Квартира

На балконе холодно. Ледибаг кутается в захваченный из комнаты плед и смотрит на мокрый снег, бьющийся в стекло. Рядом с ней горят три свечки в керамических квадратных мисочках (подарок Альи на пятилетие их геройской деятельности). За неуплату им отключили электричество, и, хотя Кот мог разобраться с этим парой звонков, он всё же ушел договариваться об оплате к Мастеру Фу, здраво рассудив, что светить обе свои весьма известные личности не стоит. Без Кота холодно. Ледибаг высовывает руку и трет замерзший нос. Пиликает йо-йо, она малодушно игнорирует звонки, не глядя поставив режим невидимки. Никто не может найти Ледибаг, если она не хочет быть найденной. Даже другие герои. Кот и так знает, где она, а Вольпина и Квин Би переживут. Не сегодня. Не сейчас. Как же она устала. Голова у нее просто раскалывается. Ноют ребра, хоть чудесное исцеление и срастило трещину. По-хорошему надо встать, вернуться в свою комнату, снять трансформацию и хорошенько выспаться. Вялое от обезболивающих тело кажется таким тяжелым, почти неприподъемным... Йо-йо продолжает вибрировать. Иногда Ледибаг ненавидит свое положение, и сейчас именно такой момент. Всем нужна, все разрывают ее на сувениры, ни минуты, ни секунды свободного времени. Вечная конкуренция за ее внимание, бесконечные ссоры КвинБи и Вольпины, неуместно громкий Кот, флиртующий с каждой журналисткой, проект по истории моды, заканчивающееся терпение родителей по поводу ее бесконечных отлучек, разваливающие Париж по три раза на дню зараженные, Мастер Фу с очередными тайнами, которому она тоже отчего-то понадобилась сегодня... Черт бы их всех побрал, просто оставьте ее в покое. Неужели это так сложно? Может хоть что-то в этом треклятом Париже обойтись без ее участия? В глубине квартиры раздается звонок ее сотового. Ледибаг закрывает глаза и накрывается пледом с головой, чувствуя, как противный звон ввинчивается в ее сознание. Телефон не затихает долго, и все эти бесконечные минуты Ледибаг терпит, сцепив зубы, чувствуя, как вскипают на глазах злые слезы. Хочется закрыть глаза и не открывать их целую вечность. Тишина приходит неожиданно. Звонок обрывается, воздух еще дрожит какое-то мгновение, как струна, а потом балкон и темную квартиру мягко укрывает беззвучие. Ледибаг поводит плечами, неуверенно распрямляется, впитывая эту тишину. В стекло бьются тяжелые капли и оседают липкой моросью. Свечи окрашивают их в сотни рыжих бликов. В неровном отражении - клетчатый плед и ее собственное бледное лицо. Объяснил бы ей кто, отчего героиня Парижа, символ свободы и силы, чувствует себя запертой и беспомощной. Откуда такая не-свобода, что за цепи, кто ее сковал? Идти ей, оказывается, некуда, кроме этого балкона и темноты парижских улиц. Даже трансформацию снимать страшно: Тикки. Тикки, а значит - слова, слова, слова... Снова что-то объяснять. Снова растрачивать себя на других. Она уже на мели, определенно, с такими-то ставками и кредитами. Хорошо хоть, что Кот отговорил ее тогда, три месяца назад; только благодаря ему у нее осталось последнее убежище - маленькая квартирка в спальном районе, разделенная на двоих. Вспомнился вдруг Кот, когда она предложила ему (в шутку, прекрасно зная, что он согласится с любым ее решением) не рассказывать другим героям о квартире. — А ты собиралась рассказать? — спросил он тогда, оторвавшись от выкладывания порционных кусочков камамбера в отдельные баночки (стипендия больше не покрывала расходов на вонючий сыр, и потому Плагг был посажен на вынужденную диету). — Да и сейчас собираюсь. Кот рассеянно закрыл крышечкой пустую баночку и поставил к полным. Кусочек камамбера остался лежать на разделочной доске. — А если я против? — сказал он наконец. Голос его был ровным, почти шутливым, почти обычным. Кот повертел в руке следующую баночку и быстро убрал в нее кусочек сыра с доски, так и не вспомнив про пустую. — Почему? — спросила она. — Мы больше не одни, Котенок, наши напарники - такие же герои, как и мы. Они уже много раз подтвердили, что оправдывают наше доверие, даже