Комната ожидания

Сентябрь Драко спал в спальне, когда две совы постучались в окно гостиной Гермионы. Одной из них оказалась незнакомая птица, которая принесла «Пророк», а вот второй совой был Неро. Гермиона положила монетку в привязанный к птичьей лапе мешочек и достала из холодильника кусочек филе для малфоевского питомца. Неро окинул Гермиону подозрительным взглядом, когда та отвязала письмо от его лапки. — Неро, он в соседней комнате. Помнишь, он тебе объяснял, что я могу забирать его почту. Смирись с этим, приятель, — она протянула ему мясо. Неро недовольно ухнул, но, прежде чем улететь, все же принял угощение. Гермиона положила письмо на стол. Драко должен был проснуться через час, не было никакой необходимости будить его раньше. Она взяла «Пророк» с собой в кухню и стала заваривать чай. И замерла, едва ее взгляд упал на заголовок: «ЛЮЦИУС МАЛФОЙ: МЕРТВ Люциус Малфой, известный Пожиратель Смерти, долгое время скрывавшийся за пределами Великобритании, умер прошлой ночью в глухой деревушке в Болгарии. Малфой, оставивший свою больную жену и единственного сына в Англии, больше года находился в бегах, очевидно, стремясь избежать наказания за свои военные преступления. На момент выхода издания детали произошедшего уточняются, но источник сообщает, что Малфой погиб в результате жестокой дуэли с неизвестным волшебником. Согласно свидетельствам очевидцев, в ходе дуэли многократно вызывалось Адское пламя. Ни тел, ни палочек обнаружить не удалось». Гермиона перечитала короткую заметку во второй, в третий, в четвертый раз, отчаянно надеясь, что появится хоть какое-то объяснение случившегося. Статью иллюстрировали две колдографии: изображение Люциуса во время его служения Волдеморту и снимок поля, где произошла дуэль, — клубы черного дыма все еще вились в выжженной траве. Гермиона взяла газету и письмо, которое принес Неро, и прошла в спальню. Драко спал, голова его, как обычно лежала между подушками. Гермиона поцеловала его в висок и села рядом на кровать. Драко слегка пошевелился. Она гладила его по волосам до тех пор, пока Малфой наконец не открыл один глаз. — Грейнджер? — Привет. — Который час? — Рано. Он взял ее руку и поцеловал ладонь. — А ты что, просто… смотрела, как я сплю? Потому что, знаешь ли, это немного пугает. — Неро принес тебе письмо. Драко протер глаза и сел. — И… в «Пророке» есть кое-что, что тебе надо увидеть. Мне очень-очень жаль. Гермиона отдала ему газету и перевела взгляд на свои руки. Она не могла смотреть на Драко, пока он читал статью. Несколько мгновений спустя, Малфой отложил «Пророк» и взял пергамент. Затем отдал письмо Гермионе и снова посмотрел на газету. Гермиона прочитала: «Уважаемый мистер Малфой, Я надеялся, что Вы получите это письмо до того, как новости появятся в прессе, но скорее всего, я опоздал. Настасья уже поговорила с кем-то из «Ежедневного Пророка» (за что получила приличную сумму, так что Вы можете учитывать этот факт при расчете нашей оплаты). Я хотел как можно скорее поставить Вас в известность, но я также желал убедиться в произошедшем, прежде чем это сделать. К тому же это не та информация, которой легко делиться. По существу. Настасья и я шесть дней назад установили местонахождение волшебника, в котором мы опознали Игнатиуса Крэбба. Он находился в деревне в районе Хасково в Болгарии. Наводку на это место мы получили от одной русалки. Вы не представляете, как сложно найти переводчика с русалочьего языка. Как бы там ни было, русалка привела нас к Игнатиусу Крэббу, который проживал в этой деревне. Мы следили за ним несколько дней, чтобы удостовериться, что это действительно он. Мы планировали захватить его ночью, поэтому в тот день засели в церкви, чтобы дождаться темноты. Когда наступили сумерки, в той же самой деревне появился Люциус Малфой (Ваш отец). Настасья и я (под видом местных жителей, разумеется) приблизились к Люциусу и поприветствовали его в городе, спросили у него, что он здесь делает, куда направляется и т.