21 сентября 2003 год
На утонувшей в вечерних сумерках улочке сегодня было невероятно свежо и спокойно, отчего дышалось там на удивление легко. Слабый ветерок гулял по всем её закоулкам, заставляя деревья испуганно перешептываться, и подхватывал неосторожно потерянные кем-то вещицы, забавно играясь с ними, словно ребенок, что нашел себе новую, такую прелестную для него сейчас игрушку. Тусклый свет фонаря разрезает ночную мглу своим бледным светом, а едва ли не единственным звуком, раз за разом повисающим над городом, является практически незаметный скрип одной старой и уже давно проржавевшей качели. — Ханна, — Сидни выловил девушку на улице, когда та вышла подышать свежим воздухом, и был, если честно, весьма удивлен обнаружить её здесь в одиночестве, хотя, признаться, он и надеялся на такой исход… В какой-то степени. — Почему ты здесь? — Ханне не нужно было видеть его лицо, чтобы угадать эмоции, что на нем только что отразились. В тусклом свете фонарного столба был заметен лишь лихорадочный блеск его глаз, но блондинка могла поспорить, что сейчас на его губах отразилась довольно привычная, несколько нагловатая, но оттого не становящаяся менее притягательной улыбка. — Ну, сейчас я не одна, — как само с собой разумеющееся произносит девушка и отрывает ноги от земли, покрепче взявшись за железные цепи, чувствуя, как молодой человек медленно, почти незаметно, но начинает раскачивать её. — Вышла подышать свежим воздухом. Там слишком душно. А ещё… Они ведут себя, как животные. Пьют, лезут обниматься, целоваться… Так противно! — морщит свою симпатичное лицо, легко спрыгивая с качели, чтобы встать прямо напротив молодого человека, — а вот что здесь делаешь ты? — продолжает она, слегка поёжившись от очередного холодного порыва, и продолжает вызывающе смотреть на него из-под опущенных темных ресниц. На улице уже давно наступила глубокая ночь, а потому легкое летнее платье едва ли могло спасти её от тонких ледяных пальцев, так и стремящихся захватить девушку в свои объятья и завывать свои неприятные для слуха песни где-то под крышей. — Тебя искал, — просто отвечает юноша, скидывая с себя олимпийку и передавая её девушке, что принимает её с нерешительной, но благодарной улыбкой. Он говорит спокойно, но это не спасает. От звуков его голоса девушка чувствует себя так, словно все, что было у неё внутри, только что перевернулось, а все органы во главе с мозгом ушли танцевать ламбаду. Иными словами, последняя ниточка, связывающая её с реальным миром, только что оборвалась, и её звон — гулкий, громкий, несколько раздражающий, — повис между двумя молодыми людьми. В душе загорелась искорка надежды, которую та, впрочем, сразу попыталась залить, задавая очередной глупый вопрос, ответ на который она хочет знать, но боится услышать: — Зачем? — одно слово. Простой вопрос, ответом на который могут оказаться те слова, что она давно хотела услышать, или те, после которых последние надежды на что-то хорошее смогут, наконец, окончательно лопнуть так же легко и просто, как лопается воздушный шарик, натыкаясь на иголку. — Знаешь, я давно хотел тебя сказа… — громкий крик Майка слышен на всей улице, тем самым разрушая ту тишину, которая возникла, пока юноша обдумывал дальнейшие слова, а в подсознание девушки мозг давно отпаивал валерьянкой сердце, нашедшее и испытавшее кратчайший путь в пятки. Вздрагивают, синхронно посмотрев назад на чуть смутившегося друга, но продолжают молчать, точно потеряв всякую возможность разговаривать: — Эй, вы чего тут? Вместе? — свистит Майк, пытаясь докричаться до друзей, что находились от него метров, может быть, в двадцати пяти. — Пойдемте, все играть собрались. Ждем только вас. Или… Мне оставить вас наедине? — слегка сомневающимся и полным вины голоском произносит Майк, но именно сейчас момент уже был безвозвратно испорчен, вымочен в грязи и одновременно с этим сожжен дотла. И пути назад уже не было. Впервые в жизни Ханна честно благодарила работников электроэнергетики за то, что около этого дома уже месяц, может, и чуть больше, не могут починить освещение. Наверное, она бы не хотела, чтобы её лицо, больше походившее на спелый