Enighet ger styka*.
Глава I Маркус
Что можно назвать успехом в спорте? На ум придет скорее всего только одно: стать Олимпийским чемпионом да выиграть «золото» того или иного Чемпионата мира. Но это слишком просто, чтобы быть правдой – просто до такой степени, как дважды два. Забегая вперед, в этой истории дважды два так и не стало равно четырем, остановившись где-то на отметке в три золотые медали Ванкувера. Успех - слишком размытое определение. Кому-то действительно нужно выиграть Олимпийские игры, чтобы самоутвердиться, а может быть, выиграть и не один раз, а кому-то достаточно самоутвердиться за счет других, так и не выиграв ничего, но значительно потрепав этим другим нервы. Спортивный успех в общепринятых устоях – это то, что каждый может лицезреть на экране: спортсмен пересекает финишную черту или забивает победный гол. Но мало кто задумывается о том, что остается по ту сторону кадра, и через какие трудности и ограничения проходят такие же люди, как сами зрители, чтобы они, зрители, могли воочию наблюдать за успехом. Не бывает секундного спорта, и это утверждение, наверное, обобщает всю суть, да и сам спорт с каждым годом развивается, устанавливаются новые рекорды и достигаются, казалось бы, лет десять назад, недостижимые рубежи. Тысячи часов, проведенные за изнурительными тренировками, выливаются в ту короткую, но непередаваемо важную и самую яркую минуту триумфа – когда весь мир у твоих ног. Существует слишком много аспектов спорта, и, начиная заниматься им в детском или юношеском возрасте, трудно сказать, будет ли та девушка, или тот молодой человек через пару лет на вершине Олимпа, или так и останется где-то в статистах. А может совсем покончит с этой не самой легкой работой, сдавшись и выбрав более приятное и простое занятие? Когда пятнадцатилетняя Шарлотта ехала в Елливаре, она точно знала, чего хочет, и представляла, как пройдут для нее ближайшие четыре года. Размеренная тренировочная жизнь в обществе сверстников, постоянная усталость по вечерам, ничуть не пугавшая ее, соревновательная практика и общение – то, чего не хватало на индивидуальных тренировках в Тарендо, если их вообще можно было назвать тренировками, скорее, оставалось только название. Маленькая, но уверенная в себе девочка рвалась вперед. Очутиться через несколько лет в большом спорте было мечтой номер один, и практически единственной возможностью вырваться в люди из всеми забытого шведского городка за полярным кругом. Свой первый день в Елливаре девушка запомнила промозглой погодой и холодным ветром, дувшим в лицо, прижимавшим к щекам длинные непослушные волосы, когда она делала неуверенный шаг, и ступала на мелкую плитку, выложенную в форме причудливых узоров рядом с двухэтажным зданием, называемым администрацией лыжной гимназии. Она схватилась руками за капюшон куртки, натянула его на голову, пытаясь закрыть лицо от ветра и усиливающегося дождя. Северная осень властвовала над Лапландией. Это было то время, которое, по словам местных жителей, нужно перетерпеть, и наступит настоящая зима с чистейшим белым снегом и щекотливым морозом. Вслед за Шарлоттой из машины вышла ее мама – Лена Калла, а с другой стороны появился папа Пер-Эрик, который бережно придерживал любимую дочь за плечо. Обучение начиналось через несколько дней, но основная масса учеников уже находилась в расположении школы, и только первый курс равномерно подтягивался к назначенному дню. Шарлотта не была последней приехавшей, но не была и первой. Дети, успевшие заселиться в кампус, не теряя времени даром, уже выходили на легкие тренировки – одним словом, вели обычную жизнь студентов-спортсменов. Настоящая толпа прокурсировала мимо стоящей на дорожке семьи. Девушки и юноши с палками и лыжероллерами в руках и шлемами на головах прошли в сторону стадиона, веселясь и разговаривая друг с другом. На первый взгляд, это была ничем не отличающаяся от остальных детских спортивных групп группа. Одетые в практически одинаковую одежду, болтающие на животрепещущие бытовые темы подростки со своими странностями, обычаями и взаимоотношениями. Со всеми ними ей только предстояло познакомиться, но уже сейчас в этой серой массе Шарлотта видела одновременно и друзей, и соперников. За