Мой пост-алкохэлпер

— Ты хочешь этого? — Что? — Эва не совсем понимает, что происходит, — Что ты творишь? — Ты хочешь, чтобы я прямо сейчас спрыгнул с этой гребенной крыши, Эва? — Блять, Крис, перестань, пожалуйста, ты пьян до чертиков! Слезь с крыши и вернись в комнату! — Нет, я сейчас спрыгну и умру только для того, чтобы ты, наконец, поняла, что я поменялся и я, блять, чертовски люблю тебя, Эва! — Почему ты не думаешь, что мне больно от этих слов, сукин ты сын?! Эва уходит из его комнаты, громко хлопнув дверью. Внезапное понимание ситуации приходит в абсолютно нетрезвую голову Шистада. Он сказал это. Он сказал ей, что любит её. Крис быстро пролез через окно в крыше и вернулся внутрь дома. Он бежал за ней. Хотел извиниться. За то, что наорал на неё, за то, что сделал больно, за то, что окончательно разрушает их дружбу, пуская в отношения иные чувства. Эва просто хочет стабильности и спокойствия. Крис Шистад не вписывается ни в какие рамки этих понятий. После той ситуации с группкой фанаток что-то произошло в его голове. Эва видела, что он снова смотрит тем взглядом, каким смотрел на неё, ту другую, старую Эву, что он перестал заглядываться на остальных девушек и вообще стал избегать обсуждения с подругой противоположного пола. Мун боялась чувствовать к нему хоть что-то большее дружеской любви и привязанности. Потому что тогда он сделал ей очень больно, он разрушил её жизнь, и ей пришлось найти много сил для того, чтобы восстановить всё. Его чувства рушили мир. Эва уверенным шагом шла по коридору, пытаясь сдержать слезы. Не здесь, не сейчас. «Да как он вообще так может!» — пронеслось в её голове, — «Да как можешь ты, Эва Мун, обманывать всех и себя…» Девушка снова заставляла себя думать, что сама не хочет, чтобы он чувствовал к ней большее, что она не дрожит от его прикосновений, не улыбается от его заботливых слов, произнесённых невзначай и не специально. Крис уже жалел, что позвонил поздно вечером подруге, из-за которой собственно и напился, заставил её сорваться из-под уютного одеяла, отложить все дела и ехать к нему, потому что он хотел больше не чувствовать ничего. Шистад понимал, что-то чувство, которое он заглушил в себе, возвращалось к нему. Крис, правда, поменялся, она поменяла его. Он просто не мог так спокойно смотреть на её рыжие волосы без желания запустить в них руки и расчесать пальцами, на её ресницы, прикрывающие столь красивые глаза, которые помогли ему понять, что значит «тонуть», на её легкую походку после школы, на каждую царапинку от этого дурацкого кота Вильде, на её трепетный взгляд при виде чего-нибудь милого: от младенца до гусеницы на листочке в парке; на улыбку, появляющуюся от похвалы или одобрения. Всё это и многое другое в Эве притягивало Шистада. Крис просто не мог остановить себя. И вот к чему это привело. — Эва, стой! Выслушай меня, прошу! Мун не разворачивалась. — Мун, да подожди же ты! Прости, я не хотел, чтобы тебя задело всё это. Ты же знаешь меня. Надела бомбер, схватила сумочку с тумбочки и начала завязывать шнурки на кроссовках. — Прости, что я такой мудак, что я разрушаю нашу дружбу, что я не могу остановить себя, когда надо. Открыла дверь. — Но объясни мне лишь одно, почему? Остановилась. Не вышла. Развернулась. Сжала губы, напрягла челюсть и рванно вдохнула. — Я до сих пор помню те чувства, когда наши с Юнасом отношения разорвались навсегда. Я знаю, что мы сами были виноваты, что поцелуй с тобой был лишь поводом, но это нарушило моё душевное спокойствие, мою действительность. Ты знаешь, как долго я пыталась вернуться к жизни, ты был рядом, лучший друг, о котором я и мечтать не могла. Всегда рядом, всегда вместе, сквозь любые проблемы. Я нашла новую стабильность, которую надеялась не потерять никогда. Но, черт возьми, этим сранным чувствам надо было всё испортить. Я боюсь, Крис, вот и всё. Всё! — Чего ты боишься, Мун? Общественного мнения? Угроз? Чего ты можешь бояться со мной? Перед Эвой стала дилемма. Она прекрасно понимала, что самообман загоняет её в ограничительные рамки. А Эва не любила, когда что-то ограничивало её. Окружающие явления, других людей — пожалуйста, рамки необходимы; но только не её. Но, сказав правду, она помогла бы Шистаду разрушить Их Мир. Друзья ведь всегда действуют сообща? — Того, что я стану второй Ибен. Этих слов и боялся Крис. Несмотря на то, что Эва узнала его вплоть до каждой мелочи, что Эва воспитала в нём другого человека, что Эва Мун возродила в нём человеческое, она видела в нём не Кристофера Шистада, а Криса-Пенетратора. Тяжёлое молчание повисло между ними. Они смотрели друг на друга, Эва еле сдерживала слёзы, Крис сдерживал душевные крики. Оба тряслись, как осиновые листы, то ли от холода, идущего из коридора, то ли от нервов, то ли от страха, то ли от переполняющих чувств. — Я больше не тот Пенетратор, который не заботится о чувствах других людей. — Мне надо всё обдумать, извини. Дверь квартиры легко захлопнулась. Шистад остался наедине с одиночеством.