Stone garden

Прошло три дня с тех пор, как появился новый призрак. Приходилось терпеть, поджав губы и прикусив язык, нелепые фразы при утренней встрече, когда отпиралась дверь при выходе из гнёздышка на работу. Молодой человек не лишал своей компании практически ни на минуту, за исключением отлучения в уборную и квартиру. Он продолжал давить на жалось и совесть, умоляя впустить внутрь. Поначалу действительно удавалось противостоять щенячьим глазам напротив и не прикрывающимся устам, но чем чаще это переживалось, тем тяжелее становилось. Юноша был моложе на несколько лет, и верно подобранный говор, слетавший с губ, быстро рассеял восприятие его как духа умершего, коего следовало сторониться, как бушующего огня. Слово «входи» прозвучало отчаянно и измученно, в голове парня отображаясь вытянутым белым флагом, признающим поражение в этой незамысловатой игре. Хоть он впервые очутился в небольшой женской квартирке всего на одну комнату, осмотревшись, юноша почуял уют, коего ему недоставало в Лотосе, однотипном и строгом, где даже ночные прогулки могли обернуться против него, бессонного романтика. Внутри пахло кофе и слабым, едва улавливаемым парфюмом, запахом напоминавшим парикмахерские средства – нежным, нейтральным и не раздражавшим. – У тебя есть имя? – Ан повернулась к посетителю спиной, проходя вглубь, чтобы присесть на небольшой диван. – Не хочу обращаться к тебе на «эй». – А-а, да, – незаметно снимая со своих ног обувь, он не сразу признал обращение к себе, – Чонгук. – Полное представление не для тебя? – улыбнулась девушка, повернув на него голову. Чонгук тряхнул головой. – А смысл? Не станешь же ты ко мне по фамилии обращаться. – Я бы подумала об этом, – хохотнула она, но после тут же вернула себе серьёзное выражение, помолчала недолго, обдумывая, стоит ли так сразу беседовать с незнакомцем – тем более доверять, – и, не обнаружив весомых причин этого не делать, вновь заговорила: – послушай, раз ты из той школы, можешь мне что-нибудь рассказать? Чон прошёл в гостиную через кухню-коридор, в которой помимо всего в углу находилась стиральная машина, озираясь по сторонам и отмечая небольшие детали декора – например, блеклую картину на одной из стен. На ней дрожащими линиями был обведён профиль седовласого мужчины с острым вытянутым носом; веки были сомкнуты, ресницы сильно выделялись на фоне белых волос и бровей – художник провёл их чёрной краской, не заботясь о натуральности получившегося образа. Изображённый мужчина казался тоскливо-задумчивым, отдалённо напоминая кого-то из круга общения Чонгука, но точное лицо никак не приходило в голову, мешаясь с остальными, превращаясь в асимметричное чудаковатое нечто. Помещение было обставлено скромно, без единой лишней мебели, которая бы зрительно уменьшила комнату. – Могу рассказать сказку на ночь, – пошутил он, но, поймав на себе недовольство и расслышав тихое «пф», исправился, – шучу. Зависит от того, что ты хочешь узнать, –назвавшийся Чонгуком подобрался к дивану. – Можно? – Сохён кивнула, придвинувшись ближе к краю, освобождая больше пространства молодому человеку. – Там есть какие-то секреты, что ты так говоришь? – поинтересовалась она, проследив за тем, как высокая фигура присаживается с другого края, сохраняя расстояние между ними. – В каждом заведении есть свои секреты, – пролепетал Чонгук, подняв взгляд к светлому потолку. – То есть расскажешь ты мне не всё, – уточнила девушка. – То есть я подумаю. Ан запыхтела, отвернувшись от юноши, зубами прикусила нижнюю губу, сместив брови к переносице, поняв, что её бесстыже передразнивают тем же способом, который с минуту назад применила сама. Хотелось было возмутиться этому, но скоро отвлёк Чон: – Так что ты хотела узнать? – Сохён тут же задавила в себе порыв обиды, обращая на бледнолицего юношу внимание. – Господин Чон тоже ведь обучался там, да? И Юнги с Чимином. – Ну, да, они пришли ещё до того, как я туда попал, – кивнул молодой