***
После училища Сергей Воронцов попал в Западный округ в артиллерийский полк, но там не сошёлся с командирами дивизии. Гродненский гарнизон располагался в «Новом Замке», построенном недавно на насыпной горе над небольшой — не шире Москвы — рекой Неман. Толстые стены замка были сооружены с расчётом на современные осадные орудия. Вне стен замка жили евреи — их было в городе больше всего, набожные литовские и польские католики, их было вчетверо меньше, и примерно столько же православных. Мир для Серёжи чужой и чуждый. Орудийного расчёта ему в Западном округе не дали, и он болтался по городу, не зная, чем заняться, присутствовал в полку только на обязательных занятиях, построениях, смотрах. По-товарищески ни с кем из офицеров не сошёлся, а со штатскими опасался сближаться. Всё же западная граница, могут быть шпионы. Народ здесь только и делал, что молился во многочисленных церквах, соборах, костёлах, в синагоге. Монахи из женского и мужского монастырей ходили в развевающихся мантиях. Русских в Гродно недолюбливали, как пренебрежительно относились ко всему, что несло русскую культуру. В городе мало кто желал разговаривать с молодыми офицерами по-русски. Нагло глядя в глаза, отвечали: «Не розумию» или ещё что-то более неразборчивое. С весны до осени Серёжа каждое утро сбегал по крутому спуску к реке и переплывал раз пять туда и обратно. Плаванье укрепляло не только тело, но и дух, проясняло мысли. На берегу он делал зарядку с гантелями, крутил на турнике «солнце», как в училище. И Серёжа много читал в полковой библиотеке, осваивая всю русскую и западноевропейскую классику. Мама в письмах одобряла его рвение. Серёжа заметил, что командиры дивизии имеют какие-то тёмные делишки с местным еврейством: что-то продают, перепродают, заказывают товары по заниженной цене, а в отчётах совсем другие цифры. Он попытался поговорить об этом с подполковником Лейкиным, командиром интендантской части. Тот, закручивая чернявый ус, надменно посмотрел на Серёжу и сказал только: «У вас всё, поручик? Налево — кру-угом!» Серёже осталось только выполнить команду. Он подозревал, что именно Лейкин начал распространять слухи, что Воронцова отправили на западную краницу за какие-то прегрешения. «Его отец — сам генерал Воронцов, из Генштаба! — шептали за его спиной. — Если бы всё было безукоризненно, разве бы папенька не позаботился о тёпленьком местечке для генеральского сына в столице или дома, в Москве? Значит, что-то было!» И тогда Воронцов самолюбиво написал рапорт о переводе в Туркестанскую артиллерийскую бригаду. Их две стояло — одна в Ташкенте, другая в Ашхабаде, но его перевели в Дагестан, в Темир-Хан-Шуру.***
Часть была расквартирована в песках под боком у городка на берегу Каспийского моря. Серёжа приехал туда по железной дороге. Он знал: её построили Платон Матвеев и дядя Евгений Бутов, поэтому он смотрел в окно, вспоминал своих московских знакомых и думал о том, каково им пришлось строить в этих сухих солёных степях и полупустыне. В Темир-Хан-Шуре всё было непривычно. Большую часть года дули песчаные бури. Заводчики типа Платона Фёдорыча, суетились, разворачивая нефтяные промыслы у берегов моря. Мелкорозничная торговля, заметил Серёжа, развита была плохо. Базары бестолковые: больше крика, чем торговли. Всё необходимое приходилось заказывать почтой из Москвы. Зато питейных заведений в городке было десятка три. Русские мужики напивались каждый праздник и валялись в грязи по канавам. Евреи и горцы не пили или пили меньше — им религия не позволяет. В артбригаде его приняли хорошо, не косились. Многие высшие офицеры оказались знакомыми отца. Подполковник Николай Межлумович Мелик-Шахназаров командовал 5-й артбатареей. В своё время он участвовал со Скобелевым в Геок-Тепинской операции и в Ахал-Текинских походах. Серёжа был тогда младенцем, но имя «белого генерала» и знакомые по семейным преданиям названия взволновали его сердце. Он написал домой и получил ещё более волнующий ответ. «Милый мой Серёженька! Как хорошо, что ты написал нам об этом! Вернул меня в молодые годы, когда вы с Любочкой были малышами, а ваших сестрёнок и брата ещё на свете не было! — отвечала мама. — В Ахал-Текинской операции участвовал муж моей Катюши, Михаил Басманов. Как тесен мир!» По правде говоря, Екатерина Петровна заставила тогда мужа отказаться от участия в боевых действиях, но напоминание о тех давних событиях всё равно грело душу Софьи Ивановны. «Отец говорит, что служил со старшим братом Мелик-Шахназарова. Очень ему нравился подполковник Михаил Мелик-Шахназаров, с которым вместе работал в комиссии по раскрытию убийства Его Императорского Величества Александра Николаевича». Кудрявым отцовским почерком ниже было добавлено: «Помню постоянную, несмотря на трагедию, улыбку Мелик-Шахназарова. Восточные люди всегда улыбаются, даже когда замышляют против тебя страшное преступление. Ни один террорист не ушёл от его разоблачения. Он так ласково с ними разговаривал, что они доверялись ему и раскрывали все тайны. Именно он был главным экспертом в комиссии по взрывным устройствам, применённым террористами, и лично обезвредил несколько подготовленных бомб». Сергей Воронцов подружился с поручиком Лукьянчиковым, примерно одного возраста с Серёжей. У них было много общего. Владимир Николаевич, или