Притворяясь друг другом

Первую остановку в дороге сделали в час Смешения Света. К этому времени Нолофинвэ чувствовал себя усталым и несчастным, больше несчастным. Нет, отец был прав, дорога — это ожидание праздника, даже можно сказать, его прелюдия, и вокруг уже бурлила и искрилась радость. Но, изображая из себя Феанаро, Нолофинвэ не мог по-настоящему эту радость разделить. От родителей, рядом с которыми, благодаря присутствию отца, Нолофинвэ мог находиться без боязни выдать, что он не Феанаро, его, к сожалению, быстро оттеснила целая толпа участников Великого Перехода, желавших в приступе ностальгии поделиться воспоминаниями со своим вождем. В другое время, Нолофинвэ за счастье посчитал бы слушать, но сегодня было как-то не до того, и он, в конце концов, совсем отстал от этой группы. Финдис еще до этого растаяла в потоке идущих эльфов. Даже Феанаро в обличье Нолофинвэ куда-то исчез. А больше Нолофинвэ общаться ни с кем не мог. Вернее, не мог пообщаться с теми, с кем хотел он сам, потому что Феанаро обычно не было до них дела, да и они не стремились составить компанию старшему сыну короля нолдор. Зато с теми, кто желал поговорить с Феанаро, Нолофинвэ теперь приходилось общаться поневоле, и это не было приятно. Совсем наоборот. Так что, наконец разыскав во время привала Финдис и Феанаро, которые вместе устроились под деревом, Нолофинвэ уже был далеко не в лучшем расположении духа. А Феанаро еще и поприветствовал его вопросом: — Есть ли в Тирионе хоть один эльф, который, увидев тебя, не спешил бы поздороваться с тобой и сообщить тебе целую уйму каких-нибудь абсолютно бесполезных сведений?! — Конечно, есть. Это ты, — в тон ответил Нолофинвэ. — Я серьезно, — продолжал возмущаться Феанаро. — У меня уже лицо болит от необходимости им всем улыбаться и голова — от их трескотни. — А у меня от твоих друзей уши вянут, — поделился собственными проблемами Нолофинвэ. — Не знал, что мы, оказывается, так отвратительны. Когда я говорил им, что не могу пойти с ними непонятно куда, чтобы заняться неизвестно чем, потому что пообещал отцу провести это время с семьей, они чуть не плакали от сочувствия. Один — не помню, как его зовут — даже предложил тайком тебя украсть. — Это, наверное, Нариндиль. Он пошутил, — сказал Феанаро. При этом он улыбнулся даже как-то с нежностью, из чего Нолофинвэ сделал вывод, что улыбка на самом деле предназначена этому Нариндилю. — Зато ругал нас всех он совершенно серьезно, — сказал Нолофинвэ. — Даже отцу досталось. Потом он, правда, смутился, наконец, и быстро ушел. На это Феанаро ничего не ответил, и Нолофинвэ продолжал: — Единственный нормальный из всех твоих знакомых — твой учитель Махтан. И еще дочка его. Она сказала, кстати, что ты молодец и давно надо помириться с родными, и... — тут Нолофинвэ немного смутился и опустил взгляд. — ... поцеловала тебя в щеку, то есть... — Нолофинвэ поднял взгляд обратно на Феанаро. — ... Я решил, раз она осмелилась это сделать, ей можно. У Феанаро щеки явно порозовели, вернее, порозовели щеки Нолофинвэ, конечно. А Нолофинвэ, глядя на это, подумал, что вот краснеет не так уж ужасно, ощущалось это всегда намного хуже. — Да, ей можно, — сказал Феанаро и тут же, сверкнув глазами, добавил: — Ты только сам ее не вздумай никуда целовать. — И в мыслях не было, — честно ответил Нолофинвэ и, чтобы сменить тему, обратился к сестре: — Финдис, а ты что здесь делаешь? Финдис фыркнула, как сердитая кошка, а потом сказала: — Феанаро запрещает мне отходить от себя больше, чем на пару шагов. — Это что за новость? — удивился Нолофинвэ. — При ней твои друзья-приятели быстрее испаряются, некоторые даже вообще стесняются подходить, только кивнут и идут дальше. А я не собираюсь больше рисковать, после того как какой-то безумец налетел на меня с объятиями, смеясь и плача, и крича что-то о поразительных способностях, о том, что он всегда знал и что целый день Древ, не отрываясь, читал и перечитывал рукопись. Я так и не понял, чего он