человек, припоминая, – вроде, Чимин был первым и уже после него в один день появились Хосок с Юнги. А что? – Да так, – отмахнулась она, поникнув головой, – интересно было. – А кто именно? – растянув бледноватые губы в лисьей улыбке, придвинулся Чонгук, но на вопрос его ответом был брошенный непонимающий взгляд. – Кто интересен? – Сохён вспыхнула, опустив голову вновь, никак не ожидав, что её любопытство в глазах парня воспримется как симпатия. Покрасневшие уши, слегка торчавшие из-за волос, предали свою обладательницу, послужив молодому человеку подтверждением тому, что кем-то из друзей заинтересовалась девушка, – о-о, так я в самое яблочко. Это Юнги? Чимин? Или, может, Хосок? Девушка глянула на Чона раскрасневшимся лицом, сощурив глаза и поджав губы. Настойчивость утомляла и раздражала – теперь становилось понятно из чего вытекло предупреждение. Но, к великому разочарованию, от этого никак не избавиться до тех пор, пока бедствие, представляемое в лице Чонгука, само не исчезнет или потеряется где-то на улицах Сеула ночью. Чон Хосок, начальник Сохён, был приятным мужчиной, симпатичным, тактичным и сдержанным. Он всегда находил подход к людям, хотя признавался, что мечтал иметь способность понимать людские сердца – хотелось распознавать чувства, таящиеся в персонах напротив и безошибочно определять когда ему лгут. Он действительно вызывал трепетное чувство в груди, что растворялось при каждой новой чашке кофе, что приходилось заносить по просьбе. Кроме того, первоначальная обида и досада за полученную должность, куда были готовы сунуться минимум пятеро дам из соседних отделов, которые в обеденные перерывы собирались вместе, обсуждая красоту и таланты генерального директора, никуда не испарилась, продолжая мельтешить перед глазами, стоило только глянуть на свой рабочий стол, вечно обложенный папками. Да и Мин и Пак волновали не меньше, воспринимаясь друзьями, близившимися к братьям. Их компании она была всегда рада, за советы благодарна, пускай одному из них, в конечном итоге, и не последовала. Но вовсе не потому Сохён интересовалась связью между загадочным Лотосом и мужчинами. Чонгук проронил тихий хохот, уловленный хозяйкой квартиры; она тотчас тряхнула головой. – В истории бывало, чтобы человек избивал призрака? – парень шумно вдохнул, отпрянув назад. – Нет. Даже если захочет – не сможет. – Посмотрим, – отрезала Ан. Она повернулась корпусом к Чонгуку, грозно хрустнув костяшками на правой руке. Вот чуял же, что всё этим и обернётся! На вечер был назначен ужин – дядя вновь засуетился, утверждая, что целой семьёй они не собирались давно – настолько, что скоро родных лиц не признает при встрече; хотелось повидаться и поделиться волнующими сердце темами, никак не касающимися семьи, – потому Ан уже начинала сбор за два часа до оговоренного времени, чтобы успеть нанести макияж и привести волосы в порядок. Одежда всегда была одной и той же – чёрная юбка по колено и голубая рубашка, поверх которой временами накидывался пиджак – в знойные дни, когда не только погода располагала к холоду, но и всё окружение. Сохён ненадолго отлучилась в ванную комнату умыться и нанести первые средства – тоник и увлажняющий крем,– подготавливая кожу к дальнейшим косметическим манипуляциям. По возвращению в гостиную лёгкими движениями был нанесён на лицо тонкий слой тонального крема, аккуратно подведены карандашом и подкрашены глаза, немного туши и гигиенической помады. Волосы она уложила, подправив чёлку так, чтобы та не выбивалась, попадая в глаза, несколько раз предварительно расчесав их и попытавшись даже собрать в низкий хвост, позже его распустив и вновь расчесавшись. Всё это время Чонгук, последовавший просьбе не мешаться, сидел на узкой деревянной лестнице, ведущей к спальному месту, взглядом следуя за суетливой девушкой, шагавшей из угла в угол, перебирая то косметику, то украшения, то выбившиеся пряди волос. Юноша вздыхал и ахал, пытался проронить какие-нибудь фразы, чтобы