д. Он ответил, что ищет одного человека — темные волосы, непривычная одежда — по сути, описав Крэбба. Мы поинтересовались, зачем тот ему нужен, и Люциус разозлился, отпихнул Настасью с дороги, назвал меня «бесполезной дворняжкой» и ушел. Настасья и я поняли: нам необходим другой план, ведь теперь нам предстояло захватить двух могущественных волшебников, и я предложил связаться с Вами, но она сказала, что мы со всем справимся самостоятельно. Я согласился (должен отметить, неохотно), мы сменили нашу маскировку и последовали за Люциусом. Он расспросил кое-каких жителей о Крэббе, и они указали ему на гостиницу, в которой тот остановился. Еще до наступления ночи Люциус вышел в расположенное за гостиницей поле и вызвал Крэбба. Мы решили, что это нам только на руку, так как они оба оказались в одном месте. Крэбб вышел из гостиницы с палочкой в руке и остановился в десяти метрах от Люциуса. Воздух между ними потрескивал. Настасья и я пытались наложить на них обездвиживающие чары, но Люциус их блокировал. С тем же результатом мы испробовали ряд других заклинаний, но даже мое замораживающее проклятие было с легкостью отражено. Я рассчитывал, что они начнут орать друг на друга, выяснять отношения, но нет. Оба мужчины только молча сверлили друг друга глазами, держа палочки наготове. Затем Люциус атаковал противника Авадой, но Крэбб блокировал Непростительное и вызвал Адское пламя. Мистер Малфой, я должен быть честен с Вами: Настасья и я покинули место дуэли и спрятались в безопасном месте, потому что никто в здравом уме не связывается с Адским пламенем. Крэбб вызывал его снова и снова, будто потерял над собой контроль, и огромная огненная химера поглотила обоих дуэлянтов. К счастью для жителей деревни, как только палочка Крэбба была уничтожена, пламя затухло. Гостинице был нанесен кое-какой вред, но никто из магглов не пострадал, и мы стерли им память, как того требует закон. К сожалению, пока я стирал память и ремонтировал гостиницу, Настасья поговорила с представителем «Пророка». От Адского пламени сработали оповещения, и лишь вопросом времени стало то, когда там появятся репортеры и представители власти. Не волнуйтесь, Ваше имя не упоминалось. Еще раз приношу свои извинения за то, что вынужден сообщить Вам такие новости, примите мои искренние соболезнования. И разумеется, я отнесусь с пониманием, если оплата наших услуг будет задержана. С уважением, Солон Канкаредес». Гермиона наконец посмотрела на Драко. Он отложил газету на прикроватную тумбочку и, закрыв глаза, сидел, откинувшись на изголовье кровати. Гермиона накрыла его ладонь своей. — Мне так жаль, Драко, — пробормотала она. — Я могу что-то сделать? Договориться или… хоть что-то? Он тяжело сглотнул и ответил: — Ты можешь пойти в мэнор, в больницу и туда, где, как ты думаешь, они будут меня искать, и сказать «Пророку» и всем остальным, что они могут идти на хер, потому что я не дам ни одного гребаного комментария. — Хорошо. — И ты можешь присмотреть за мамой в течение следующих нескольких дней, — Драко поднялся и натянул рубашку и брюки. — Что? Почему? Куда ты собираешься? Драко, ты же не думаешь отправиться… — Конечно, думаю, Грейнджер. Ты же знаешь, я