помидор, сейчас видели окружающие: — Не помешал, — тихо кидает девушка, быстрым шагом преодолевая расстояние до входной двери дома, из которой — Ханна заметила это только сейчас — все так же доносились звуки приглушенной музыки. Легко и с некоторым трепетом придерживает чужую кофту, накинутую на плечи, что, безусловно, не могло скрыться от внимательного взгляда Майка, когда девушка, не оборачиваясь и всеми силами скрывая теплую улыбку, прошла в придерживаемую им дверь. Следом за ней медленным шагом поплелся и Сидни, сокрушенно качая головой и останавливаясь рядом с другом: — Знаешь, у тебя талант появляться в ненужное время в ненужном месте. Утро для Сидни Кросби не было добрым. Хотя, наверное, стоит отметить, что вы вряд ли найдете такого человека во вселенной, который скажет, что просыпаться по утрам — дело его жизни. Вовсе нет. Однако сегодняшнее утро для молодого человека началось уж очень необычно. Первым взрывом стала его любимая младшая сестра, быстро забегающая в комнату и стягивающая с него одеяло в бесполезной попытке разбудить: — Сидни Патрик Кросби, — угрожающе шептала она, пробуя растолкать эту спящую тушку своими слабыми от природы руками, — если ты сейчас же не поднимешь свою задницу с постели, я… — она осеклась, грозя указательным пальцем и подбирая более или менее устрашающие слова для угрозы, — я… — Что «ты»? — сквозь поцелуй с подушкой бормочет Сидни, и голос его звучит очень приглушенно. Он слабо движется, переворачиваясь на спину, но не может найти в себе силы открыть веки, то и дело проваливаясь в царство Морфея. — Если ты не отвезешь меня в торговый центр, — произносит угрожающе, переходя на крик и пытаясь придать своему голосу максимальную агрессию, что, разумеется, сделать у неё абсолютно не получается, — клянусь, я убью тебя. Сидни пробормотал что-то невнятное, глянув на часы, и глубоко вздохнул, переворачиваясь на другой бок: — Давай ты убьёшь меня через часик-другой? — его слова практически невозможно разобрать, но Тейлор, несмотря ни на что, этот факт только очень смешит. Он похож на только-только пробуждающегося из зимней спячки медведя, которого она тыкает какой-нибудь кривоватой необтесанной палкой. — Сегодня хороший день, чтобы умереть, — сонно заключил он, забавно поморщившись, чем вызвал у Тейлор очередной прилив истеричной агрессивности. — Вставай, Сидни, — толкает молодого человека в бока, хлопая ладонями по оголенной коже, — иначе я надеру твою спортивную задницу. Давай же, Сид! — расстроенно взмахивает руками, подходя к подоконнику, на котором, по её расчетам, должен находиться кувшин с водой. — Вставай! Сидни недовольно бурчит, приоткрывая один глаз, тем самым позволяя себе увидеть мутную, замыленную картинку, в центре которой красовалось удивленное лицо его сестры. Тонкий луч света, играясь, светит в глаза, на мгновение лишая его возможности видеть что-то отчетливо. — Когда это ты могла «надрать мне задницу»? — произносит молодой человек, лениво поднимаясь с постели и также нехотя растирая лицо своими огромными ладонями. Тейлор же смогла позволить себе только облегченный выдох и слабую улыбку, что осветила её измученное лицо сразу же, как её любимый и всеми уважаемый брат, которому, видно, нравилось вести себя подобно капризному ребенку, соизволил приоткрыть свои прекрасные очи. Тейлор закатывает глаза, оглядываясь, и отставляет кувшин с водой, что обычно использовался для полива растений, на место. Она смеётся чему-то у себя в голове, резко раздергивая тяжелые портьеры, дабы позволить озорной золотой лаве окончательно утопить комнату в своих лучах. Сидни жмурится от яркого света, закрывая глаза ладонью, и продолжает сидеть на постели с таким видом, будто его только что ударили по голове чем-то очень тяжелым. — Да-да, красавчик, — произносит она, насмешливо разводя руки в стороны в сдающемся жесте. Сидни привычно растягивает губы в ухмылке, но ничего более не говорит. — Не искушай меня, — произносит девушка предостерегающе, заливисто смеясь и проходя на выход из помещения. — Каким образом? — интересуется молодой человек изумленно, всеми силами стараясь сдержать короткий смешок, что