возобновить разговор, но каждая попытка словно мимо пролетала, достигая чего угодно, но только не Сохён. Прошедшие пятьдесят с лишним минут наскучили ему, потому, когда Ан стала обуваться и набрасывать на плечи осеннее пальто, он соскочил вниз, принявшись обуваться следом, выждав момента, когда девушка отстранится и освободит для него место в прихожей. Словно пёс, жаждавший несколько часов прогулки. Собрались они быстро, и, не имея никаких причин задерживаться в квартире, вышли – сначала Сохён, после Чонгук. В лифте, пока те спускались, Ан стала отвечать на заданные вопросы, куда, надолго ли и зачем. Из-за занятости Сохён, самого Джеука и его сына Джехё, который вовсе разъезжал по странам, при последней связи находясь в Японии на деловых переговорах с одной модельной компанией, с которой необходимо было подписать договор о рекламе, ранее собраться никак не удавалось. Брат рассказывал, что японцы слишком упрямы и придирчивы, требуя предоставить заранее рекламируемый продукт со всем описанием, чтобы «они смогли подобрать наилучшую модель», но сам Джехё не сильно отличался, имея за плечами опыт в общении и манипуляции людьми, в период своего заграничного обучения возмужав и поумнев, потому не вёлся на подобные предложения, заговаривая зубы лучше коренных жителей. Он, правда, так и не рассказал где именно был, но те пять лет своего отсутствия вспоминал с высоко поднятой головой и лёгкой улыбкой на губах. Своими товарищами – только так он их и называл, воротя носом при «однокурсники», – гордился, будто своими родными братьями, и надеялся когда-нибудь познакомить семью с ними, но пока случая не находилось. У входа на территорию Джеука Сохён попросила молодого человека не входить, точнее, отказалась впускать его внутрь, а тот был и рад остаться вне незнакомого ему здания, утверждая, что уж там-то ей ничего не грозит. Пока она не вернётся, конечно же. – Так что до того, как мы увидимся за пределами этого замка, – Чонгук обвёл рукой видную у ворот часть жилища опекуна, – будь предельно осторожна. Я постараюсь никуда не деться. Мне интересно осмотреть этот район, впервые здесь. – Не думаю, что со мной может что-нибудь случиться, но хорошо, – кивнула Ан, поворачиваясь к воротам. Она нажала на небольшой звоночек и спустя несколько секунд уже скрылась за металлической преградой. В доме, когда Сохён вошла, у дверей никто её не встречал, хотя Джеук, имея за собой привычку приветствовать с порога, делал это постоянно, вне зависимости от времени суток и усталости. Девушка сняла с плеч пальто, повесила среди мужских и стала выискивать на полках для обуви домашние тапки. Пусто. Ни на одной полке нет, хотя, помнится, на каждого человека имелась своя пара. Минуты две мучилась, осматривая всё повторно, но позже отбросила дальнейшие поиски и направилась дальше, в гостиную, которая следовала после прихожей. Уже на пороге, когда нога намеревалась ступить в просторную комнату, Сохён столкнулась с кем-то. Человек выше на полголовы минимум – глаза встречают на своём уровне острый мужской подбородок и яркие губы с родинкой на верхней. Поднимая взор, виднелся и прямой вздёрнутый нос, и опущенные чёрные глаза, безобидно сощуренные, будто при улыбке. Этот взгляд и лицо нельзя было ни с чем спутать – перед Ан стоял её начальник. И, чёрт, они столкнулись. Первым неловкую тишину прервал он, отступив на шаг и кивнув: – Добрый вечер. – Да, добрый… – в ответ вежливо поклонилась девушка, моргнув раз, чтобы убедиться, что перед ней не иллюзия. Но Чон всё ещё стоял перед ней. Почему мужчина находится здесь, спросить не удалось – вовремя подоспел Джеук, тяжёлой поступью передвигаясь из дальней части гостиной к ним. – Сохён! – обрадовался он встрече, готовый наброситься на племянницу с объятиями, сдерживаясь лишь из-за постороннего. Будь здесь не Хосок, а Джехё, он не только бы сжал девушку, но и сына втянул в тёплые отцовские тиски, зацеловывая обе щеки. Ан, основавший девятнадцать