always here, always on time

Ужин выплыл из-за стены в обычное время, однако глаз Тины тут же зацепился за предмет, которого, как и газеты за завтраком, не должно было быть на подносе. Красивый винный бокал, полный напитка яркого, как солнечный свет. Вино из одуванчиков. Она со своего места на кровати почувствовала цветочный аромат. Щеки обожгло румянцем. — Поужинаем? — мягко поинтересовался молчавший с самого утра ее невидимый сосед. — Мне хотелось как-то тебя порадовать. Вино показалось приемлемым вариантом. — При таких возможностях, почему вы еще не сбежали в Европу? — Тина пересела за стол. Если она права в своих подозрениях, то это следующая фаза соблазнения темной стороной. Но Гриндевальд выбрал неудачную болевую точку. Ничего, кроме стыда тот случай на крыше в ней не вызывал. — К сожалению, мой помощник хорош только в вопросах улучшения быта. Выпьем?.. Тина положила пальцы на ножку бокала, повертела им, глядя как плещется вино. В кабинете Персиваля Грейвса была неприметная дверь, которая вела на террасу с чудесным видом на город. В теплый сезон, после удачного рабочего дня сотрудники аврората нередко собирались на ней отдохнуть, поговорить, выкурить сигару среди кадок с широколистными растениями, иногда — выпить вина. В начале того вечера их было пятеро, Тина отошла на минуту в свой кабинет, а когда вернулась обнаружила на террасе только одного человека — Грейвса. — Где же остальные? — Гекскли получил крайне гневного патронуса от жены, Хейворд вспомнил, что не ответил на донесение из Нью-Гемпшира, Питерсон решил, что ты тоже ушла, и он предпочел откланяться. Ему некомфортно в моей компании, — усмехнулся начальник аврората. — Поэтому эта великолепная бутылка эльфийского вина только для нас. Присядьте, Голдстейн. Насладитесь вином и закатом. Вы это заслужили, в вашем отчете по делу банды из Ред Хука все идеально. Тина покраснела от похвалы и нерешительно опустилась в кресло, перед которым на низком столике уже стояли два бокала, наполненных желтым напитком. — Вы ведь его любите? — кивнул Грейвс, а Тина вздрогнула. — Вино из одуванчиков. Мы дарили его от департамента на ваш день рождения. Они провели восхитительный вечер, к моменту когда солнце над Нью-Йорком зашло и на темном небе проступили звезды, Тина была чуть пьяна и безмерно счастлива. Она была влюблена в своего начальника с первого дня службы, хотя и не призналась бы в этом даже под сывороткой правды. Они стояли рядом — их плечи соприкасались — у перил, и Грейвс рукой, в которой была зажата сигара, показывал ей едва проглядывающие созвездия. А потом все рухнуло. Потому что он вдруг склонился и поцеловал ее. Поцеловал жадно, требовательно, не оставляя сомнений, что не собирается на этом останавливаться. Тина вырвалась: возбужденная, испуганная, злая. Она посмотрела в лицо мужчине, который оставался абсолютно невозмутим, повернулась на носках и вылетела с террасы быстрее, чем ловец в квиддиче бросается к снитчу. Это произошло в июле. После возвращения поддельного Персиваля Грейвса из командировки в Европу. — Тина? — кажется Гриндевальд звал ее не в первый раз. Она отпила из бокала, прикрыв глаза от наслаждения: вино было поистине королевским, особенно на фоне пресной еды Латиума. Тина не готова к этой битве, но выбора у нее нет. Ей нужно сыграть так, чтобы Гриндевальд поверил в ее готовность покинуть тюрьму вместе с ним. «Если только ты все это не выдумала,» — пронеслась мысль перед тем, как она ответила: — Спасибо за вино. Но не думаю, что оно способно поднять мне настроение. — Не вешай нос. У тебя есть козырь в рукаве, помнишь? — Это будет иметь значение, только если вы не не сбежите раньше, чем кончится мой срок пребывания в этих стенах. Да и потом, что я покажу? Двенадцать тетрадных листов, заполненных сыгранными партиями в морской бой?.. Куин своим побегом поставила жирное пятно на моей репутации и карьере. Я это переживу. Но если ее поймают… и засадят сюда, к псу… Или вовсе осудят на смертную казнь… — Тина замолчала, к горлу подкатили слезы. — Этого я не вынесу. У меня никого нет, кроме нее. Несколько минут после этого в камере Тины царила тишина. Она залпом осушила бокал, отодвинула от себя поднос с нетронутым ужином. — На что ты готова, чтобы с твоей сестрой не произошло ничего из вышеперечисленного? — поинтересовался Гриндевальд. Тина решила, что паузу он использовал, чтобы отдать должное картофелю и свинине. Если только его кормили также, как ее. Сердце пропустило удар. Ее блеф — хорошо, блеф, основанный на реальных тревогах  — сработал? Не будет больше напускного сочувствия и игр в доброго дядюшку? — Я… Я не знаю, — промямлила она, будто испуганная его вопросом. — Тина, я могу помочь. Дать контакты нужных людей или подсказать, что делать, в зависимости от того, какой будет ситуация на момент твоего выхода из Латиума. И я ничего не попрошу взамен. Но ты должна понимать, что независимо от того, как ты используешь эту информацию, обратного пути не будет. Обманешь МАКУСА — придется пуститься в бега, попробуешь на эти сведенья выменять у аврората свободу для сестры, и мои сподвижники сотрут вас обеих в порошок. Я не сторонник насилия, но такова плата за преданное доверие. А я хочу доверять тебе. — Мне нужно подумать, — выдавила она. — Разумеется, — согласился Гриндевальд и замолчал. *** Той ночью пес не приходил. Тина уснула быстро, стараясь не думать о Куини или Гриндевальде. Но они приходили во сне. Тина видела корабль, пересекающий океан, свою сестру, угощающую Якоба Ковальски тюремным ужином, и Персиваля Грейвса, курящего на террасе — Тина знала, что на самом деле это не он, глаза, смотревшие прямо на нее были разными — один карий и один совсем светлый, мертвый… — Я не хотел причинить тебе боль, — сказал в ее сне Грейвс. — Но ведь ты сама хотела, чтобы я коснулся тебя. — Так говорят все насильники, — с отвращением ответила Тина. — «Ее рот говорил «нет», но глаза говорили «да», — и проснулась. Нет, не проснулась. В камере постоянно горел тусклый свет, там же, где оказалась она, было темно. Кто-то сидел на ее кровати. Кто-то наклонился и поцеловал ее в лоб, переносицу, кончик носа. Кто-то заговорил голосом глубоким и мягким, заставляющим ее тело дрожать. — Я хотел бы забрать тебя с собой. Последний поцелуй достался губам. Нежный, долгий, неспешный. Тина проснулась в лучах солнца, заполнившего ее келью. Дотронулась до уголка рта кончиками пальцев, что слегка дрожали. Чужое прикосновение невидимой печатью лежало на губах.