так и рвется наружу. Запускает руку в волосы, сгребая их на затылке, и, возможно, таким простым жестом не позволяет себе заснуть. — Заткнись, Сид, — она вновь заразительно засмеялась, скрываясь за входной дверью, тем самым позволяя своему удаляющемуся голосу все меньше и меньше действовать на нервные клетки собственного брата. — У нас очень мало времени. Ханна обещала помочь с закусками. Не знаю, как скоро она освободится, но я хотела бы заехать за ней, — произносит она где-то на лестнице, но молодой человек все ещё может разобрать звуки её голоса. — Мне кажется, она придет с Майком, — он усмехнулся, вспоминая вчерашний разговор с лучшим другом, который на полном серьёзе вещал ему о том, как эта девка изменилась и почему он раньше этого не замечал. — Ну, я так думаю. По крайней мере, он собирался быть настойчивым. Лицо девушки, снова вернувшейся в комнату, непроизвольно вытягивается, брови ползут вверх, а общий вид такой забавный, что она, кажется, только что растеряла все слова где-то по пути сюда: — Что ж, — она замолкает, подбирая слова, и не очень-то понимает все то, что творится вокруг. — Я, — осекается, доставая телефон из заднего кармана джинсов, — пойду позвоню ей, — говорит отстранено, несколько раз ударив современным гаджетом по своей открытой ладошке. — И ты… нормально это воспринял? — А должен был как-то иначе? — несколько нагловатым тоном, пестрящим сто и одним оттенком сарказма, вопрошает он, слегка приподнимая края губ в полуулыбку. Удивлен тем, о чем спрашивает Тейлор, но, во всяком случае, не показывает вида. Хотя, от осознания этого простого факта внутри разрастается буря, спешащая перемешать все его эмоции в одну огромную кашу, и то, что он не понимал собственных чувств по этому поводу, стало взрывом номер два. В груди что-то кольнуло, но парень, в любом случае, старался не показывать и не принимать это даже в собственных мыслях. — Ладно, — она пожимает плечами. — Я жду тебя внизу. И, пожалуйста, давай быстрее. Я тебе даже завтрак приготовила. Сидни едва кивает головой, оглядываясь по сторонам в поисках телефона, который, кажется, только что подавал отчаянные признаки жизни. Тейлор уже покинула помещение, и её отдаленные шаркающие шаги оставались едва ли не единственным источником звука в этом доме. Парень аккуратно взял мобильный телефон, открыв пришедшие ночью сообщения, и с того момента, как он читал текст, ровной строкой выстроенный на экране, его лицо не выражало практически никаких эмоций. Глаза жадно бегали туда-сюда, перелетая со строчки на строчку с такой скоростью, словно от этого зависела его жизнь. Поднимает взгляд на открытое окно, вглядываясь в пейзаж родного города, и быстро набирает короткий и лаконичный ответ. Иными словами, такой, на который мог быть способен его сонный и ещё неработающий мозг. Вновь поднимает взгляд, дотрагиваясь до лба, и в очередной раз сдавливает переносицу, возвращаясь к экрану телефона и добавляя ещё пару слов. И это был взрыв номер три. *** Если честно, Ханна так часто не понимала, что происходит в собственной жизни, что уже успела привыкнуть к этому состоянию, как к чему-то очень обычному. Но, стоит отметить, что никогда раньше объемы её противоречий не переступали тот уровень, что они с лихвой переплюнули сегодня. Сегодня все было не так, как должно было быть. Не так, как она хотела, и, тем более, не так, как она могла себе позволить. Все началось с того, что Ханна с самого утра чувствовала себя очень странно. Так странно, что она даже не могла объяснить себе подобное нетипичное для неё состояние: сердце странно сжималось, на душе стояло какое-то неприятное поглощающее все мысли подобно непроходимому болоту гаденькое ощущение, что, словно капля крови в воде, медленно расползалось, окрашивая все вокруг в эти неприятные тона. Накатившие эмоции смог несколько развеять Майк, что всю дорогу не переставал шутить и развлекать её необычными историями. Вчерашней своей настойчивостью, которая, если честно, огорошила Ханну похлеще, чем снег, выпавший в Аргентине, он все-таки смог уговорить светловолосую красавицу пойти вместе с ним. Поначалу она, конечно, сопротивлялась, но