хотел. — Ты... он... Слов не хватало, Нолофинвэ только безнадежно махнул рукой. Потом спрятал лицо в ладонях. — Нольо, — обеспокоенно окликнула его Финдис. — Это не безумец, это мой наставник. Недавно я отдал ему на оценку одну свою работу, — глухо произнес Нолофинвэ. Объяснять подробнее не было сил. — У тебя есть наставник? — изумленно спросил Феанаро. Этот вопрос, несомненно, достойный истинного гения, Нолофинвэ проигнорировал. Потом послышался такой звук, как будто кто-то кого-то пнул по сапогу, и вскрик, явно не боли, а удивления. Нолофинвэ поднял голову. — Что это было? — спросил Феанаро у Финдис. — Ну, может, я забыла, что это ты, — невозмутимо ответила она. — А может, и нет. — Знаешь что... — начал Феанаро. Но никто так ничего и не узнал, потому что как раз в этот момент к ним подошел Финвэ. — О! Нашлись и все сразу! Какая редкая удача! — закричал он вместо приветствия, широко улыбаясь всем троим. — Мы тоже тебя рады видеть, — за всех ответила Финдис. И предложила отцу солидный ломоть копченой кабанятины на хлебе. Он отказался. — Пока искал вас, я успел так основательно подкрепиться в разных местах, что сыт теперь на неделю вперед. — Тяжела участь короля нолдор, пап? — очень серьезно поинтересовался Нолофинвэ. И тут же подумал, не покажется ли отцу странной эта шутка из уст Феанаро. О чувстве юмора своего брата он имел смутное представление, потому что при нем тот если и шутил, то обычно несмешно. К счастью, Финвэ ничего странного не заметил и рассмеялся. — Не то слово! После этого Нолофинвэ окончательно уверился, что рядом с отцом в его нынешнем положении безопаснее и спокойнее всего. Феанаро, видимо, считал так же, так что после привала не отходить далеко от отца они старались вдвоем. Финдис, пользуясь тем, что Феанаро больше не требовал охранять его от многочисленных знакомых Нолофинвэ, убежала к своим друзьям, но время от времени появлялась, узнать, как дела у братьев. — Надо же убедиться, что вы не извели тут друг друга вконец, — сказала она. На что братья ответили неожиданно дружным: — Это он вечно меня изводит! Она только головой покачала. Финвэ, когда видел их троих рядом, светился не хуже Древ. "Ну, хоть кому-то хорошо" — думал Нолофинвэ. Самому ему становилось все тоскливее и тоскливее. Смешение света прошло, приближалось уже второе, а они с Феанаро так и не поменялись телами обратно. Значит, по крайней мере, одно из новых предположений Финдис точно было ошибочным. Да и на второе особо рассчитывать не приходилось. Но очень хотелось. Ведь если не сработает, надо же что-то делать. Не могут же они просто всю жизнь притворяться. Видимо, Феанаро думал о том же. — Когда мы дойдем, валар все равно сами заметят, — сказал он. Эта мысль его явно совсем не радовала. Нолофинвэ отрицательно покачал головой. — Под аванирэ не заметят, оно для них так же непроницаемо, как для эльдар. Сам Манвэ сказал это. Феанаро тоже покачал головой, но с сомнением. Нолофинвэ не обратил на это внимания. — Придется в конце концов признаться самим, — сказал он. Яростных возражений, которых Нолофинвэ наполовину ожидал, не последовало. — Я думаю, после праздника, — продолжал Нолофинвэ. Феанаро пожал плечами. — Мне все равно, — произнес он как-то совсем уже бесцветно. Так что Нолофинвэ вдруг почувствовал желание хоть немного его подбодрить. — Может, еще не придется. Феанаро снова пожал плечами. Нолофинвэ решил пока выбросить все это из головы и попытаться просто получить удовольствие от дороги, он любил бродить по Валинору. Феанаро тоже любил, но большое скопление эльфов вокруг явно меняло дело, так что брата в сложившейся ситуации не могло порадовать совсем ничего, и Нолофинвэ старался лишний раз на него даже не смотреть, чтобы не возвращаться мыслями к неразрешимым проблемам. Но в целом второй переход был все-таки значительно приятнее первого, Нолофинвэ расстроился немного, когда отец объявил, что пора останавливаться на ночлег. На этот раз усталости он не чувствовал и с