лет назад агентство и удачно им руководящий, принимая под своё крыло достойных молодых людей, всегда отличался своей любвеобильностью, даже не пытаясь её скрыть. Стажёров, действующих моделей и актёров, на которых направлялось агентство, обожал не меньше родных детей, порой позволяя им большее, отчего временами переживались тягостные моменты, но Джеук всегда выходил сухим из воды. От своих работников он требовал одного, что было даже указано отдельным пунктом в контракте – воспринимать каждого сотрудника «AN Ent.» за часть семьи. Это помогало достичь высшего понимания в окружении и настраивало на безмятежные рабочие часы. Сохён, среагировав на приближение родственника, в знак приветствия легко поклонилась и улыбнулась, ощутив, будто её встретил родной отец. Она и рада принимать ласку и заботу дяди; да, это не тот родитель, но всё могло обернуться иначе – он не был обязан принимать Сохён, хоть и являлся младшим братом покойного, мог попросту оставить ребёнка на попечение дальним родственникам или соответствующим учреждениям. Но он видел в племяннице своего брата – черты лица, привычки и характер были схожими, в некоторых местах даже идентичными, почему порой складывалось впечатление, что перед ним стоит и разговаривает старший брат. Через десять минут к ним присоединился Джехё, спустившийся со второго этажа, где находилась выделенная ему комната. Мужчина тепло поприветствовал Хосока, пожав его ладонь и задержавшись на миг, всматриваясь в миндалевидные глаза. Они не проронили ни слова, в них не нуждаясь, жесты говорили всё за них. – Вы знакомы? – задал интересующий Сохён вопрос Джеук. – Да, – ответил Хосок, повернувшись к дяде своего давнего друга, – мы познакомились много лет назад, когда обучались в одном… колледже. – Верно, – подтвердил Джехё, – он один из моих близких друзей, – дядя задумчиво закивал, но Ан, припоминая, что начальник, по её сведениям, обучался в Лотосе, сжалась, глянув на мужчину, что, почувствовав на себе пристальный взгляд, обратил внимание на неё. Он подмигнул, пока они смотрели друг на друга, будто уже осведомлённый, что Сохён узнала о нём чуть больше положенного, и это её смутило. – Ясно, – прокомментировал дядя. Чуть позже он, опомнившись, указал ладонью по направлению столовой, куда тотчас все гости и направились. Помещение было достаточно просторным, зрительно воспринимаясь даже больше, чем есть на самом деле, благодаря светлым бледно-жёлтым стенам с широкими окнами, сейчас прикрытыми медовыми занавесками, тянувшимися до самого пола. Немаловажную роль сыграла и светлая мебель, сильно не выделявшаяся, в отличие от посуды – пустой и наполненной блюдами, – расставленной на мраморном обеденном столе, предназначенном на шесть-восемь персон. Джеук не умел готовить, как и не имел поваров, потому еда, от которой разносился аромат, была заказана из любимого ресторана, который он всякий раз посещает при деловых трапезах. Ужин прошёл тихо и безмятежно – Джеук иногда обращался с вопросами к Чону, интересуясь о новых проектах, о самочувствии его отца, о жизни, порой сравнивая поведанные моменты со своей молодостью. Сохён не участвовала в разговорах, лишь иногда перекидываясь короткими фразами о прошедших буднях с братом, сидевшим по левую от неё руку. Джехё вновь упомянул об упрямстве японцев и попросил не связывать себя отношениями с ними. Ан поклялась этого не делать. Вскоре трапеза завершилась, и Хосок и Сохён, попрощавшись с хозяевами, вышли. Они задержались у ворот – девушка стала оглядываться по сторонам, в поисках Чонгука, обещавшего «никуда не деться», и который всё-таки куда-то делся. Ни вверх, ни вниз по улице даже отдалённо напоминавшего его силуэта не было. – Кого-то ждёшь? – проследив за взором подчинённой, поинтересовался Чон. Она дрогнула, обратив внимание на начальника, хотев солгать, но, вспомнив, что он сам обучался в Лотосе, откуда увязался призрак, кивнула. – Да, – созналась она, всё ещё чувствуя неловкость