Мост через Лету

Франция любезно встречала Анжелику чистым и ясным небом, столь редким для начала зимы. Несмотря на сухую холодную погоду, кучер ворчал себе под нос, что вот-вот начнется слякоть, дороги развезет, нужно поспешить... Покачиваясь в экипаже, несущем ее в Париж, молодая женщина бездумно смотрела в окно, пока не начинала кружиться голова. «Я не понимаю, зачем я еду сюда. Я не могу не вернуться, но разве мне есть, куда возвращаться?». Бледно-голубое холодное небо воскрешало в памяти глаза Филиппа. Подъем чувств, ненадолго охвативший ее в Генуе, пропал без следа. Франция казалась ей чужой, и порой с утра Анжелика с трудом узнавала в грустной женщине с потухшим взглядом себя. Мысли Анжелики то и дело возвращались к Средиземному морю и человеку, затерянному среди этой синевы. Где он, что сейчас делает? Стоит на мостике? Склоняется над картой в каюте? Вступает в бой? Пьет душистый кофе? Ласкает женщину? На этой мысли Анжелика всегда прикусывала губу, заставляя себя вернуться в настоящее, и ловила встревоженный взгляд Кантора. - Матушка, вам плохо? у вас что-то болит? - Нет, нет, что ты, - мягко отвечала Анжелика, и собственный голос тоже казался ей чужим. - Вы так странно смотрите, матушка. Анжелика обнимала мальчика за плечи. Его служба в свите Вивонна прекратилась в вечер ее отъезда из Генуи: призвав на помощь все свое обаяние, она объяснила адмиралу, что изменила свое решение и по возвращению во Францию мальчик отправится на учебу. Все время, проведенное в поездках по Кандии, Анжелика не отпускала от себя сына ни на шаг. Сперва она хотела бросить все дела и вернуться сразу же во Францию, но спустя пару дней порыв угас. Если бы только Филипп был при дворе, если бы она смогла вернуть его страсть, ростки которой уже дарили им обоим сладостные минуты... Но маркиз был в армии, и ничто не указывало на его скорое возвращение. И Анжелика продолжила свой путь. - "Это очень захватывающая история, должно быть, вам пришлось нелегко. Но что насчет торговых пошлин"? - весьма похоже передразнила Кольбера Анжелика, когда герцогиня Мазарини спросила ее о причинах такого решения. Прекрасная Гортензия покинула Геную на день раньше, отправляясь в Рим. Обе женщины простились друг с другом весьма тепло, но не рассчитывая на новую встречу. Мимо проплывали покачивающиеся черные поля с редкой прозеленью поздней травы, замершие в глубоком сне голые деревья. В карете было прохладно, и, завернувшись в толстый плащ, она дремала с полузакрытыми глазами. Анжелике казалось, что тогда, посреди моря, ее порвали на части, пополам. Часть ее вздрагивала от тревожного ожидания, с надеждой и страхом выискивала на улицах и в базарной толпе высокого человека в черной маске, и каждый раз ошибалась, чувствуя, как обрывается сердце. А вторая половина, затаив дыхание, искала среди стопки полученных писем хотя бы одно, написанное быстрым наклонным почерком Филиппа, и ни разу не нашла. Ночами она вспоминала последние секунды, когда Рескатор помогал ей спуститься в лодку, а через маску на нее смотрели глаза Жоффрея. Она говорила себе, что если бы в тот миг он снова попросил бы: "Останься", она бы очертя голову бросилась к нему на глазах лейтенантов королевского флота. Нынче она никак не могла вспомнить, что же он сказал на самом деле тогда, на прощание? Что-то пустое, незначительное, безлико-вежливое, - но она напрягала память, куталась в воспоминание, как в теплое одеяло, ей так хотелось воскресить в памяти его голос. Голос, которого больше не было... Глухой шум от провинциальных ухабистых дорог сменили звонкие щелчки копыт по парижской брусчатке. Средиземное море с его солнцем и страстями неумолимо уходило в прошлое, оставалось только ярким отпечатком в памяти, заживающей, но пока еще болезненной раной внутри. - Приехали, мадам. Высокий темный особняк на Фобур-сен-Антуан встречал Анжелику в ранних зимних сумерках. Слуги суетились, занося вещи, распрягая лошадей, и среди этой суматохи, пряча замерзшее лицо в мех воротника, она вновь остро ощутила свое одиночество. "Подай же мне какой-то знак!" - молча взмолилась она, подняв взгляд в низкое небо, перед закатом распустившееся лиловым и темно-оранжевым с черными росчерками облаков . - "Прошу, подари хоть какую-то надежду, я так устала! Что мне делать?" - Месье маркиз в Париже? - спросила она мимоходом, стягивая перчатки. - Нет, в армии, мадам, однако заезжал по делам две недели тому. Анжелика кивнула и плотно стиснула губы. Если бы Филипп что-то велел на словах передать ей, то слуги, верно, уже сообщили бы. Она не стала спрашивать, интересовался ли муж хотя бы ее делами, осведомлялся ли приходящим от жены вестям - еще одного разочарования ей сейчас не вынести, нужно хоть немного перевести дух. Шарль-Анри еще не спал, пытливо рассматривая красивую уставшую женщину, которая гладила его по волосам, давала ему диковинные разноцветные погремушки с перьями и бусинами и в конце концов расплакалась. Зайдя к себе, Анжелика устало прикрыла за собой дверь. Слуги уже затопили в ее покоях камин, зажгли свечи; она присела у зеркала, машинально поправила прическу и вдруг заметила на трюмо оставленный кем-то незнакомый потертый кожаный футляр. Вытерев глаза, она решительно потянула его к себе, расстегнула неподатливые застежки и замерла, чувствуя, как сердце пропустило удар и затем затрепетало, охваченное робким жаром. Улыбаясь сквозь слезы, Анжелика смотрела, как с темно-красного старого бархата подмигивало ей бликами драгоценных камней фамильное ожерелье рода дю Плесси-Бельер. КОНЕЦ