должен всё увидеть своими глазами, — он подошел к шкафу, вытащил свой чемодан и начал засовывать туда вещи. — Неужели ты думаешь, я поверю этому имбецилу, что это и вправду были мой отец и Крэбб, да к тому же, что они оба погибли и их палочки пропали? Я должен принять слова этого кретина-головореза за неоспоримое доказательство? — Но… — Ты знаешь, что я не изменю своего решения. — Я еду с тобой. — Нет, не едешь, — отрезал он. — Но… — Грейнджер, — сказал он, закрывая чемодан, — я еду один. — Драко… Он положил руки Гермионе на плечи и посмотрел ей в глаза. — Ты нужна мне здесь. Мне нужно, чтобы ты была с ней. Мне нужно, чтобы ты ждала, когда я вернусь. Гермиона коснулась ладонями его лица, погладила подушечками пальцев его щеки: — Будь осторожен, упертый засранец. Драко слегка улыбнулся, отнял ее руки, поцеловал каждую из них и аппарировал. * * * Гермиона цедила чай. — Тебе подлить? — спросил Гарри. — Нет, спасибо. — Хочешь чего-нибудь покрепче? — Нет. Она сидела в квартире Гарри на диване, который когда-то был практичного темно-красного цвета, а теперь радовал глаз ярким аквамарином и парил в воздухе в нескольких сантиметрах от пола. Сначала Гермиону немного укачивало, но потом, привыкнув, она решила, что так даже неплохо. Однако, она пока еще не обнаружила улучшения своих навыков разгадывания кроссвордов, которое, по словам Луны, должно было стать результатом такого парения. — От него пока нет никаких вестей? — Нет, — ответила она, не сумев справиться с дрожью в голосе. — Вот уже почти неделю. — Я имею в виду: если они вызвали Адское пламя, то там не осталось ни тел, ни палочек, — проговорил Гарри. — Удивительно, что там все еще осталась деревня. Да там даже искать нечего. — Это его отец, Гарри. А если он сумеет получить палочку Крэбба, то сможет спасти свою мать. Он должен быть уверен, — она откинулась на подушки. — Я просто хочу, чтобы он поторопился. — Знаю, — сказал Гарри, запрыгивая рядом с Гермионой. — Хочешь, посмотрим какой-нибудь жуткий фильм? Отвлечешься? Гермиона с силой выдохнула. — Не лежит душа. Но спасибо. — Уверена? У меня есть кино, где парень ради мести превращается в киборга, но только во время дождя. Называется «Облачно, возможна боль». Выглядит впечатляюще. — Это даже звучит отлично. — Я знаю. Луна замечательная и все такое, но она искренне, на полном серьезе наслаждается этими фильмами… Они ей нравятся, что даже немного беспокоит… и несколько странно смотреть их с ней. Гермиона рассмеялась. — Как тебе живется с Луной? — Приключение каждый день, — пробормотал Гарри. — На прошлой неделе я обнаружил, что она заколдовала все зеркала так, что они стали окнами, выходящими на нашу подъездную дорожку. Не уверен, что наши престарелые соседи уже оправились от увиденного. Гермиона захихикала и покачала головой. — Семейное счастье, — она сделала глоток чая. — Драко рассортировал по размеру все коробки с пастой, хлопьями и прочие упаковки. И продукты в холодильнике тоже. Даже стебли сельдерея разложил. Гарри подул в кружку, остужая свой чай. — Луна не верит, что носки должны храниться в ящике. — У Драко пятнадцать идентичных пар черных носков, и хотя они абсолютно одинаковые, он чрезвычайно внимательно следит за тем, чтобы каждый носок лежал именно со своей парой. — Луна сказала, что в качестве питомца она бы хотела завести «в прямом смысле слова корги-кардиган (1)». Я до сих пор без понятия, что именно это означает, но заверил ее, что уже ищу такую. — Драко прячет все фотографии Живоглота — да покоится тот с миром, — потому что у него аллергия и на котов, и на