэ понял давно, а теперь понимал даже причины этого, хотя все равно было обидно. Но после того, как Феанаро узнает, что это Нолофинвэ по глупости поменял их местами... Феанаро его возненавидит. И не важно, что сам Нолофинвэ пострадал тоже... Феанаро его возненавидит и будет прав. Но признаться все равно надо. Только не здесь. Не на глазах у всех. Страшно представить, как Феанаро отреагирует на такие новости. — Мне нужно с тобой поговорить, — тихо сказал брату Нолофинвэ. Феанаро почему-то вздрогнул. Может быть, от предчувствия? Или просто от неожиданности. Пожал плечами и ответил: — Ну, так говори. Нолофинвэ покачал головой. — Нет, не здесь. Давай отойдем от лагеря. — Скоро уже все тронутся, — заметил Феанаро. — Пожалуйста, мне очень нужно. Слова дались с трудом. Он уже долго ни о чем Феанаро не просил. Но по сравнению с признанием, которое еще предстояло сделать, это была мелочь. — Ладно, — согласился Феанаро. И они вдвоем отошли от родных, которые, беззаботно болтая, подкреплялись хлебом и фруктами. Финдис, увидев, что братья куда-то уходят вдвоем, бросила на них вопросительный взгляд, но Нолофинвэ только прибавил шагу. Потом по лагерю пошел еще быстрее, не отвечая ни на чьи приветствия. Будущее признание, казалось, жгло ему язык, не давая произнести что-то другое. Нолофинвэ думал только о том, как бы скорее выйти за пределы стоянки и сказать уже все, а там будь что будет. Но когда лагерь кончился, решимость Нолофинвэ кончилась тоже. Он стоял перед Феанаро молча, не в силах начать. Тот нахмурился. — Зачем ты меня сюда притащил? Это подтолкнуло Нолофинвэ. Он заговорил быстро, будто с разбегу бросился в воду: — Это я. Я сделал так, что мы поменялись телами. Получилось явно слишком быстро, смысл за словами не успел. — То есть не я сделал, — поправился Нолофинвэ. — Я пожелал, чтобы это случилось в то самое мгновение, когда Два Древа сияли с одинаковой силой. И желание исполнилось. Вот. Он сказал это. Теперь все. Феанаро потрясенно молчал. Долго. Нолофинвэ ожидал, что брат вот-вот закричит. Может, попробует ударить его, как в тот вечер в мастерской. Но Феанаро только улыбнулся очень странной, совсем безумной какой-то, улыбкой и сказал, не повышая голоса: — Ты забрал у меня отца. И дом. А теперь и меня самого. Мое тело — плоть от плоти моих родителей. Часть меня. И его ты отнял. Ты... Ты... Я не знаю слова, чтобы назвать тебя!!! — последнюю фразу он все-таки выкрикнул со злостью и отчаянием, а потом продолжал опять обычным голосом, но все еще со злостью: — Я тебя ненавижу. Если бы я мог, я пожелал бы, чтоб тебя не было. Феанаро сжал кулаки, потом застонал, как от боли, и резко повернулся к Нолофинвэ спиной. Это вернуло Нолофинвэ способность говорить, которой он будто лишился, услышав "ты забрал у меня отца". — Я никогда ничего не хотел забирать у тебя, Феанаро! — воскликнул Нолофинвэ. — И не забирал. Честно! То есть до того дня. Но это была случайность. Я просто хотел, чтобы ты почувствовал себя на моем месте, а сам я оказался бы на твоем, потому что так легче... я думал... правда... Я очень виноват перед тобой. Я знаю. Пожалуйста, прости меня. Я прошу. Я умоляю, прости! В голосе Нолофинвэ зазвенели слезы. Потом слезы покатились по щекам. Но ему даже не было стыдно за это. Больше того, он даже не думал, что ему должно быть стыдно или будет стыдно после. Он только хотел, чтобы Феанаро его услышал и понял. Чтобы знал, Нолофинвэ вовсе не желал что-то отнять у него. В то, что брат его простит, Нолофинвэ, на самом деле, не верил. Но не мог не просить прощения. — Уходи, — глухо откликнулся Феанаро. — Уходи, пока я не сделал что-нибудь, чего нельзя будет скрыть. Вот и все. Настаивать бессмысленно. Нолофинвэ повернулся, чтобы идти обратно к лагерю, где, судя по звукам, долетавшим с той стороны, нолдор и ваниар уже снялись с места и выдвинулись в путь. Отойдя на несколько шагов, он, наконец, заметил, что по щекам текут слезы, капают с подбородка... торопливо стер их. Но из глаз они продолжали течь, и Нолофинвэ приходилось стирать их снова и снова. — Стой, — все так же глухо сказал Феанаро. Нолофинвэ замер, не поворачиваясь. Неужели все-таки? — Когда будет Смешение Света, пожелай, пожалуйста, — вежливое слово Феанаро выплюнул, как худшее из оскорблений. — Чтобы все стало, как раньше. Раз уж твои желания так чудесно сбываются. Теперь нужно было еще признаться, что Нолофинвэ уже пробовал, и ничего не получилось. Но это было уже выше его сил. И Нолофинвэ только кивнул в знак того, что попробует. А потом медленно, очень медленно, двинулся дальше. Феанаро не пошел за ним сразу, но потом обогнал уже на дороге, по которой они шли вместе с другими эльдар. Нолофинвэ не решился окликнуть его, чтобы узнать, куда он идет. Нолофинвэ, по правде говоря, было совершенно все равно. Он впал в какое-то странное состояние, когда его уже ничто не трогало. Ни музыка, ни голоса эльдар, ни смех, ни даже свет... Этого всего как будто вообще не существовало. Как будто Нолофинвэ заблудился в Сирых Землях и упал на дно глубокого-глубокого ущелья, куда никакие звезды ни разу не заглядывали. И не заглянут.