Невидимки

— Всем нам свойственна профессиональная гордыня. Мы живем среди чудес и со временем поддаемся соблазну уравнять себя с богами. Наверное, поэтому агенты так часто становятся злодеями. Или сумасшедшими. — Или сумасшедшими злодеями. Хелена слабо улыбается в ответ на словесную шпильку. Никакой особой необходимости в её помощи сегодня нет, но Майку притягивает сфера, таящая в своей глубине душу Уэллс. Точно так же в детстве манили книги, охраняемые суровым отцовским запретом. — На самом деле, я не знаю, что именно толкает людей на сомнительную стезю. Я всегда верила в прогресс, во благо, которое несет чистый разум, однако не рискнула довести до конца эксперимент по освобождению от эмоций. Препарат, основанный на сыворотке Гриффина, позволил бы мне… — Постой, Гриффин? Так история человека-невидимки — не литературная выдумка? — Не совсем. В 1894 году один мелкий клерк пытался изобрести нечто, способное избавить его от внимания кредиторов. И он преуспел в этом — приготовленная сыворотка лишала окружающих возможности его ощутить. Она приглушала чувства, избирательно ослепляла и создавала вокруг Гриффина «мертвую зону», позволяющую ему неконтролируемо перемещаться. Ирония в том, что внутреннее он всю жизнь оставался полной пустышкой. Гриффин успел наделать немало пакостей, но я выследила его, конфисковала дневники, бумаги с формулами, готовые дозы препарата и передала всё Регентам. Почти всё. Уэллс натуго закручивает цепочку медальона, пока Майке не начинает казаться, что следующего оборота металл не выдержит. Однако можно ли повредить иллюзорные звенья, если и женщина, чью шею они обвивают — ныне лишь сон сна, дым угасшего пламени? — Я расшифровала весь процесс изготовления сыворотки, шаг за шагом воссоздала последовательность добавления ингредиентов — и усовершенствовала формулу. Майка, я так тосковала по дочери! Сознание потери терзало меня каждый день, каждое мгновение, снова и снова! Не давало дышать, омрачало сердце, путало мысли. Я мечтала вырвать из себя боль, просто… выключить её. — Но ты этого не сделала. Почему? Пальцы выпускают изящную золотую вещицу, взведенная пружина ослабевает. — Потому что чувства делают нас видимыми друг для друга. Делают видимыми для самих себя, даже если порой и лишают разума. Я не захотела становиться невидимкой. — Понимаю, — Майка обнимает себя за плечи — от услышанного вдруг прошибает ознобом. — Как думаешь, твои исследования сохранились? — Полагаю, раз их нет в Хранилище, то они утрачены навсегда. И это к лучшему. Мир без чувств, управляемый лишь рассудком, был бы ужасен. — А ты успела дать название своему препарату? — Да. Я назвала его «прозиум». 3.10.2011 г.