низзлов. — Когда я принимаю душ, Луна иногда выключает свет в ванной, чтобы помочь мне найти фосфореллиса, который может прятаться в моем шампуне. — Драко очищает ванну Экскуро до и после душа. — Луна заявила Брустверу, что споры веретенообразного мха лечат облысение. — Нет, — выдохнула Гермиона. — Да, — ответил Гарри, потирая переносицу. — Когда Драко познакомился с моими родителями, он был таким неловким, что я всерьез подумывала о том, чтобы опять стереть им память. На этих словах Гарри встал и ушел в спальню, откуда вскоре вернулся с маленьким фиолетовым мешочком. — Ксенофилиус до сих пор так винит себя за то, что пытался сдать меня Пожирателям Смерти, что сделал для меня вот это, — он подал мешочек Гермионе. — И я искренне надеюсь, что это не то, что он говорит, но никак не могу избавиться от мысли, что Ксенофилиус не шутит. Гермиона вытащила на свет ожерелье. Оно было ужасно: разномастные коричневые и серые камни, нанизанные на толстую зеленую нить. — Что это такое? — Камни из его почек. — Фу!!! — Гермиона отбросила ожерелье на пол и начала лихорадочно вытирать руку о подушку. Гарри рассмеялся и положил «украшение» обратно в мешочек. — Он утверждает, что оно сохраняет ауру чистой. — Я выбираю мутную ауру. — Луна говорит, что мне не надо это носить. Даже она скептично к этому относится. — Десять очков Когтеврану. — А на Рождество она сделала домик из сыра. — Это… звучит вкусно. — И было таковым. Гермиона еще раз протерла ладонь. — Две недели назад Драко пытался приготовить к моему дню рождения пирог без использования магии. И когда я говорю, что он чуть не спалил мою квартиру, я нисколько не преувеличиваю ради красного словца. Тот беспорядок, который он устроил, — это было смешно. Вчера я обнаружила муку в своей щетке для волос. Как он умудрился, я не представляю. — Я бы хотел посмотреть на этот процесс. — Я бы тоже, но он готовил мне сюрприз. Так что занимался этим, пока я была на работе. И это… действительно был сюрприз. — Что ж, — проговорил Гарри, приподнимая очки, — он оказался удивительно чутким. Гермиона вздохнула: — Он действительно иногда пытается. — Просто это все еще немного странно, — признался Гарри. — Понимаешь? — Да. Мне тоже это кажется немного странным, когда я начинаю задумываться о происходящем. Вот поэтому я и предпочитаю этого не делать. — Я просто хочу, чтобы он был менее… Малфоем. И не потому, — добавил Гарри, бросая на подругу колючий взгляд, — что он Малфой, а потому что тогда мы могли бы снова общаться все вместе. Вот если бы он был Дином или еще каким-нибудь случайным парнем, мы бы могли все вместе ходить в бар, или смотреть маггловское кино, или просто смеяться друг над другом. А теперь есть ты и он, а еще ты и мы, но мы все понимаем, что ты и мы, это ты, и мы, и он, но только без него. — У тебя в чай что-то добавлено? — Ой, замолчи. Ты же понимаешь, что я имею в виду. — Да. И ты не не прав. — Но ты счастлива с ним? Действительно, по-настоящему счастлива? — Да, Гарри, — ответила она. — А еще я однажды врезала ему ради тебя. — Что ж, полагаю, это всё, на что я могу рассчитывать. — К твоему сведению, я тоже никогда не представляла вас с Луной вместе. Но ты выглядишь счастливым с ней, а она с тобой, и я искренне рада за вас обоих. — Мы счастливы. И я тоже никогда не видел нас с Луной парой. Но когда ты и я… были, вроде как, вместе… и это было… — Неразумно. — Да. Потому что между нами… как же мне это объяснить? — Между нами было столько же химии, сколько между мятым бумажным пакетом и старым ковром? — Да. — Когда Джинни разбила тебе сердце, ты подумал: вот