Мост через Лету

Вскоре после отъезда Филиппа пришла пора отправиться в путь и маленькому Кантору. Анжелика не находила себе места; суета сборов в особняке приводила ее в ужас, двор с его сплетнями и шутками раздражал и заставлял чувствовать себя нездоровой, и даже проверенные подруги не могли ее успокоить. За два дня до отправления корабля молодая женщина внезапно приняла решение и поразилась, как оно не могло прийти ей в голову раньше: отправиться в путешествие вместе с Кантором. Она давно хотела лично посетить консульство в Кандии. Кольбер считал, что месье Роша, который являлся фактическим посланцем французского государства, утаивает истинное положение дел на Крите, ставшем камнем преткновения между мусульманским и христианским миром. Письмо мужу она решила отправить перед самым отъездом, с какой-то мстительной радостью предвкушая, что когда он получит его, она уже будет в Марселе. Анжелике казалось, что уговорить адмирала де Вивонна будет легко, так как он давно числился среди ее поклонников. Тем не менее, ей пришлось столкнуться с отказом: помощь пришла со стороны мадам де Монтеспан, которая начала замечать внимание короля к маркизе дю Плесси. Скрепя сердце, месье де Вивонн дал свое согласие. Остаток времени ушел на лихорадочный сбор вещей, напутствия Барбе и прислуге и рассылку писем, однако ей удалось уложиться в сроки, и вот, после долгого путешествия по разбитым дорогам, ранним летним утром маркиза дю Плесси взошла на борт корабля. Анжелика задумчиво следила, как мелькают в волнах, поблескивая и словно играя с белыми гребнями пены, остающимися позади, украшения на обшивке кораблей. Подгоняемые попутным ветром, все шесть галер мчались вперед. Стройные суда с изящно изогнутыми продолговатыми корпусами и роскошно декорированными боками легко взлетали и опускались в темно-синих волнах. Весело вонзались в зыбь позолоченные деревянные фигурки над таранами, сверкая и ослепляя влажным блеском, выскакивали из воды и вновь погружались в нее искусные изображения трубивших в раковины тритонов, амуров в веночках из роз, пышногрудых сирен, которыми была щедро украшена корма каждой галеры. На мачтах развевались яркие ленты, вымпелы и пурпурные королевские знамена. Новизна впечатлений от морских просторов скоро испарилась, и на Анжелику напала хандра. Она запрещала себе думать о Филиппе и их отношениях, но волей-неволей представляла себе, как он отреагирует на ее отъезд, когда получит письмо, в котором она сообщала об отъезде: рассердится? Удивится? Может быть, огорчится? Со вздохом она признавалась самой себе, что, вероятно, на его лице не отразится ничего, кроме скуки и безразличия, быть может, облегчения от того, что женщина, приносящая в его жизнь неразбериху и хаос, наконец, далеко… Подобные мысли не приносили радости, и даже старания Вивонна и звонкие песни ее сына не могли полностью развеять грусть. Занавеси палатки, где она расположилась, были откинуты, сквозь них свободно проходил морской воздух, насыщенный ароматами мирт и мимоз, доносившимися с близких еще берегов. Эта роскошная палатка (в шутку ее называли скинией), служившая офицерам корабля кают-компанией, была устроена герцогом де Вивонном на восточный лад — с коврами, низкими тахтами и подушками. Анжелика находила ее довольно удобной и предпочитала узкой, сырой и темноватой каюте, размещенной под мостиком. К тому же в палатке не слышно было ни назойливого дребезжания гонгов в руках надсмотрщиков, ни хриплых криков надзирателей за каторжниками-гребцами; удары волн о корпус судна заглушали эти неприятные звуки; тяжелые мягкие ткани, из которых была сделана палатка, поглощали их. Можно было представить себе, что сидишь в уютной гостиной. Вивонн оказался хорошим собеседником – остроумный, обходительный и жизнерадостный, он