удовольствием еще бы шел и шел. Но эльдар вокруг с энтузиазмом принялись разводить костры и собираться вокруг этих костров. Вокруг костра короля Финвэ, самого большого на всей стоянке, народу собралось много. Несколько музыкантов играли вместе. Нолофинвэ расслабился, слушая музыку... и вдруг один из музыкантов, его знакомый, крикнул: — Нолофинвэ, а ты почему не с нами? Нолофинвэ чуть было ему не ответил, что сейчас присоединится, но вовремя спохватился. Сейчас этот вопрос вообще был не к нему, а Феанаро предупреждал, что играть вместо него точно не станет. Феанаро вскочил на ноги. — Я пойду поставлю наши шатры, — сказал он. И заслужил удивленные взгляды разом от всех. — Брат просто решил не играть до праздника, — пришла ему на помощь Финдис. — А, тогда понятно, — ответили несколько голосов. Настаивать никто не собирался. Решил так решил, мало ли какая причина. Но Феанаро все еще продолжал стоять. — Садись, — позвала его Финдис и даже потянула за рукав. Он заупрямился, на него опять посмотрели удивленно. — Давайте, я сыграю, — предложила Индис, явно стараясь всех отвлечь. И это было хорошо, потому что все действительно отвлеклись, но и плохо, потому что теперь настоящему Нолофинвэ нужно было уходить. Феанаро не любил слушать, как играет Индис, и, как только мог, избегал этого. Так что сейчас все удивились бы еще больше, если бы этого вдруг не случилось. К тому же, мамина музыка всегда вызывала у Нолофинвэ сильную реакцию, и он мог этим выдать себя. А Феанаро и сейчас собрался опять бежать, Финдис качала головой, уже с силой удерживая его. Нолофинвэ подошел к ним, зашептал Феанаро: — Шатры пойду ставить я, а ты сядь уже наконец. Его злило, что приходится уходить. А Феанаро, наверняка, не радовало, что нужно оставаться. Нолофинвэ, понимая это, ушел, прежде чем брат мог что-то ответить. Оба шатра Нолофинвэ поставил довольно быстро и устроился в том из них, что побольше. Здесь должны были спать он, отец и Феанаро. На прошлом празднике, по словам Финдис, шатер у них был всего один, и они помещались в нем вчетвером, но с Нолофинвэ было бы слишком тесно, так что пришлось разделиться. Нолофинвэ лежал, глядя на шелковый потолок, через который пробивалось слабеющее золотое свечение. Смешение света еще не началось, большинство эльдар в лагере и не думали расходиться спать. Нолофинвэ тоже на Дорогу Грез не хотелось. Но не хотелось и обратно к эльдар. Настроение совсем испортилось. Почему-то было ужасно обидно, что мама ни о чем не догадалась. Конечно, он сам старался, чтобы никто не догадался. Но все равно где-то в глубине души оставалась совсем детская вера, что маму не проведешь, что она-то точно все поймет, несмотря ни на какие трюки и даже на аванирэ. А она... не понимает. Наедине с этими и другими мрачными мыслями Нолофинвэ провел остаток вечера. Потом в шатре появился Феанаро, тоже мрачный. — Почему ты не дал мне уйти? — спросил он. — Это было бы странно, — ответил Нолофинвэ. — Мне ведь полвечера пришлось слушать, как она играет, — с отвращением сообщил Феанаро. В том, что он говорит об Индис, сомнений не возникало. Нолофинвэ трудно было ему посочувствовать. — Есть вещи и пострашнее, — сказал он. — Нет, ничего страшнее быть не может, — возразил Феанаро. — Вчера она меня поцеловала, а я ее не оттолкнул. Сегодня музыка эта, — с каждым словом он расходился все больше, но закончил резко, будто оборвав сам себя: — Она не моя мать. И голос, и вид у него были такие, что Нолофинвэ не напомнил ему, что такие слова, если их кто-то услышит, всем покажутся очень-очень странными. Нолофинвэ вообще ничего не стал говорить. Феанаро тоже больше ни слова не добавил, повозился немного, устраиваясь на выбранном месте, и совсем затих. Нолофинвэ все думал, что надо бы все-таки сказать ему что-то. Разумное и правильное, отчего обоим станет легче. Но так и не сумел придумать чего-нибудь подходящего. — Мальчики, вы спите? — негромко окликнул их Финвэ, пролезая в шатер. Никто ему не ответил.