Квартира

Занимался рассвет. Над крышами, на самой чернильной границе мрака, небо потихоньку светлело, становилось прозрачным, словно чернила размывали водой. Утро ранней весны вступало в свои права. В воскресенье в такую рань улицы были пустынны; никто не шумел под окнами, не ходили люди, изредка только проезжали машины, и их звук тревожил прохладный недвижимый воздух. Они сидели на подоконнике, обнявшись. Закутанная в плед Маринетт практически лежала на груди у Кота, он обнимал её за плечи одной рукой, а другой осторожно отводил волосы ей с лица. Непослушные пряди, едва убранные с бледного лба, тут же снова падали на него. Она не спала, он знал, что не спала, но ничего не делала и не говорила, позволяя ему... всё. Его Леди никогда бы... Кот потряс головой и прикрыл глаза, бездумно наматывая на палец мягкую прядь. Он наслаждался синими бликами, на секунду разрешая себе поверить, что Ледибаг когда-нибудь так же доверчиво попросит его остаться. Он нашел Маринетт на лавке в парке совсем рядом с квартирой, она плакала так, что тряслось все её маленькое тело, плакала, обняв колени руками и пряча в них покрасневшее опухшее лицо. И Адриан почувствовал себя виноватым. Не было ничего столь же непереносимого, как видеть бойкую решительную Маринетт такой. Она плакала из-за него, из-за того, что она призналась ему в любви, а он отказал. Адриан не был виноват. Маринетт замечательная, умная, добрая, храбрая, веселая, очаровательная и печет лучшие пирожные во всей округе, и в глубине души ему было даже жаль, что он не любит её. Он представил себе жизнь с ней: уютный дом, вкусная еда, Маринетт, выходящая встречать его с работы в домашнем платье и их сыном или дочкой на руках. Он смог бы так жить. Смог бы целовать её по утрам, интересоваться прошедшим днем, рассказывать про свою жизнь или что еще делают идеальные парочки? Он смог бы, но не был бы счастлив ни единой минуты. Смотрел на её покрасневшее от волнения лицо, на наполненные надеждой глаза, на взволнованно прижатые к животу ладони и губы, подведенные по случаю небольшой вечеринки неяркой помадой в тон платью... Смотрел на Маринетт, а видел совсем не её. И Адриан испугался того, с какой легкостью он готов был обмануться, того, как страстно он желал этого. Позволить себе представить на месте Маринетт его Леди и быть, наконец, счастливым, закрывая глаза на мелкие непохожести. Ненавидя себя в этот момент чуть больше, чем он обычно ненавидел себя в подобных обстоятельствах, Адриан отказал ей. Может быть, чересчур поспешно. Может быть, слишком резко. Она вынесла новость стоически. Кивнула, выдавила из себя неровную какую-то улыбку, отвела глаза и молча ушла. Адриан не видел её до самого конца вечеринки, хотя искал краем глаза, не желая столкнуться с ней даже случайно. Мысленно облегченно выдохнув (кажется, с ней все будет в порядке через денек-другой), он решил забежать на квартиру перед возвращением домой, и вот тогда-то... Да, мироздание отыгралось на нем сполна. Она уже не плакала, когда он завел её в квартиру. Он послал её умыться, она послушно прошла в ванную и вышла оттуда без следа косметики на лице. Хотя, возможно, дело было совсем не в косметике. — Хорошо, что ты здесь, — сказала она тогда, смотря в окно. — Вполне может появиться черная бабочка. — Расскажешь, что случилось? — спросил он, проклиная свой длинный язык и меньше всего желая услышать ответ на свой вопрос. — Ты любишь кого-нибудь? — прошептала она вместо ответа. Он кивнул. — Тебе отказывали? Он снова кивнул. — И как это было? — Вежливо, — он дернул уголком губ. Его натура требовала посмеяться над собственными неудачами, но смеяться не выходило от слова совсем, потому что... — Чертовски больно. Она дернулась, будто её ударили. В её больших небесных глазах плескалась, казалось, вся жалость мира. Она его жалела. Она. Его. На тебе, Кот Нуар, за всё хорошее. Получи. — Прости. Мне так жаль, мне очень жаль, прости... — бормотала она, сжимая его ладони. — Тебе не за что извиняться, Принцесса, — улыбнулся Кот, мягко высвобождая руки. Горькая улыбка скользнула по её лицу. — Я тебя не заслуживаю. Спасаешь меня всякий раз, даже не зная... — Маринетт осеклась то ли от того, что не хотела завершать предложение, то ли от его ладони, опустившейся ей на плечо. — Не говори так. Не смей так говорить. Ты заслуживаешь спасения. Если кто тут чего и не заслуживает, так это отказавший тебе парень. Этот идиот не заслуживает ничего. "Ни одну из вас" - хочется сказать Коту. Маринетт в его руках напряглась и чуть отстранилась. — Адриан хороший. Лучший человек, которого я знаю. Он не виноват... в том, что ничего ко мне не чувствует. О, он был в этот момент чертовски далек от "лучшего человека". — Иди сюда, — сказал Кот наконец, раскрывая объятия. Она шагнула к нему не задумываясь, и её руки легко обняли его в ответ, так знакомо, будто делали это сотни раз. Они и делали, если подумать. Кот вдруг подумал, насколько Маринетт на него похожа. И сразу за этой мыслью пришла другая - глупая, отчаянная, порожденная давней собственной болью. Иногда после отказов его Леди ему так хотелось, чтобы рядом был кто-нибудь. Хоть кто-нибудь. Но никого не было. Никогда. Теперь он мог стать кем-нибудь для Маринетт. Кот поднял за подбородок её опущенное лицо и оглядел её всю - тонкие руки, узкие запястья, светлая кожа, веснушки, дурацкие хвостики. Маринетт не сопротивлялась, только смотрела так, что его выворачивало наизнанку. Раньше ему было тошно, теперь - страшно. Кот взял это лицо в ладони и поцеловал. Медленно, осторожно. В поцелуе не было ничего от любви, не было ни капли тех чувств, что принадлежат Ледибаг, всегда принадлежали и всегда будут, но он отчаянно не хотел об этом думать. Это было неправильно. Кот почти желал, чтобы Ледибаг ворвалась в комнату, застала его, целующего Маринетт, и... Но Ледибаг, конечно, не пришла. Кот увидит её через пару дней на вечернем патруле или раньше, если появится акума, и она будет смотреть на него своими понимающими небесными глазами, будто бы заранее за все его простила. Хотя она, конечно, никогда его не простит. Если узнает. Но она не узнает, пока он сам не скажет - в Маринетт Кот был уверен, а в себе - нет. Хотелось прекратить всё это. Вообще всё. Не важно, как. Остаток ночи Кот и Маринетт просидели на подоконнике. Ему было... почти хорошо. Он не знал, как было ей. Он решил подумать над этим утром, впервые всерьез мечтая, чтобы оно никогда не наступило. Занимался рассвет.