с удовольствием развлекал прекрасную маркизу рассказами о морских плаваниях и историями из жизни двора. Несколько раз его действия казались Анжелике откровенными ухаживаниями, но ее это не раздражало, скорей, веселило: она легко переводила флирт в шутку, и Вивонна это нимало не обескураживало. Еще во Франции, в первую их остановку, маркиза попросила герцога оставить Кантора на флагмане рядом с нею; Вивонн принял ее просьбу за тоску матери по сыну и охотно пошел ей навстречу. Доля истины в этом была, – Анжелика до сих пор не была уверена, что поступает правильно, отпуская сына во взрослую жизнь так рано, – но ей и хотелось понаблюдать, как адмирал будет обращаться с юным пажом в плавании. Филипп уверил ее, что в намерениях Вивонна не было ничего дурного, но сомнения все равно ее не покидали. Полный легкой горечи рассказ мужа о своем детстве снова и снова вспоминался ей короткими южными ночами, когда она ворочалась без сна на мерно покачивающейся кровати, и сердце молодой женщины сжималось то от жалости и нежности к Филиппу, то от страха за судьбу Кантора. Чем дольше корабль находился в плавании, тем сосредоточенней выглядел Вивонн. Постепенно долгие беседы адмирала с маркизой на палубе почти прекратились, и все чаще то он, то его офицеры подолгу всматривались в голубые бескрайние дали, а потом совещались на корме. Анжелика заметила, что флотилия теперь шла вдоль береговой линии. По ночам она видела мелькавшие вдали огни прибрежных селений. Как всегда поутру герцог вошел в палатку на верхней палубе, где она коротала время: — Как вы себя чувствуете, моя милая? — Он поцеловал руку молодой женщины. — Миллеран, заметили что-нибудь? – спросил у стоявшего нескольких шагах от Анжелики молодого офицера, оглядывающего в подзорную трубу видневшуюся вдалеке полоску берега. — Нет, ваша светлость. Побережье опустело. Рыбаки бросили свои хижины, опасаясь берберов, которые так обнаглели, что забираются и сюда и захватывают людей в рабство. Жители прибрежных поселков ищут укрытия в городах. — Скоро мы будем, кажется, возле Антиб. Если нам повезет, мы сможем воспользоваться сегодня вечером гостеприимством моего доброго друга, принца Монако. — Да, ваша светлость, если только другой наш приятель — я имею в виду Рескатора — не помешает нашему переходу… — Вы что-то заметили? — де Вивонн быстро встал и взял подзорную трубу из рук своего помощника. — Нет, уверяю вас. Но это меня и удивляет, ведь мы его достаточно хорошо знаем. – Вас что-то тревожит? – в конце концов, напрямую спросила Анжелика, когда Вивонн отпустил офицера и вернулся к прерванному разговору. – С другой женщиной я бы не стал вести такие разговоры, но вы все-таки жена маршала и всегда отличались рассудительностью и спокойствием, – после колебания ответил адмирал. – Мы вошли в широты, где хозяйничают пираты. – Неужели они посмеют напасть на военную эскадру короля Франции?! – Анжелика широко распахнула глаза. – Увы, сударыня, - Вивонн пожал плечами. – Рескатору нет дела, военный перед ним корабль или же торговое судно. Мы начеку, и это главное; лучше, если вы тоже будете в курсе дела, на случай, если нам придется принять бой. — Кто же он, этот Рескатор, о котором вы все постоянно думаете? — спросила Анжелика. — Один из тех нарушающих все законы разбойников, которых нам поручено преследовать и, если удастся, захватить, — отвечал, помрачнев, де Вивонн. — Значит, это турецкий пират? — Он пират, это несомненно. А вот турок ли он, этого я не знаю. Одни говорят, что он один из братьев султана Марокко, другие считают его французом, потому что он хорошо владеет нашим языком. Я скорее склонен считать его испанцем. Но трудно сказать что-нибудь определенное об этом человеке, потому что он всегда ходит в маске. Так часто поступают ренегаты, которые