Летняя азбука

Рэн решает сделать доброе дело. Нет, не то чтобы это было для него такой уж редкостью, но иногда... озаряет? Попадаешь под пыльцу спешащей по делам феи, прилетает ли по голове потерянным супергеройским сапогом, или просто звезды складываются — одной луне ведомо. Но вдохновение при этом можно черпать половником. Поэтому Рэн решительно стоит на крыльце, сжимая в одной руке шланг, а в другой — тазик с бряцающими в нем мыльницей и щеткой, и не отводит глаз от разлапистых лопухов у забора. Лопухи чуют опасность и настороженно молчат. Все бы ничего, но из них торчит ухо. Все, что Рэн знает о псе Лиз — он свободолюбивый, непоседливый и грязный. Кажется, каштанового окраса. Лопухи чуют приближение опасности. Они шуршат, возятся, к уху периодически добавляется второе. Но Рэн — Рэн-то! — не лопух, он знает, как действовать. В одной руке у него тазик с мыльницей и щеткой, в другой — шланг. И — стаканчик сливочного мороженого. И стоит подойти поближе, у лопухов появляется мокрый черный нос. Он принюхивается и иногда на мгновение скрывается за шершавым розоватым языком. Наживка почти заглочена. Постепенно, потихоньку из лопухов появляются глаза, две лапы, грудь. Пес настолько всклоченный и пыльный, с торчащей грязевыми сосульками шерстью, что определить породу совершенно невозможно. Зная Лиз — дворняга, не иначе. Ценой половины стаканчика (и едва ли не двух пальцев — вот не успей Рэн отдернуть!..) пес оказывается на середине двора, и тут становится окончательно ясно: это щенок. Маловат для восьми месяцев — кажется, он появился у Лиз именно тогда, — но какой из Рэна в конце концов кинолог? Его дело маленькое — вычистить вот это недоразумение, которое Лиз завтра собирается нести к ветеринару. Решение обоснованное — после глубокой царапины на лодыжке, которую сестренка не слишком умело списала на гвоздь, иначе и быть не могло. На журчащую воду щенок смотрит со смесью любопытства и подозрения. Принюхивается, лакает прямо из-под струи — день жаркий, а вода пахнет приятным холодком. Заманить лопухастого в таз оказывается сложнее. Рекорд Рэна спустя десять минут — две лапы. Стоит потянуться поставить задние, как щенок переступает за край передними. Возвращаешь их на место, и выясняется, что задние снова на земле. Руки чешутся просто выплеснуть первую порцию воды на несносное создание, но Рэн понимает — доверие будет потеряно. Поэтому стискивает зубы и упорно продолжает свою работу. Еще через пять минут в тазу три лапы, и Рэн сдается — и так сойдет. На спину вода воспринимается еще нормально, но стоит потянуться к хвосту, как щенок начинает танцевать в своей лоханке, грозя перевернуть полную до краев мыльной водой. Он вертится, тычет мокрым носом то в лицо, то в коленки, и вскоре Рэн оказывается мокрее того, кого собирался мыть: он снимает рубашку, потом майку, скидывает тапочки. Перекидывает через плечо косу, к которой щенок отчаянно тянется, и, потяжелевшая от воды, она выглядит совершенно неуместным в такую жару шарфом. По мере отмывания выясняется, что щенок совсем не каштановый. Сначала проглядывает рыжина на боках, а потом грудь, морда и кончик хвоста отмываются до белизны! Рэн не может удержаться и все распрямляет хвост, который упорно сворачивается калачиком. Парень подозревает, что белые еще и лапы — но тут чисткой на один раз не обойтись, до истины надо докапываться сквозь множество грязевых слоев, по которым можно составлять справочник по местному почвоведению. Подумывает высказать сестренке — неужели она ни разу по-настоящему не вычищала свою собаку до ее натурального окраса? — и снова разворачивает хвост, чтобы увидеть, как он свернется обратно рогаликом. За этим занятием его и настигает оклик. Повеселевший своим мыслям Рэн оборачивается, и улыбка медленно сходит с его лица. У калитки стоит Лиз — и не сказать, что он не рад видеть сестренку, — но она держит на руках кудлатую собаку с перевязанной лапой и смотрит на Рэна огромными глазами. Кудлатая собака каштанового окраса. Развернувшийся во дворе аттракцион невиданной щедрости в торжественно звенящей тишине превращается в аттракцион глупости и абсурда. Кажется, Рэн вымыл не ту собаку. — Он в лопухах сидел, — как-то жалостливо уточняет он на немой вопрос и чувствует, как кончик косы за спиной жуют. После потрясения даже нет душевных сил отогнать паршивца. — А помнишь, ты говорила, что хочешь еще одну собаку?.. — Да я бы с радостью, — кивает Лиз, — вот только... — Понго! Из-за спины Лиз появляется ее лопоухий одноклассник, и счастливый лопухастый щенок, таки перевернув тазик на брюки Рэну, несется к — совершенно не смешно — хозяину. — Понго, — обреченно уточняет Рэн, который в детстве — давно и неправда — мультики все-таки смотрел. — Потрясающе. Японский акита-ину с именем известного далматинца скачет у колен Каза, пушится отмытой шерстью и икает проглоченным мылом. А кудлатая на руках у Лиз нервно возится, то и дело поглядывая вниз. — Одно мне скажи, братик, — Лиз осторожно опускает свою собаку на траву и пристально смотрит на Рэна, — ты когда мыл, не заметил, что Понго — мальчик? — Ну, — бубнит Рэн, бросая попытки выжать насквозь промокшие брюки. В летнем воздухе жужжат пчелы, и с благосклонным поскуливанием приветствуют друг друга два пса. — Химе, никогда не подходи к этому черствому человеку. Кудлатая звонко тявкает, и Лиз с Казом катятся со смеху. "Чертовы собачники", — думает Рэн, в кои-то веки решивший сделать доброе дело. Чухня все эти наваждения, вот честное слово! Брюки досыхают на солнце, и сжалившаяся Лиз приносит на всех мороженое — рэнова утренняя порция ушла мимо, на благое дело — так хочется думать. Половина второй — и снова чудом без пальцев! — скрывается там же. Понго топчется рядом, лезет мордой в ухо — хорошо хоть, пахнет от него сейчас мылом и молоком. Кудлатая Химе лежит мордой у Лиз на коленках и без видимых усилий получает свою часть пломбира. Поразительно тепло — и даже не от солнца. Рэн думает, что ему тоже надо завести собаку.