ними проследовали еще несколько человек значительно старшего возраста – четверо мужчин с висящими на шеях секундомерами и две женщины – местные тренеры. Шарлотта проводила их предвкушающим взглядом, а сердце от созерцания такой давно желанной картинной атмосферы забилось чуть быстрее: невероятно хотелось очутиться среди них и пробежать по лыжне, ну или пока что по блестящей от мелкого дождя мокрой асфальтной дороге. Раньше такое она могла только воображать. Через считанные минуты на пороге здания появился директор школы, мистер Йон Андерссон, спешивший встретить приехавших. Мужчина средних лет, бывший профессиональный спортсмен, выглядывал из-под узких очков приветливым, но строгим взглядом, и улыбался сдержанно краем губ. Он был одет непривычно для спортивной школы – строгий, но не дорогой серый костюм и никакой спортивной обуви – в спортивную одежду он облачался только когда сам выходил на лыжню вместе со своими студентами, что бывало в последние годы крайне редко – административная работа теперь занимала большую часть его жизни. Он потянулся и пожал мистеру Калла руку, затем поприветствовал Шарлотту и Лену. - Пройдемте, - представительно предложил Йон, и пригласил гостей и будущую ученицу спрятаться от непогоды в здании. Вся семья согласно последовала за ним. Родители и Йон Андерссон беседовали о насущных вопросах, связанных с обучением дочери в Елливаре, но сама девочка только отрывками слышала их разговор, больше отвлекаясь на окружающие картины. Гораздо приятнее прямо сейчас было вживаться в эту непередаваемую атмосферу, вслушиваться в звуки, доносящиеся из окружающей местности. Для полного взаимодействия, приносящего выгоду. Шарлотта никогда не была любопытной девушкой, все в меру сочеталось в ней. Может, иногда кто-то из самых близких родственников и мог выделить скверные черты тонко организованного характера, но приученная с детства, в обществе она держалась довольно тактично, спокойно, только лишь в критических ситуациях выплескивала эмоции на поверхность. «Холодная» - так местные в Тарендо мальчишки и девчонки называли ее за умопомрачительную стойкость и способность сохранять хладнокровие в любых ситуациях. Ей даже прозвище придумывать не пришлось, ее фамилия – Kalla** - словно по заказу была дана девушке с рождения. Шарлотту пропустили вперед, когда они дошли до здания. Она вдохнула теплого, приятного воздуха, и одним взмахом руки сняла капюшон, а за ним и перчатки, нежно оберегающие руки. Все четверо прошли еще немного по зданию, и вскоре присели на кресла в большом и просторном холле, который озарял желтый ламповый свет. Это помещение вовсе не было похоже на школьное по своей обстановке: более уютное, более теплое, выполненное в древесных деревенских декорациях. - У нас тут не курорт, конечно, - размеренно говорил Йон Андерссон, а все собравшиеся, особенно родители Шарлотты внимательно слушали его, - но и не Спарта. Мы ни к чему студентов не принуждаем, однако следим строго, - продолжал мужчина свой монолог, вызывая тем самым ответную реакцию у взрослых в виде кивков. Шарлотта тоже вслушивалась, но более отвлеченно; она незатейливо смотрела в окно и представляла себя на той тренировке, которая проходит неподалеку. - Как обстоят дела с коллективом? – осмотрительно и предсказуемо поинтересовалась Лена. - Ребята у нас дружат между собой, - уверенно отвечал Йон, - редко бывает что-то неладное. Ну, - усмехнулся он, - знаете, обычная практика общения между подростками! Всегда гладко как бы нам ни хотелось, не будет. Вы не переживайте! Такую девушку, как Шарлотта, полюбят все! – улыбнулся мужчина, уверяя Лену и Пера-Эрика. - А тренировки? Расскажите о тренировках! – Лена продолжала досаждать директора вопросами, - ребята шли в дождь, а холод-то какой! – женщина взмахнула руками. - Мам, - поспешила перебить ее Шарлотта, - вовсе не холод, - девочка почти укоризненно заглянула в глаза матери. – Ничего страшного! Чего-то из рамок выходящего в плохой погоде Шарлотта не видела. Будучи столь юной девушкой, она уже успела привыкнуть ко многим трудностям, с которыми сталкиваются спортсмены за свою карьеру, и, пожалуй, погода объяснимо стояла на последнем месте. А Лена так же объяснимо волновалась