попросту Володя, учился в Морском инженерном училище, тоже в Петербурге. — А хорошо, что мы с тобой не встретились в Питере! Обязательно бы подрались! — смеялись они, потому что соперничество не только кадетских корпусов, но и училищ доходило до жестоких драк среди молодёжи. «Баба» — из-за особенностей формы так звали михайловцев. «Ах, как бы хорошо было сейчас услышать полковой марш училища!» — подумал Серёжа. Чуть сблизившись, юноши выяснили, что родители обоих живут в Москве, а сестра Володи училась в гимназии рядом с их домом, куда ходили и Люба с Верой. — Неле восемнадцать! — сказал Володя. — Замуж собирается! — Так и моей сестре Любе тоже восемнадцать!.. Только она… Хочет посвятить себя делу народного просвещения, — досадливо куснул губу Серёжа. И тут же покраснел: а вдруг Лукьянчикову показалось, что он, Серёжа, сватает ему сестру. Похоже, что Володя подумал то же самое, только со своей стороны! Вдвоём держаться было веселее и интереснее. Серёжа был очень рад, что решился перевестись с западных границ сюда.***
Во время землетрясения Воронцов распоряжался, носился, помогал растаскивать завалы, доставать из-под них людей. К счастью, строения были по большей части из самана (высушенный кизяк, перемешанный с глиной и тростником), невысокие, поэтому жертв было мало. Смуглые торопливые люди в чёрных барашковых папахах и черкесках с газырями снесли все трупы на пустырь у окраины и сожгли в тот же день. Серёжа видел чёрный дым и чувствовал противный сладковатый запах горения, и его чуть не вырвало. Они пошли с Володей в офицерский ресторан залить водкой неприятное чувство. На следующее утро степенные аксакалы в круглых, как хризантемы, белых мохнатых персидских шапках, со слезами на глазах говорили, что большинство погибших — дети. У Серёжи защемило сердце. К вечеру, когда толчки почти прекратились, — ощущалось только редкое подземное гудение, будто где-то вдалеке били в огромный колокол, — Серёжа пришёл на доклад к начальству. — Ваше превосходительство! — молодцевато докладывал он. — Сильно повреждены церкви — еврейская и суннитская, а православный Успенский собор устоял. В гимназии невозможно проводить уроки: одна стена покосилась и треснула. Губернаторский дом… Упал бельведер. Нет, я узнал, губернатор и его семья в порядке, женщин и детей отвезли к княгине Трубецкой. Трубецкая была подругой губернаторши и хозяйкой известного салона. Серёжа не старался узнать, отчего князь с семьёй оказался в этой Богом забытой дыре. — Нужные меры принимаются, — вторил Серёжин напарник, поручик Метелицкий. — Все жители выведены из своих домов, размещены на строевом лугу. Увечные и ушибленные доставлены в госпиталь. Возвращаясь домой, Серёжа услышал жалобное мяуканье. Он посветил зажигалкой и увидел на полуразрушенной крыше, на высоте метров трёх, маленького котёнка. Он туда забрался, наверное, от страха. Серёжа огляделся по сторонам, но ночью, в темноте, уже никого на улицах не было. А котёнок, почуяв живую душу рядом, стал метаться и мяукать во всю свою кошачью глотку. Серёже стало его жалко, он вспомнил сестрёнок и подумал, что Любочка бы обязательно велела достать его, а Вера полезла бы за ним сама. А вдруг здесь тоже есть такие девочки? Полезут, а потом свалятся… И он сам полез за котёнком, но в кромешной южной тьме оступился и полетел на землю. Последнее, что он слышал, это деревянный стук свалившегося бревна и победный «мяв!» спасённого животного. Очнулся в палатке полевого госпиталя. — Осторожнее, поручик! Не вставайте! У вас сотрясение мозга! Ничего страшного, только надо полежать! — сказала сестра милосердия, симпатичная девушка с ямочками на щеках и пышными белыми косами. И он лежал целую неделю. Серёжина история распространилась по госпиталю, и офицеры и сёстры поглядывали на него с добродушными улыбками. Один раз даже пришёл командир, полковник Ирманов, принёс фруктов. Фрукты в Темир-Хан-Шуре росли почти круглый год, и улицы заполнял удушливый запах перебродившего сока. Персики, черешня, виноград всегда лежали на тумбочке у Серёжи. Но он сердечно поблагодарил командира. Полковник пожелал скорейшего выздоровления и ушёл, а Серёжа стал мечтать о настоящих подвигах. Вот он стреляет, стреляет по противнику из своего орудия. Расчёт подносит всё новые и новые снаряды, а он кричит: «Огонь!» И враги падают, падают целыми шеренгами. Он думает о том, что папа и крёстный Бутов, пожалуй, правы, говоря, что война будет с японцами. Но настоящие враги, как понял Серёжа из бесед со старшими офицерами, — это англичане. Они всегда готовы, как кот из басни, жар загребать чужими руками. Выставили узкоглазых впереди себя, а сами спрятались за их спинами! Серёжино чувство справедливости подсказывало ему, что это неправильно, против Бога. Когда подлечился, доктор, добродушный толстячок Николай Христофорович, посоветовал Серёже поехать на курорт. — Знаете, уважаемый Сергей Владимирович, — говорил он, и Серёже было приятно, что его, двадцатилетнего юношу, называют по имени-отчеству, и не в офицерской среде, а здесь, среди гражданских… — Я бы посоветовал вам съездить в Италию!.. Прекрасный климат!.. Если, конечно, там не будет своего землетрясения! — фыркнул он, лукаво сощурившись. «И он знает про котёнка!» — покраснел Серёжа. Но мысль об Италии понравилась ему.