моя лучшая подруга, и я знаю, что всегда смогу ей доверять, и знаю, что люблю ее… — А еще она добрая, умная, храбрая и вообще обладает всеми теми качествами, которые я всегда хотел видеть в своей девушке. — И прошла со мной через всё, что только можно представить. — Мы идеально смотрелись в теории, — сказал Гарри. — Это правда. — А потом… пакет и ковер. — Да. — И я подумал: твою ж мать, если это не то, что я ищу, что тогда вообще мне нужно? — А затем Луна… — начала она. — И Драко… — добавил он с покорным вздохом. — Которые в теории не имели никакого смысла… — Гермиона, что в теории, что нет, Драко противоречит смыслу. — Я знаю, — она лукаво улыбнулась. — Но мы всё что угодно, только не пакет с ковром. — Слишком много информации! — заявил Гарри, решительно замахав руками. — Тогда я не желаю слушать, какие странные штуки Луна вытворяет в спальне. Я даже представить себе такого не смогу. — Ага, — согласился Гарри, улыбаясь от уха до уха. — Не сможешь. — Слишком много информации! — воскликнула она, подхватывая подушку и запуская ее в Гарри. — Осторожнее, — предупредил он и выставил ладони, обороняясь, — именно так в прошлый раз началась история с ковром и пакетом. Гермиона рассмеялась и снова ударила его подушкой. — Мир! Мир! — он поднял руки, сдаваясь. — Потому что я жутко хочу есть. Ты не хочешь пойти… Но прежде чем он сумел закончить свою мысль, в окно постучали. — Полагаю, это от него, — сказал Гарри, кивая на большую золотистую птицу на подоконнике. — Неро! — она бросилась к окну. — Гарри, у тебя есть филе? Или говядина «Веллингтон»? — Ты шутишь? Гермиона проигнорировала его вопрос и отвязала пергамент от совиной лапы. «Грейнджер, Головорез был имбецилом, но я думаю, что он прав. Я поговорил с другими людьми в деревне, и они рассказали то же самое. Два иностранца, ужасный несчастный случай с пожаром. Я даже восстановил и заново стер память у трех разных свидетелей-магглов, чтобы окончательно удостовериться. Нашел Настасью, она тоже всё подтвердила. И нет никаких следов ни моего отца, ни Крэбба, ни их палочек. Так что вот так. Какое-то время у меня крутились в мозгу хитроумные конспирологические теории по этому поводу, но у меня больше нет сил на всё это дерьмо. Он мертв, как и Крэбб, а их палочки уничтожены. Как бы то ни было, я пишу, чтобы сообщить, что я в порядке, но мне надо сделать еще кое-что, так что я немного задержусь перед возвращением. А еще я пишу, чтобы сказать тебе, что знаю, как сильно ты любишь разговаривать о чувствах, и знаю, что ты, должно быть, чувствуешь ужасное разочарование, будучи со мной, так как я не особо горю желанием о них рассуждать, только если не пьян, причем в хлам. И ты продемонстрировала поразительную выдержку, не пытаясь заставить меня разглагольствовать о подобных вещах. Так что я просто сообщаю тебе, что не собираюсь обсуждать всё это, когда вернусь. Мой отец мертв, моя мать наполовину жива, и я с этим справляюсь. (Ты видела, что я написал выше, Грейнджер? Она наполовину жива. Оптимистично для меня, не так ли?) (Еще: я действительно сейчас немного пьян, просто предупреждаю). И, слушай, если хочешь знать правду (как всегда, да?): было тяжело полностью принять тот факт, что я больше его не увижу. Ни его, ни его тело, ни даже одежду, которая на нем была. Я вычеркнул его из жизни, когда думал, что он проклял маму, но когда мы узнали про Крэбба, я глупо позволил себе надеяться, что всё закончится розовым хэппи-эндом, и это стало моей ошибкой. Но если ты хочешь еще больше правды, то я достаточно хорошо с этим справляюсь, учитывая обстоятельства. Меня