при разговоре об умерших. – Сколько у вас вообще в школе призраков? – мужчина поперхнулся воздухом, не подготовленный к подобному вопросу. – Несколько, – соврал он, осведомлённый о том, что никаких сверхъестественных существ, за исключением наставника, в Лотосе не наблюдается, – но не знаю точно – я не обладаю такой способностью. – А чем обладаете? – он хохотнул. – Я сохраню это в тайне, – мужчина опередил вопрос почему, – не подумай, я не из-за недоверия умалчиваю. Такие познания не только мне навредить могут в будущем, но и тебе. Я даже не за себя переживаю, сколько за тебя – девушек всегда легче сломать, ранить. Будь этот мир построен иначе, я бы спокойно рассказал. «Девушек легче ранить»! Конечно, с его стороны переживать очень мило, стараться уберечь, но, кажется, все начинают забывать, что Сохён имеет право выбирать сама – подвергать себя опасности или нет. Почему люди, особенно мужчины, считают должным решать проблемы, которые ещё даже образоваться не успели, вместо тех, к кому они относятся? Это такая благотворительность? Может тогда Ан отписаться от этой рассылки милосердия обществом, чтобы сполна почувствовать жизнь? А то, похоже, скоро ей позабудутся все прелести: приключения на мягкую часть тела, риск, адреналин, подлецы и заядлые лгуны. Ну не комнатное она растение, чего её беречь, как какую-то там фиалку или орхидею тропическую? Напорется на особенно впечатляющие трудности и остановится, поджав хвост. Да, силы нет, но голова-то ещё остаётся на месте! Или, в понимании некоторых, у слабого пола она набита пухом и инстинктами домохозяйки? Сохён пожала плечами, задетая напоминанием о своей принадлежности к слабому полу, но промолчала, прикусив губу. – Эй! – из-за угла появился Чонгук, пыхтя и шумно шагая к паре, – почему так долго? – Ан обернулась к юноше, не понимая, чем ему не угодили, но тот продолжал обижаться, сдерживая дрожь в окоченевшем теле. Осенние вечера он ненавидел больше всего, потому как не мог точно рассчитать, что стоило надеть поверх, чтобы днём не изжариться под солнцем, а вечером не замёрзнуть под потоками ветра, пробиравшего до костей всякого, кто не прикрылся. Ко всему прочему, осень среди его знакомых была порой депрессии и тоски, что не позволяло направить свою энергию хоть куда-нибудь, помимо тренировок с мастерами. Несомненно, он выдыхался после занятий, но поздней ночью, помимо проснувшегося голода, в нём открывалось второе дыхание, будто где-то в его теле находилась запасная батарея, на случай, если основная иссякнет и отправится на подзарядку. По ночам хотелось ползать всюду, есть и веселиться, а не наблюдать за спящими лицами молодых людей, с которыми он делил комнату. Шило в его заднице постоянно тянуло на действия. Раньше удавалось направить это на саморазвитие – он сбегал в закрытый зал, оттачивая приёмы, – но теперь, когда он вышел за пределы своей привычной среды обитания, почувствовал себя заплутавшим лесным зверьком, впервые оказавшимся в мегаполисе, где повсюду были высокие стены, отвратительный воздух, вонь канализации и мусорных баков, вонь женских и мужских парфюмов, мешавшихся в ещё большую отраву, от которой хотелось скрыться, но которая преследовала всюду – в транспорте, на улице, в домах, в торговых центрах. Жизнь в социуме становилась тяжким испытанием, схожим с Адом, в который Чонгук вынужденно возвращался раз за разом, пытаясь принять, но подсознательно продолжая отвергать, штампуя всё под плохое, вредное духу. Господин Чон вызвался подвезти до дома в тот момент, когда Сохён уже начала выискивать номер телефона для вызова такси. Не найдя причин отказывать (на решение также повлияло мнение Чонгука, обрадовавшегося подобному предложению), девушка кивнула. Автомобиль Хосока был припаркован близ ворот, по правую сторону, потому разыскивать его не пришлось. Он был чёрным со светлым салоном, чистый до блеска, как и сам владелец. Вообще, этот транспорт подходил ему – никаких наворотов с