Летняя азбука

Лиз высовывает из под козырька нос, и по нему тут же смачно ударяет тяжелая капля, заставляя ойкнуть и врезаться в брата в попытке отпрыгнуть подальше. Место под навесом совсем узкое, дождинки залетают туда все чаще и чаще. Они только-только вышли гулять и, по совести, до дома недалеко, но ребята туда не торопятся. Мнутся под навесом, прижимаясь спинами к прохладному кирпичу. Домой не хочется. Никому из них. Так же, как не хочется в этом открыто признаваться. Не дети ведь уже. Первым все же сдается Рэн. Он немного отстраненно спрашивает, не снесли ли еще тот старый двор за соседним домом. Лиз трясет головой — немножко и от холода — и говорит, что они убегали туда с друзьями во время окон в расписании. - А беседка? Ну, помнишь, с резными перилами? По словам девочки, беседка тоже в целости. Но на всякий случай стоит проверить. Мало ли. Шаг переходит в резвую трусцу почти сразу же. Холодные капли попадают за ворот куртки, которую Рэн держит над головами, и стекают по шее и между лопаток. Струи бьют по неприкрытым коленкам и с усилием барабанят по натянутой ткани куртки. Беседка оказывается там, где и была — в самом углу двора, почти скрытая листвой. Ребята забиваются в самый дальний сухой угол и закутываются в одну куртку на двоих, прижимаясь друг к другу тяжело вздымающимися, теплыми боками. Они слушают свое сбитое дыхание и за ним — шум листвы, которую треплет ветер. Капли барабанят по начавшим рассыхаться доскам деревянной крыши, и найденное сухое местечко — большая удача. На коленках — объемный рюкзак, а в рюкзаке — арбуз. Правда, почти бесполезный без ножа. Зато на него удобно класть подбородки и изредка, играясь, бодаться лбами. С собой ни книг, ни планшета, ни тетрадки, чтобы поиграть в морской бой или крестики нолики. Это все и не нужно — сейчас не хочется даже разговаривать. Молчать, дышать дождевой прохладой, потеснее прижиматься под узкой курткой и смотреть на плывущую зелень из под прикрытых век. Тихонько отстукивать ногой старый мотив детской песенки про моряка. Когда-то давно эта беседка была и кораблем в бескрайнем море, и звездолетом в открытом космосе, и осажденным неприятелями замком. Сейчас, она, пожалуй, яхта. Даже «яхточка», как однажды сказала четырехлетняя Лиз, впервые увидев увлечение Рэна. Парень прикрывает глаза. Ну точно — небольшой швертбот под трепещущим парусом. Таким суденышком нельзя управлять спустя рукава да зевая по сторонам. На борту их двое — две пары рук и ног, две головы, два чутких носа и — всенепременно — одна душа. Ветер сильный — но что им помеха? Главное, что судно идет ровно, а если и начнет крениться — ничего, вытянут... Сильный ливень стухает, но мелкая морось, похоже, прекращаться не собирается. Начинает темнеть, и ребята двигают домой, чтобы мама Лиз не волновалась. Идут медленно, все так же прижимаясь друг к другу плечами и держа куртку над головами. Это и не обязательно — вот насмешили, выйти на швертботе в бурю и не намокнуть. Рэн идет практически с закрытыми глазами и мысленно радуется, что брюки закатаны до колен. В холодном воздухе, наполненном влажными каплями, ему чудится, что он бредет в море, отводя свой парусник от причала. Впереди — только море до самого горизонта, которого нет. Вода сливается с небом, ветер гладит щеки, под ладонями — деревянный корпус самого верного товарища, который — больше чем друг. Где-то под сердцем — бесконечно далеко и невообразимо близко — тепло родного человека. Оно — якорь, нужная звезда, мимолетная мысль. Оно поможет вернуться. Идет дождь, а Рэн, наплевав на все директивы, уходит в море. Ему можно. Он вернется. Его вернут. Спасибо, Лиз.