КвинБи... — Да, — поспешно прервал ее Кот. — Но ведь дело совсем не в этом! — А в чем? Он повернулся к ней, и он не в состоянии был произнести ни одного слова из тех, что, она знала, вертелись у него на языке. Она почти слышала громкую прочувствованную речь - как те бесконечные монологи во время вечерних патрулей - с длинным списком аргументов, причинно-следственными связями, чувствами и каламбурами. Но было тихо. После долгой паузы он сказал неверяще и как-то разочарованно: — Ты не понимаешь. Ледибаг действительно не понимала, о чем и сообщила Коту. Кот отложил сыр и огляделся. Посмотрел куда-то вверх, скользнул глазами по окну, по фиалкам в разномастных горшках на подоконнике, по занавескам с божьими коровками (Кот притащил их откуда-то и был чертовски доволен, когда после трехдневной осады она сдалась и разрешила их повесить), по темному дверному проему, по шкафам над кухонным столом, оглядел чайник и доски для разделки, две вилки в раковине и в конечном итоге остановился на магнитиках на холодильнике. Их там было великое множество, некоторые с их логотипами, некоторые Маринетт перетаскала из дома, некоторые были сувенирами из различных поездок, а в самом центре, обособленный от остальных значительным пустым пространством, был магнит от Альи с надписью "Мы любим Ледибаг!" на фоне ее фотографии в окружении остальных героев. Кота на фотографии не было - он снимал. Нуар разглядывал этот магнит и всю обстановку их кухоньки, словно бы впервые ее увидел, и ему она очень не понравилась. — Я думал, что... Моя Леди, я против. У меня нет другого объяснения и другого оправдания, кроме того, что я люблю тебя, но я знаю, что это не закончится ничем хорошим. Прошу тебя, поверь мне. Не говори хотя бы полгода!.. Она не знала, что сказать, и только подняла брови. — Хорошо, три месяца. Если за три месяца ты все еще... Если после трех месяцев ты решишь сказать им, я уступлю. — Они наши друзья! Я не хочу ничего скрывать от них! — Ледибаг внезапно почувствовала злость. — Три месяца, — сказал он. — Это и моя квартира тоже. Злость сдулась, оставив после себя неприятное склизкое ощущение неправильности. Кот быстро расфасовал остатки сыра и спрятал баночки в сумку-планшет, с которой (Маринетт знала, но никогда не видела) он ходил на учебу. Кот Нуар с сумкой выглядел весьма комично. Выглядел бы. — Я помою посуду позже, — сказал он, хлопая сумку по карманам в поисках ключей. Найдя связку, он задумчиво повертел их в ладони, и бросил ей уже из коридора: — Доброго тебе вечера. — Кот... — Доброго вечера, — повторил он и скрылся за дверью. *** — Доброго вечера, — шепчет Ледибаг неслышно, сильнее закутываясь в плед. Неутихающая боль сдавливает виски. Ее не хватает даже на сарказм. Вечер у нее потрясающе добрый. Кое-как встав на ноги, она добредает до балконной двери и прижимается на секунду к ней пылающим лбом, прежде чем толкнуть и окунуться в горячий воздух комнаты. Ее всё равно знобит, пока она добирается до кухни, и там обессиленно падает на стул, чувствуя себя слишком больной для чего бы то ни было. На столе лежит ее телефон, и она с ужасом думает о пропущенном вызове. Необходимость отвечать ее угнетает. В глаза будто насыпали песка. Оставьте ее в покое. "Это пройдет" — уговаривает себя Маринетт. Это всегда проходит. Маринетт хочет налить себе воды, но кипяченая кончилась. В холодильнике апельсиновый сок, она встает за ним. Открывание дверцы кажется очень тяжелым занятием. Дверца закрывается сама, Маринетт ставит коробку с соком на стол, чтобы не мерзли пальцы, а сама почему-то рассматривает магнитики, как и Кот в том давнем воспоминании. Она хочет найти какой-нибудь с Нуаром, чтобы прикрепить его в центр, к ее, но ничего подходящего не находится. Маринетт тянется за телефоном - там пропущенный от родителей и сообщение от Альи. Она боится его открывать. "Я позвонила твоим родителям. Отдыхай)" Маринетт чуть расслабляется, чувствуя прилив горячей благодарности подруге, и быстро набирает ответ: "СПАСИБО" "Не знаешь, где можно купить хороших магнитов с Котом Нуаром?"