маркой, никаких лишних деталей, никаких царапин и разводов, всё предельно аккуратно и ухожено, сдержанно и скромно, не выделяясь на фоне остальных машин. То есть, в этом районе всё-таки выделяясь – кругом жили напыщенные богачи, любившие бросаться деньгами ради каких-то эксклюзивных, ограниченных вещиц; но на улицах более оживлённых, засеянных торговыми центрами, лавками и кафетериями, автомобиль не казался белой (хоть и чёрной) вороной, привлекая излишнее внимание водителей и некоторых прохожих, засматривающихся всюду, но не под ноги. Они погрузились в салон и без лишних вопросов отправились по освещённой дороге. Сохён сидела справа от водителя, в пассажирском сиденье, а призрак, которого видеть не могли, сзади, разместившись посередине переднего ряда, просунув своё лицо между кресел. Он заинтересовано глядел то в зеркало, то на дорогу. – Так вы учились за границей, – вспомнила Ан разговор при ужине, попытавшись развеять повисшее между ней и начальником напряжение, натянувшее нервы как струны, готовое разорвать их при единственном неверном слове или движении. Ещё хотелось отвлечься от мельтешившего юноши сбоку, чтобы не сорваться и не отпихнуть его подальше от себя, потому что от торчавшего в стороне лица создавалось впечатление, будто он сквозь просунулся, как делал это дома, заявляясь в ванную во время умывания. Останавливаясь на первом светофоре, Чон отвлекся. – Я вообще много где учился, – улыбнулся он. – А где? За исключением Лотоса, – Сохён предчувствовала вопрос начальника «откуда», потому поспешила объясниться, – ну, вы были там в тот день, а, как я поняла, просто так туда люди не попадают. И ещё мне сказал Чонгук. – Эй-эй, зачем спалила-то? – взвыл упомянутый молодой человек, почувствовав на себе предупреждающий взгляд, брошенный через зеркало, – я теперь мёртвым в квадрате буду… – Ах, негодник, – отозвался Хосок, попытавшись перенаправить звучавший холод в наигранный, но это подействовало не на каждого пассажира, – если бы встретил, вставил таких!.. Юноша шумно выдохнул, плюхнулся на заднее сидение и, пока это ещё было возможно, откинулся на мягкую спинку, вперив свой смиренный взгляд приговорённого к смерти (дважды) в невысокий светлый потолок. – Умру, точно умру, – всё шептал он, то прикрывая свои глаза, то встряхиваясь и присматриваясь к водителю. – Может тебя кофе подкупить? С виски или ромом? – От досады аж выпить захотелось, – Сохён оглянулась на мужчину, почувствовав пробежавший по позвонкам холодок и попытавшись вжать голову в плечи. Будто услышал предложение шкодливого призрака. Она незаметно – насколько это позволяло её положение, – переглянулась с её недавним сожителем. «Почему рот твой не затыкается?» – зашевелила одними губами Ан, предполагая, что призракам присуща телепатия, хотя это было её детское заблуждение. Но Чонгук прочёл по губам, оскорбившись наезду на свою персону, у которой попец начинало прижигать. «Да что?! Мне теперь поболтать нельзя?! Я тоже человек!» – только он не учёл, что, в отличие от него, Сохён видела лишь произвольные шевеления ртом, слыша временами влажное хлюпанье от резко разомкнувшихся уст, и злилась сильнее на младшего, краснея пятнами на щеках. Она развернулась, чтобы от вида моложавого личика не перелезла назад и действительно не поколотила. – «Охренеть! Меня спалили, а я ещё и виноват!» Прошло пять минут. В кармане Чонгука завибрировало, и тот, не имея возможности проверить поступившее сообщение в чате команды, – а то, что написали туда, сомнений не возникало, потому как номер был блокирован для посторонних, а вибрация установлена только на чат, – вновь подал голос: – Скажи Хосоку, чтобы проверил телефон. Машина как раз остановилась на очередном светофоре, и Чон тут же выудил свой мобильный, разблокировал экран и проверил сообщение. Лицо его никак не переменилось после прочтения, но руки его сжали технику крепче. Когда наступила пора тронуться дальше, Хосок запрятал сотовый и нажал на