Семья

Они все сидят за большим круглым столом. На Милано б вряд ли так хорошо разместились: тесновато, да и сральня та ещё, чего ж лукавить. Квилл убирать не любил, а Гамора после парочки генеральных уборок послала их всех к черту. Но на корабле, оставленном им Йонду, места было завались, а божественная длань срача и разрухи ещё до него не добралась. Кстати да, Йонду… вот почему они тут и собрались. Квагиланское спиртное, которое как раз кстати завалялось в трюме корабля, обжигает горло и разливает дикий огонь по венам. Становится теплее. Снаружи, естественно, внутри все также холодно и ужасающе пусто. Ракета опустошает очередной бокал и сквозь туманную дымку, уже застилающую глаза, обводит полупустым взором собравшихся. Команда. Он не сомневается, что все они сейчас чувствуют одно и то же. Пустоту. Гамора склонила голову Питеру на плечо, держит его за руку, сжимает. У того взгляд тусклый, пустой, какой-то неживой даже. В глазах ничего, только грусть безразмерная. Дракс и Мантис сидят рядом. Ну и странные они оба… Ракета позволяет себе слегка улыбнуться. Глупый ржачный здоровяк и с ним наивная козявка. Та ещё парочка, глядите. Глаза закрываются. Слипаются от переизбытка алкоголя, наверное. Ракета так думает. Не от пустоты этой глупой за грудиной, конечно. Не от комка этого в горле, засевшего зудом непроходимым, естественно. Как же хочется ему сейчас просто закрыть глаза, свернуться калачиком где-нибудь, как Грут, спящий у него на плече. Ракета бессознательно поглаживает его шершавую спинку и тянется за следующей порцией спиртного. Нельзя ему засыпать. Не сегодня уж точно. Сегодня ночью, Ракета знает наверняка, сегодня ночью он увидит с десяток больше кошмаров, чем обычно. Он увидит это синюшное, так странно знакомое лицо, острые центаврианские зубы в лукавом оскале. Может даже голос услышит, этот самый… Хриплющий, сиплый, но все равно такой звонкий, что потом в ушах отдаётся барабанной дрожью. Я – это ты… И хоть убейся. Головой об стену сотню, нет, тысячу раз… а их не прогонишь, слова эти, так крепко засевшие в душу. Да лучше бы он и не слышал их вовсе, лучше б Удонта молчал, ничего не говорил совсем! ...Чтобы не было сейчас так больно. Друзья. Дракс зевает, ща проглотит кого-нибудь, Мантис вслед за ним. Руку держит у него на плече, что-то говорит про хороший сон и никому не помешает. Гамора согласно кивает, переводит вопросительный взгляд на Квилла. Тот только качает головой в ответ. Зелёная, козявка и здоровяк поднимаются из-за стола, причём последнего прилично так пошатывает. – Давай, - обращается Гамора к полусонному Ракете. Протягивает ладонь к малышу Груту, - я его уложу. Он не сопротивляется, у зелёной хорошо получается играть в дочки-матери. Ну, а если серьезно, наверное, только ей одной Ракета и готов по-настоящему доверить мелкого. Грут сладко позевывает, зацепляется на мгновение крохотными сучками-пальчиками за жесткую шерсть. Ракета следит за ним взглядом какое-то время, пока они с зелёной не пропадают в каюте. За столом остаются только двое. Квилл да сам Ракета. И что? Чего делать-то? Сказать мож надо что, а? Да только сил нет и никакими словами тут не поможешь. Ни Питу, ни ему самому. Пусто. Горько. Хоть вешайся, черт бы его побрал! Они сидят какое-то время тихо, пялятся, как болваны последние, на гладкую поверхность столешницы. Ракету прежнего эта ситуация взбесила бы скорее всего, вывела из равновесия. Чего сидеть-то?! Ну вот, я сижу, ты сидишь. Сидим молчим, вот славно-то, а? А сейчас… Изменилось что-то, потерялось, сломалось, ушло навсегда. Вместе с ним ушло, с Йонду Удонтой. Ушло, так и не успев по-настоящему обосноваться внутри