только бесит, что он так ни разу и не попытался связаться со мной. Его так захватили ярость и жажда мести, или что там еще им двигало, что он решил, что поиски Крэбба важнее меня и мамы. Уверен, он думал, что защищает нас, но какая-то его часть должна была осознавать, что не сказать мне ни единого гребаного слова было плохой идеей. Хотя, полагаю, я уже давно должен был понять: только его желания играют роль, а мои могут катиться к черту. Ведь он всегда любил образ меня, но так и не удосужился разобраться, где заканчивается образ, а начинаюсь реальный я. Драко — это сын и наследник, способ добиться расположения и доказать свою лояльность, сокровище, которое надо защищать, но совсем необязательно личность, способная (достойная?) принимать самостоятельные решения, основываясь на собственных представлениях, эмоциях и знаниях. Куда меня понесло? Я не знаю. Твою ж мать, я порю чушь. Прости, Грейнджер. Мне не стоило пить третий (четвертый?) бокал вина. Так что я больше его не увижу, не получу палочку, но все еще есть та туманная субстанция. В некотором смысле, ничего не изменилось. Ладно. Никаких разговоров об этом, когда я вернусь. Я в порядке. Правда. И думаю, что когда-нибудь (но не очень скоро) я все-таки расскажу тебе об этой поездке, о том, как поле у гостиницы все еще пахло жжеными волосами и как я собрал немного золы с земли, чтобы у матери осталось хоть что-то. И как затем я не смог определить, было ли это частичкой отца или Крэбба, и как от этого факта мне стало так мерзко, что меня вырвало, и как какая-то трусливая часть меня почти хочет, чтобы мама никогда не очнулась и чтобы мне не пришлось ей обо всем этом рассказывать, и как я не могу перестать себя винить за всё это. За всё это. Если бы ты была тут, ты бы сказала, что винить себя глупо и неправильно. И даже несмотря на то, что я бы ответил тебе, что ты ничего не понимаешь, здорово, что ты есть у меня в голове. Не будь тебя, было бы гораздо тяжелее. Я надеюсь, ты всегда там будешь. В общем, мне нужно еще немного времени побыть здесь одному. Но я вернусь. Потому что через тебя я теряю то, что кажется мной, и нахожу невообразимо своё себя. Потому что ты мое солнце, моя луна и мои звезды. (И это говорит не вино, это каммингс.) (И я). Д.М.» Гермиона не поняла, в какой момент начала плакать, а Гарри стал ее обнимать, но была рада, что сова прилетела тогда, когда она была с другом, а не сидела одна в своей квартире. — С ним… м-м-м… всё в порядке? — спросил Гарри. — Да, — она шмыгнула носом. — Он… не вернется? — Нет, вернется. Через какое-то время. — Ох. Тогда что случилось? — Просто ему сейчас так трудно. А я ничего не могу сделать. И я не могу сказать что-то вроде «он не заслужил этого», потому что знаю: ты думаешь, что он заслужил, но… — она всхлипнула. — Но… по большому счету, нет, потому что… Он прижал ее ближе к себе. — Гермиона, я не хочу, чтобы он страдал, и не хочу, чтобы ты думала, что не можешь выражать свои чувства к нему. — Он столько пережил, и во многом это была его вина, но не во всем. И он даже не знает, как справиться с некоторыми вещами, понимаешь? Но он старается. Я знаю, что это так. И все думают, что я, вроде как, чокнутая, потому что я с ним, или святая, но я ни то и ни другое. Я просто… с ним, потому что хочу этого. И пусть иногда он делает мою жизнь чертовски невыносимой и, возможно, всё покатится к черту, когда Нарцисса очнется, я знаю: каждый день рядом с ним того стоит, пусть даже я сама до конца не понимаю почему, — она достала из своей сумки салфетку. — Боже, прости пожалуйста, что я так