педаль газа. Доехали они молча. На выходе из автомобиля Сохён в последний раз бросила взор на директора, благодаря за его доброту и почему-то стараясь уцепиться за что-нибудь ещё, лишь бы потянуть время, потолковать побольше, ведь в рабочие часы они придерживались своих обязанностей, умело разделяя работу и личную жизнь за её пределами. Но у Хосока, казалось, её вовсе не было – за стенами компании его редко заставали камеры, он не переживал скандалы, будто с вечера по утро исчезая, проваливаясь под землю. Даже информация о прошлом была чиста, что не придраться, но именно к этой чистоте некоторые журналисты и пытались придраться, списывая всё это на влияние денег в обществе. – Будь осторожней по пути домой, – попросил мужчина, встретившись с Ан взглядами. Это была типичная вежливая фраза перед расставанием знакомых, но внутри всё равно что-то сжалось, и щёки Сохён порозовели, лишь благодаря ночной тьме осени оставшись не замечены. – Вы тоже, – прошептала она, оторвав взор от чарующих глаз, ловивших свет дворовых фонарей яркими бликами. – Ты, – поправил мужчина. – Простите? – Когда мы видимся вне работы обращайся ко мне на «ты», – пояснил он, но девушка, уже чётко ощущая жар собственных щёк и сбившееся дыхание, замотала головой. – Нет-нет-нет, да как я могу! Вы старше! – Намекаешь, что я слишком стар? – Хосок ухмыльнулся, обнаружив смущение в своей работнице. Нет, подождите. Они вне офиса, а это означает, что никакие деловые отношения их сейчас не связывают. То есть, они просто знакомые! Друзья! Необходимо перестать называть её «подчинённой» и «работницей» в своей голове. Это Сохён, девушка, сестра его близкого друга – и никак иначе до понедельника! – Да как?! – изумилась она, махнув руками в протест. Сохён начинала чувствовать себя всё более пристыженной с каждым новым замечанием господина Чона. Хотелось раствориться в воздухе, лопнуть как мыльный пузырь, чтобы не оставить после себя ни следа, или провалиться сквозь землю, через образовавшуюся дыру – но её не было и оттого становилось паршиво. – Может вы перестанете флиртовать и разойдётесь? Здесь вообще-то холодно, – встрял призрак, приблизившись к девушке и тронув её плечо. Она тут же встрепенулась. – Езжайте, господин Чон, и будьте осторожны на дороге, – опомнилась Ан и, заметив дружественный взмах рукой на прощание, ушла. – Иди за ней, – кивнул Хосок, указав на только что скрывшуюся за металлический дверью девушку. Юноша проследил за жестом, не торопясь расстаться с директором компании. – Там пока не придумали лестницы с оберегами и авто-телохранителями, встроенными в стены или перила. Шагай. Молодой человек не нашёл что ответить, мысленно прикидывая, как здорово, однако, было бы, появись подобные аппараты, функционирующие двадцать четыре на семь! Ни тебе круглосуточного проживания с девушкой, ни тебе жёстких ограничений во времени трапезы, пока лжёшь своей цели, ни тебе ночёвок на площадке, пока кое-кто не верит твоим словам, ведь как может существовать призрак! Да ещё и мирный, добрый! Нет, он, конечно, не мог утверждать, что умершие были доброжелательными, не наткнувшись на них ни разу в своей жизни, но так беспощадно поступать следовало только Юнги, оставляя нуждающегося без крова и хлеба, что он с удовольствием делал уже долгое время. За годы его страданий в компании невидимых дружков он очерствел. Чонгук последовал вслед, юркнув в подъезд, поспешив по лестнице наверх – за те дни, что он пробыл здесь, юноша заметил, что Сохён никогда не поднимается посредством лифта. Это была её необъяснённая прихоть. *** Хосок вновь глянул на единственное сообщение в чате, напечатанное за сегодняшний день, как только проводил товарища взором. Его настроение тут же опустилось, губы сжались в плотную линию, а чёрные прямые брови нахмурились. Сообщение было от Тэмина: «Я вышел на Голубую Розу. И, судя по разговорам некоторых встреченных ребят из этой банды, Никкун собственной персоной явился в Сеул».