за дочь, когда той вынужденно приходилось терпеть, стоя на лыжах или лыжероллерах, напор от стихии. - Все в пределах разумного, - поспешил ответить Йон, размеренно и спокойно, - в ливень и сильный мороз есть другие способы физической подготовки! У нас отличный спортзал, доступный любому студенту в любое время! Если нет возможности провести тренировку, мы больше уделяем внимание умственной деятельности, - заключил мужчина. - Это верно, - тут же согласился с ним мистер Калла, - а то видел я некоторых у нас в Тарендо, дважды два посчитать не могут! – бранно добавил он. – Но, - мужчина тут же переменился в лице, - наша Шарлотта не из них! Уверяю, проблем с ней точно не будет! Шарлотта опустила голову, к ее щекам прилила кровь. Девушка уже считала минуты, когда этот, наполненный обещаниями с обеих сторон разговор, закончится; взрослые покончат со своими делами, и она сможет начать обосновываться здесь, предоставленная только сама себе, и иногда глазу тренеров. Шарлотта не понаслышке знала, что без лишней опеки родителей ей будет лучше. Зачастую такая неоправданная забота бывала излишней. И никто бы так и не узнал, в какие дебри зашел бы этот разговор, и сколько бы родители Шарлотты и директор могли еще беседовать. Из коридора, который на первый взгляд явно вел другому выходу, послышался низкий мужской голос: строгий, раздраженный и слегка резкий. Громкость нарастала, а слова становились разборчивее. Йон Андерссон заметно всполошился, вставая с кресла, и принялся искать взглядом в помещении свою помощницу, которая, как назло, успела куда-то выскользнуть. В мыслях мужчина ругался, ведь ему не надо было объяснять, что произойдет в следующую секунду и кто появится из-за угла перед его взором и взором еще трех человек. - Дня не может прожить, чтобы не залезть в историю, – ровно, но слышно, что на нерве говорил строгий мужской голос. – Маркус, ты приехал только вчера… - покачивал головой мужчина, придерживая юношу за рукав куртки. - Вы знаете, кто начинает все первым, - почти невиновато юный мальчишечий голос пытался переложить в ответ вину на кого-то другого, мифического и загадочного. Слова юноши звучали на удивление убедительно. - Однако на обочине оказался он, а не ты, - продолжал делать выводы мужчина. Они так и не смогли выяснить на тренировке, что произошло и из-за чего, и эта почетная обязанность была возложена на плечи сразу директору. Мистер Андерссон тяжело вздохнул, когда его подопечные появились в зоне видимости. Взгляды всех остальных были направлены на мужчину в тренерской одежде и с двумя палками, прихваченными впопыхах, в руке, и мальчика неказистого вида со смешными кудрявыми волосами, торчащими в разные стороны из-под повязки, пухлыми не по размеру губами и невыразительными глазами, посаженными куда-то вглубь. Это заставляло Йона краснеть. - Здравствуй, Маркус, - выдохнул мистер Андерссон, подходя ближе. Он по наитию взял мальчишку за плечо, чуть придавливая вниз, и жестом показал сесть на кресло за ним. Тот, кого называли Маркус, виновато опустил голову, растерянно осознавая, что теперь о нем знает не только директор, несколько тренеров и ребят, но и незнакомые ему люди по воли случая оказавшиеся в холле. Он уткнулся взглядом в испачканные от дождя и пыли лыжные ботинки, чтобы не видеть реакции окружающих. – Вас, господин Форсберг, не держу. Идите, - Йон обратился к тренеру, запинаясь, - идите, Вас дети ждут! Йон Андерссон переключил внимание на гостей, стоявших чуть в стороне и провожавших тренера взглядами. Такие эксцессы выбивали его из колеи, и мужчина терялся, виновато мотаясь из стороны в сторону, и не зная, к кому что сказать. - Этот Маркус Хелльнер, - Йон наклонился ближе ко взрослым, не в силах умолчать о своих эмоциях по отношению к юноше; говорил тихо, - тот еще ученик. Вот из-за таких и еще нескольких наша школа и портится! Зачем я только согласился взять его на обучение? – задал он вопрос сам себе. Мистер Калла смотрел сразу на всех, оценивая обстановку придирчивым взглядом. - А вот и Ингрид! – более звучно произнес Йон, когда его помощница, с виду веселая и улыбчивая девушка, одетая в узкие брюки и такую же узкую голубую куртку, появилась на своем рабочем месте. – Следуйте за