расклеилась. — Все в порядке, Гермиона, — он погладил ее по волосам. Гермиона высморкалась и сделала несколько глубоких вдохов. Гарри наклонился и что-то подобрал с пола. Раскрыл ладонь Гермионы, а затем сжал ее пальцы в кулак. — Вот. Похоже, ты можешь это использовать. Гермиона раскрыла ладонь. На ней лежал небольшой фиолетовый мешочек. Она перевела взгляд на Гарри, и они оба звонко рассмеялись. Ноябрь На фоне сине-фиолетового неба голые ветви были похожи на костлявые пальцы. Гермиона подняла свой воротник повыше и прижалась к Драко. — Что мы ищем? — поинтересовалась она. — Падающую звезду. Сегодня должен быть метеоритный дождь. — Ах, — она вытащила свою палочку и подняла ее над головой. — А зачем нам ждать, если мы можем сделать вот так? — она прошептала заклинание, и с кончика ее палочки сорвался сноп искр, превращаясь в воздухе в миниатюрную галактику. Две падающие звезды прочертили собой иллюзорное небо. — Ты думаешь, что издеваешься надо мной, а на самом деле лишь подтверждаешь мою мысль, — сказал он. — Я не делаю ни первого, ни второго, — откликнулась она. — А может, и то, и другое. Созданные волшебством звезды погасли, оставляя только чернильную глубину небосвода. — Теперь природе будет трудно конкурировать с тобой, Грейнджер. Она тихо рассмеялась и посмотрела на него. Лунный свет высветлил серебром его профиль. Она наблюдала, как Драко всматривается в небо, и маленькие облачка срываются с его губ при дыхании. Что-то начало шириться у нее в груди, пробиваясь по горлу наружу. — Драко? Он повернулся к ней и поднял руку к ее лицу, прочертил подушечками пальцев линию от бровей, вниз по щеке, к подбородку. В свете звезд его глаза казались почти бесцветными. Он втянул воздух и, казалось, собирался что-то сказать, но остановился, вздохнул и вместо слов нежно поцеловал Гермиону. Она закрыла глаза, прижалась своим лбом к его, и проговорила: — Я тоже люблю тебя, Драко. Декабрь По ее мнению, он был удивительно спокоен для такого дня. И она в одиночестве мерила шагами ковер. — Грейнджер, ты меня нервируешь. — Начнем с того, как ты вообще можешь не нервничать, Драко? — Да потому что я ничего не могу сейчас сделать. Это сегодня сработает или нет, — он посмотрел на часы. — Ладно, пойдем. * * * Кроме них в палате больше никого не было. Конечно, Смитвик хотел присутствовать, но Драко ему запретил. Гермиона тоже несколько раз предлагала оставить Драко с Нарциссой одних, но Малфой отказался. Он хотел, чтобы она была здесь, и она была. Нарцисса выглядела так же, как и всегда: безмятежная, неподвижная, бледная. Субстанция продолжала монотонно виться между ее ухом и шкатулкой. Драко посмотрел на настенные часы, затем перевел взгляд на мать. И вытер ладони о джинсы. Гермиона не знала, куда смотреть: на часы, Нарциссу, шкатулку, субстанцию или на Драко. Наконец, она уставилась на свои руки, но потом, накрутив себя, решила засунуть ладони в карманы толстовки, потому как, что будет, если перво-наперво, очнувшись, Нарцисса увидит блик от камня на ее кольце? Медленно, почти незаметно, субстанция начала истончаться. Толстая лента превратилась в нить. И затем полностью растворилась. Шкатулка для драгоценностей захлопнулась, тут же вспыхнула призрачным желтым светом и потухла. — Грейнджер, — почти шепотом проговорил Драко. Она придвинулась к нему ближе. На его лбу выступили бисеринки пота. Он протянул Гермионе правую руку и переплел свои пальцы с ее. Глаза Нарциссы задвигались под веками. — Мама? — он взял правую ладонь матери в свою левую руку. — Ты меня слышишь? Нарцисса сделала глубокий вдох и открыла глаза.