Ракеты. И обидно, и жалко… Жалко, что так недолго он чувствовал себя наконец… понятым что ли? Квилл встаёт без слов, подходит к прозрачному стеклу, отделяющему их всех от бесконечной тьмы космоса. Серебристые точки звёзд мигают тут и там, а кое-где ещё проскальзывают разноцветные искры от недавнего похоронного обряда. Ракета мнется всего пару секунд, а потом осторожно подходит, встает рядом с Питером. Смотрит тоже. Чего ж там теперь, м? – Приключилась со мной как-то одна история, – начинает Звёздный тихонько, а Ракета от неожиданности поджимает уши. Злится сам на себя, прислушивается повнимательнее. – Мне тогда лет двенадцать-тринадцать было. Йонду приказал залезть в хранилище какой-то фуриокской банды, не помню уже какой точно. Так вот, я тогда ещё зелёный был совсем и, конечно, охранникам их попался. Те меня в плен взяли и увезли на свою стоянку. Квилл останавливается, всматривается пристально в летающие за стеклом искорки, будто в поисках давних воспоминаний. – И дальше? – торопит Ракета. – Помню, страшно было – жуть просто. Я у них просидел дня два, наверно. Они все ждали, кто ж за мной явится. А никого и не было, я уже и сам отчаялся, как вдруг на второй день просыпаюсь под свист. Ну, а его свист ни с чем не спутать, – они с Квиллом улыбаются почти одновременно, хоть и не замечают этого. – Главный фуриоксец Йонду и говорит, мол, так и так, двенадцать тысяч юнитов за пацана. Я думал хана ублюдку, но знаешь что? Йонду берет и даёт ему эти двенадцать штук. За меня, прикинь? За хиленького мальца с Терры! – Так просто? – удивляется Ракета и не может понять, шутит Квилл или нет. – Да как же, ага, – улыбается землянин, шмыгнув носом. – Заходим на корабль уже, а Йонду мне говорит, смотри мол. И тут вся база фуриоксцев обращается в бешеный фейерверк, а этот ненормальный обводит руками целый склад денег. Он все, оказывается, украл уже и базу их потом всю подорвал! – Вот же маньяк, ну точно! - восклицает Ракета и, сам себе удивляясь, начинает ржать в голос. Потом вдруг замолкает резко, не знает, принято ли так себя вести на… похоронах, в конце концов. Питер хлопает его по плечу одной рукой, второй крепко сжимает в кармане новый плеер. Улыбается как-то грустно. – Ладно тебе, - говорит. - Он хотел бы, наверно, чтоб мы провожали его с улыбками, а не со слезами. И, черт! Как же печально, как же больно Квилл это произносит. Он желает Ракете спокойной ночи (ага, как же) и бредет в сторону своей каюты. Почему-то Ракета уверен, что Питер сегодня не уснет. Как и он сам, чего греха таить. Серебряные мириады звёзд проносятся мимо, искры разноцветного костра, наконец, затухают. Он ушёл. Да, теперь все, точно навсегда. Йонды Удонты больше нет, как бы больно ему, Ракете, ни было признавать это. Он смотрит в эту непроглядную темноту и вдруг понимает, ловит что-то, что постоянно ускользало от него раньше. То, что все-таки успел оставить Йонду где-то глубоко в его душе. Перед взором Ракеты предстают, освещая космический мрак, лица. Вот Гамора снова ворчит на них за их глупые с Квиллом перепалки, а сама едва сдерживает при этом улыбку. Вот Дракс, снова сказанув какую-то несусветную чушь, заверяет всех в своей мудрости и главное – скромности. Грут орёт во все горло на огромную, жужжащую в воздухе муху и тут же тянет её в рот. А вот Квилл, Звёздный Лорд, извините, врубает свои кассеты на весь корабль и тихонько подпевает. И Ракета улыбается, смахивает дурацкую слезинку со щеки. Он знает, что ему подарил Йонду, что ему подарили они все. Без чего он теперь жить больше не сможет и что будет защищать до последней капли крови, до последнего вздоха. Всегда и во веки веков. Семья.