ней! Она покажет вам, где будет жить Шарлотта ближайшие четыре года! Ингрид увела всю семью за собой по тому самому коридору, но они еще долго слышали сразу же начавшийся разговор между мистером Андерссоном и юношей. - Ну, и что мы будем делать с тобой на этот раз? – теперь, без посторонних глаз, почти отчаянно и обреченно говорил Йон, поворачиваясь к Маркусу. Он не мог на него злиться, ведь понимал, понимал же частичкой души, что все шишки, порой и не заслуженные, по определенному набору причин всегда достаются юноше; всегда его первого тащат к директору, будто он вечно крайний. Только в первые секунды Йон приходил в неконтролируемую ярость. Слова становились тише, по мере того, как Шарлотта и родители уходили в сторону кампуса. Сама Шарлотта на развернувшуюся перед глазами сцену почти не обратила внимания; она была больше погружена в себя, а вот мистер и миссис Калла на подсознательном уровне отметили, что в школе не все так и гладко, как было сообщено им в начале. Был ли повинен Маркус, или же не был, в этот день выяснить не удалось, впрочем, как не удавалось выяснить на протяжении предыдущего года. Приведенные другие участники стычки говорили слова невпопад, и сделать определенные выводы было невозможно: один обвинял другого, другой третьего и так по бесконечному кругу, пока у Йона не началась резкая головная боль и белизна в усталых глазах. Порой директор жалел, что он вообще ввязался управлять подростковым бунтарским коллективом. Он садился в свое старое любимое широкое кресло, обитое каким-то непонятным велюром, в кабинете, накрывал лоб полотенцем, смоченным в ментоловой воде, и пытался расслабиться. Йон Андерссон много мог рассказать об ученике Маркусе Хелльнере, с самых первых минут, когда он увидел его чуть более года назад, держащегося где-то позади старшей сестры, до минут этого дня, когда, как бурю посреди ясного неба, он снова увидел его. Скрипящим сердцем тогда Йон принял решение взять юношу на обучение, зачислил на последнее оставшееся место на первом курсе, потому что мама и сестра Маркуса были так убедительны, что отказать просто по-человечески он не мог. Он не знал, почему многие лыжные школы по всей Швеции отказывались принимать его, была ли это закономерность или банальное невезение, его слабодушие просто взяло и победило его самого. Сначала обучение Маркуса проходило по обычному графику. Мальчик показывал неплохие результаты для своего возраста, иногда даже выигрывал гонки, устраивавшиеся между учениками школы. У него были трое друзей, постоянно вившихся вместе с ним на всевозможных мероприятиях. А потом что-то случилось в этом большом коллективе, и Хелльнера все разом невзлюбили. Школьные группировки мгновением начали косо смотреть на него и осуждать не самым приятным словом; они задевали его, пытались вывести из себя и подтолкнуть то к драке, то к чему-нибудь еще, что пользы не приносило. Да и былые друзья отдалились, принимая парня в свою сложившуюся компанию не часто и не очень радушно. Маркус не понимал, почему так происходит. Точно так же не понимали и взрослые, постоянно наблюдающие за своими подопечными. Хелльнер долгими часами просиживал в директорском кабинете, пытаясь вместе с Йоном Андерссоном и местным психологом разобраться, в чем тут дело. Но ответа не было и не могло быть. Маркус стал для всех «чужим». Только умелые бразды управления подростками сдерживали то, что могло выплеснуться на несчастного юношу. Впрочем, самому ему от этого легче не становилось. Прошло еще несколько месяцев обучения, и по некоторым обстоятельствам школу покинули несколько человек. Маркус вовсе остался один. Иногда, на обеде или ужине, на тренировках, по настоянию взрослых, он присоединялся к группам молодых людей и девушек. По школе пошла молва, что с Маркусом с первого курса лучше не связываться, а почему, опять же никто и не знал. И выяснять не хотел. Собственническому подростковому обществу так было проще. Маркусу от этого было тяжело, плохо, по вечерам – невыносимо одиноко в его комнате, где он так же по решению дирекции проживал все время один. Из глаз самопроизвольно текли холодные слезы, он не мог почувствовать себя мужчиной ни единой минуты в этом месте, ведь представлялся себе