даже нарочно уродуют свое лицо, чтобы их не узнали. — Говорят еще, что он немой. Что ему вырвали язык и ноздри. Но кто это сделал? Тут средиземноморские сплетники расходятся между собой. Те, кто считают его мавром, мавром из Андалузии, думают, что он жертва испанской инквизиции. А те, кто называют его испанцем, обвиняют, наоборот, мавров. Во всяком случае, он красотой, очевидно, не отличается, так как никто не может похвастаться, что видел его без маски. – вступил в разговор заместитель адмирала, де Лаброссардьер. Он вошел в палатку вслед за герцогом и тоже хотел обратить на себя внимание прекрасной пассажирки. — Впрочем, это не мешает ему пользоваться у дам определенным успехом, — продолжил он, доставая из кармана серебряную табакерку. — В его гарем попали, кажется, несколько бесценных красавиц, которых он перебил на торгах у самого константинопольского султана. Совсем недавно старший из евнухов султана, знаете, этот красивый кавказец Шамиль-бей, ужасно сокрушался, что не смог перехватить у Рескатора очаровательную голубоглазую черкешенку, просто сокровище! Рескатор бросал к ее ногам мешки золотых монет, пока она не оказалась по колено в золоте. Лаброссардьер сделал понюшку и несколько раз чихнул в батистовый платок. — Да уж денег у него довольно! — воскликнул де Вивонн, охваченный гневом, так что лицо его налилось кровью до самого парика. — Недаром его зовут Рескатором. Вы знаете, что это значит, сударыня? Анжелика отрицательно покачала головой. — Так называют по-испански тех, кто распространяет незаконные деньги, фальшивомонетчиков. Раньше такие рескаторы встречались изредка, и эти мелкие умельцы никому не мешали и опасности не представляли. Теперь же остался только один такой, и зовут его Рескатор. Этот разговор словно навел порчу на эскадру: ночью ветер совсем стих, и путь пришлось продолжать на веслах. На всякий случай на вахту ставили больше людей. Гребла же только одна партия каторжников при свете факелов, в котором размеренно шевелились тени надсмотрщиков, шагавших по мосткам. Первым, что заметила маркиза, выйдя на палубу на следующий день, приготовления к бою. Помощник Вивонна, строгий молодой офицер, резким голосом отдавал команды; на нижней палубе гребцы выбивались из сил. Де Вивонна она заметила на капитанском мостике. Вид у него был крайне озабоченный: от его обычной жизнерадостности не осталось и следа. Вместо избалованного фортуной придворного, перед ней предстал военный: строгий и собранный. Облокотившись на позолоченную балюстраду, с подзорной трубой в руке, в которую он поминутно заглядывал, адмирал разговаривал со старшим канониром. — Готовы ваши орудия к бою? — Все приказания, ваша светлость, исполнены: орудия осмотрены, смазаны и с баржи взяты запалы, ядра и картечь. — Хорошо. Возвращайтесь на место. Встревожившись, Анжелика велела служанке найти и привести к ней Кантора, и дождавшись, когда та скроется из виду, подошла к одному из офицеров, командовавших матросами. – Что случилось, месье? Офицер досадливо поморщился при виде женщины: – Штиль, мадам, идем на веслах, – пробурчал он. Она на миг подняла глаза к бессильно висящим парусам и снова обратила свой взгляд на мужчину: – Нам угрожает опасность? Не молчите же, месье де Вивонн предупреждал меня о пиратах – это они?! Офицер коротко рявкнул на замешкавшегося матроса и повернул к маркизе лицо: – Нет ветра, а нужно спешить. Нет причин для тревог, мадам. Герцог спустился с капитанского мостика, на ходу разговаривая с Лаброссардьером — Пусть солдатам раздадут мушкеты. Скажите начальнику стрелков, чтобы уделили особое внимание десяти бортовым пушкам. Помните, что впереди у нас только три пушки, так что в случае неожиданного нападения отбиваться придется мушкетами и бортовыми пушками. — Будет