и окружающем никчемной тряпкой. Однажды Маркус хотел все бросить, и только настоятельные речи сестры Анны удерживали его в далекой холодной и одинокой Лапландии вместе с его неразлучной парой лыж. Каждый вечер он верил, что все однажды изменится, и его страдания будут вознаграждены; люди оставят свое глупое мнение, у него появятся друзья, соратники, девушка, наконец. Только ничего не менялось из недели в неделю, прошло целое лето, а время было однообразным и гадким. - Можно?.. - дрожащим голосом парень то ли спрашивал, то ли просто говорил, - можно я не пойду на сегодняшний ужин? – поникшим взглядом он смотрел на мистера Андерссона, сидящего перед ним и поджимавшего пальцем сползающие на нос очки. Мужчина обреченно качал головой, не в силах изменить что-то. Ингрид весело щебетала обо всем подряд, представляясь ее спутникам полной противоположностью Йону Андерссону; она проводила самую настоящую экскурсию по студенческому городку для Шарлотты и ее родителей. Было показано абсолютно все: начиная от кампуса, заканчивая… впрочем, в самую дальнюю точку лыжной трассы они не дошли по другим соображениям, хотя Шарлотте точно бы это труда не составило – не так много километров составляло это расстояние. Они прошли по округе перед тем, как оказались перед большим снаружи обитым красным деревом домом с идеально белыми выкрашенными окнами и одинаковыми занавесками в каждом из них. - Ну, вот мы и пришли! – Ингрид распахнула деревянную дверь, за которой был длинный коридор и множество дверок, ведущих в студенческие комнаты. – По правую сторону живут девушки, слева – мальчишки. Заходите! – гостеприимно позвала она. Они наткнулись на пару студентов старших курсов, вернувшихся с тренировок, перед тем как дошли до комнаты, выделенной Шарлотте. Там жила уже приехавшая девушка-первокурсница Катарина, которая впоследствии и стала соседкой Каллы, и неплохой подружкой, с которой всегда можно было обсудить школьные дела. Родители помогли Шарлотте обосноваться, выгрузив пару сумок и внимательно осмотревшись. Миссис Калла не упускала ни одной детали, вовремя спрашивая или поправляя то, что по ее мнению «лежало» неправильно. Вскоре Ингрид оставила их одних: административные дела ждали директорскую помощницу. Уже начинало смеркаться, когда пришла пора распрощаться с родителями. Миссис Калла давала последние напутствия дочери, ее муж услужливо повторял, что Шарлотта уже не маленькая, и вполне способна разобраться со своей будущей жизнью, по крайней мере, здесь, в Елливаре. Лена, в свою очередь, пыталась сказать как можно больше умных слов и остеречь дочь от возможных неприятностей. - Я каждый день молюсь, чтобы Шарлотта не связалась с такими, как этот Маркус! – женщина быстро тараторила, морщась и жестикулируя руками в разные стороны, когда они шли по направлению к машине. Она не могла оставить без внимания тот факт, что в школе есть подобные ученики вроде Хелльнера, которых при каждой ситуации первым делом отводят к директору. – Шарлотта! – воскликнула она. – Ты слышишь, что говорит тебе мать? - Я не буду связываться с такими, как… - она закатила глаза, - как ты его назвала? – переспросила девушка, так и не уловив имя юноши. - Ты ничего не слышишь! – сделала вывод миссис Калла. – У тебя на уме одни лыжи, и хоть метеорит на землю упадет – ты не заметишь! - Лена, не преувеличивай! - поспешил ее успокоить Пер-Эрик, обхватывая рукой за плечи. – Не было бы лыж на уме, не было бы смысла учиться здесь, - чуть тише аргументировал предыдущие слова мужчина. Женщина успокоилась. Она развернулась и посмотрела на дочь, которая снова стояла, закутавшись в капюшон, а после нескольких секунд нежно обняла. Теперь несколько месяцев она не увидит ее, и только будет иметь какие-то сведенья по кратким телефонным звонкам. - Я люблю тебя, дорогая. Будь умницей. И папа любит тебя. Шарлотта взглядом проводила уехавшую по дороге вдаль машину, и отправилась по узкой дорожке в кампус. Начиналась ее новая жизнь, совершенно другая, ничуть не похожая на ту, в Тарендо. Она обещала много нового и интересного, того, что не было раньше, того, о чем юная девушка даже не подозревала. ___________ * Единство дает силу (шведский). ** Холодный, холодная (шведский).