исполнено, монсеньор. – отчеканил Лаброссардьер и поспешил на нижнюю палубу. В отдалении Анжелика увидела Кантора с неизменной гитарой на плече – испуг заставил его черты казаться еще младше, чем обычно, и она снова отругала себя за то, что позволила Вивонну уговорить себя взять его в плаванье. Подумать только, если бы ее сын попал в такую передрягу, а ее не было бы рядом! Разве сумела бы она простить себя за это?! – Держись рядом, – крикнула она Кантору и взволнованно обратилась к подошедшему герцогу: — Следует ли понимать так, что вы боитесь нападения? — Офицер флота Его величества ничего не боится, мадам. Можете сказать, что я предвижу нападение, – он покачал головой и сказал как можно ласковее, взяв маркизу за руку и легонько пожав холодные пальцы. — Я очень волнуюсь, чувствую, что скоро что-то должно произойти. Так со мной всегда бывает. С самого детства, — если приближалась буря, у меня вещи прилипали к пальцам. Как бы мне успокоиться? Мне бы хотелось послушать дивное пение вашего сына, но боюсь, на это нет времени… Эй, Мельеран! Внушите шевалье де Клеану, командиру галеры с боевыми припасами, что его судно должно держаться в середине нашей эскадры. Ведь у него находится весь наш запас пороху и ядер, он должен подавать их по требованию, если у нас завяжется длительная перестрелка. Галера с моим личным штатом пусть не отстает и держится прямо за нами. Анжелика обратила внимание на сопровождавшее их судно, перевозившее прислугу и пажей – именно на нем в первые дни пути плыл Кантор вместе с хором. Корабль, так же потерявший ветер, как и флагман, двигался еще медленнее и сильно отстал. — Вам лучше вернуться в каюту, мадам. — сказал ей герцог.— находясь на верхней палубе вы рискуете так же как и любой из нас. — Пираты поблизости? Но я ничего не вижу, горизонт чист… — Нет, но все это кажется мне подозрительным. Вы слышали ночью песню каторжников? Вахтенный видел на берегу подозрительные огни. Здесь нет поселений, только голые скалы. Иногда пираты используют подобную уловку, чтобы заманивать к берегу торговые суда. Но больше всего меня волнует поведение каторжников, они устроили беспорядки на галере Дофин. Возможно огни на берегу послужили им сигналом. – объяснил герцог. – В этих водах всякое может быть, к вечеру будет ясно, на нашей ли стороне фортуна. Вам лучше вернуться к себе. Весь день она то и дело выглядывала из каюты, но ничего не менялось: ветер не поднимался, зато к вечеру опустилась тягучая душная жара, забравшая у гребцов последние остатки сил. Никакие окрики и удары не могли заставить их двигаться быстрее; Анжелика, не в силах вынести этого зрелища, вновь вернулась к себе и прилегла на постель. Кантор присел рядом, перебирая струны гитары. – Вы боитесь, матушка? – Немного, - она улыбнулась ему. – А ты? – Месье де Вивонн говорил о пиратах, – заметил Кантор, не переставая что-то рассеянно наигрывать. – Пираты страшные? – Не знаю, – Анжелика не смогла сдержать улыбки. – Наверное, да, они похожи на каторжников, и крадут у людей их добро. – Как те каторжники, что сидят на веслах? – Кантор нахмурился. – Вероятно, - ей не хотелось говорить о гребцах с сыном. – Но мы плывем с королевской эскадрой, месье де Вивонн не даст нас в обиду. – Если на нас нападут пираты, я могу спасти вас, – наконец заметил мальчик; морщинка на его лбу так и не пропала. – Месье маршал говорил, что я должен быть смелым, перед тем как уехать… И подарил мне нож, только он остался в моих вещах. Анжелика покачала головой, в изумлении от слов сына. Филипп говорил с Кантором в ее отсутствие, Филипп подарил мальчику нож и дал напутствие… Значило ли это что-то для их отношений?... – Лучше бы на нас не нападали пираты, мой хороший, – произнесла она наконец и потрепала сына по светлым локонам. – Спокойной ночи.