быстро бросила эту гиблую затею, решив в очередной раз поплыть по течению. Сегодня все было не так. Так странно, так мучительно хорошо, что она просто поверить не могла, что все, что она видит перед собой — правда. Сверкающее вдали чувство ностальгии подкатывало к горлу, и ей было абсолютно все равно на окружающих. В доме семейства Кросби, в который они прошли без особых препятствий и даже без звонка в дверь, играла какая-то странная попсовая музыка. Майк практически сразу же оказался затянут в личную секту одного темноволосого молодого человека, которого совсем недавно заставили вытаскивать и собирать несколько раскладных столов на заднем дворе. — Эй, Тей, — протянула она устало, быстро находя в комнате мечущуюся из стороны в сторону подругу, и Сидни, которому она лишь коротко кивнула, когда он кинул на неё уж слишком, по её собственному мнению, теплый взгляд, скрываясь на улице вместе с другом, — Иди сюда, мелочь. Не умею придумывать поздравления, но… поздравляю? — произносит, легко растягивая губы в сомневающуюся улыбку, и завлекает девушку в объятия, передавая в её руки презент. Тейлор просияла, отставив пакет в сторону, и быстро протараторила о том, что у них осталось слишком мало времени до прихода остальных гостей, а потому Ханна, как и обещала, решила заняться закусками. На кухне девушка нашла в основном блюда из местного фаст-фуда: чипсы, гамбургеры, куча газировки и прочей вредной пищи, запакованной в пакеты, от одного взгляда на которую у Ханны кривилось лицо. Она медленно разбирала пакеты, только-только привезенные из магазина, когда заметила Сидни, затаскивающего на кухню бочку пива или чего-то в этом роде — девушка не была экспертом в области алкоголя. — И ты позволил? — коротко произносит она, утонув в своих мыслях, и резко поворачивается на Сидни, складывая руки на груди. Лицо молодого человека выражало явное непонимание, что отражалось и в его удивленном взгляде. Он, кажется, хотел спросить что-то, но Ханна опередила все его мысли на этот счет: — Я думала, ты ненавидишь такую еду, — поясняет, легко откинув прядь слегка завитых светлых волос назад. Музыка становилась громче, а потому можно было сделать простой вывод о том, что люди начинали прибывать. Ханна оглянулась, увидав огромное количество красных пластиковых стаканов, и с вызовом произнесла: — Поможешь? — кивает на стаканы и лежащую неподалеку выпивку. — Нужно разлить, — Сидни коротко кивает, улыбаясь, и, кажется, начинает смеяться с её командирского тона. — Позволил? — он пропускает короткий смешок, помогая Ханне раскладывать кучу еды по тарелкам. — Она меня не очень-то и спрашивает. В последнее время Ханна стала понимать, что все их диалоги пропитаны исключительной недосказанностью. Заканчиваются на полуслове, принимают вид случайных разговоров с незнакомцем и не наполнены абсолютно никаким смыслом. Не то, чтобы раньше все было иначе… Хотя нет, раньше абсолютно все было иначе. Но даже такие, странные, совершенно, казалось бы, ненужные слова, приносили какое-то странное ностальгическое настроение в души обоих. Невидимая ниточка, связывающая их в этот момент, становилась все сильнее. — Ты будешь пить? — наскоро интересуется Ханна, переставляя стаканы, доверху заполненный какой-то элитной выпивкой на другой стол. Сидни скривился, взяв паузу в несколько долгих секунд, во время которых они просто-напросто смотрели друг на друга, вглядываясь в знакомые с детства черты, и, возможно, фраза, сказанная им, была призвана больше позлить, чем ответить на вопрос: — Да, — коротко произносит, согласно кивнув, и, кажется, даже в какой-то степени интересуется и ждет реакции девушки, сейчас многозначительно закатившей глаза. Хочет подпитаться, зарядиться ей. — И тебе бы не советовал. — Тебе же нельзя, — произносит осуждающе, пытаясь перенять тон строгой учительницы, которая разговаривает с очень большим и избалованным учеником, в очередной раз решившим прогулять занятия. — А я разберусь без твоей помощи. Сидни удивленно приподнимает брови, слегка улыбнувшись и поддаваясь какому-то странному порыву, подходит совсем близко, сокращая расстояние между их телами до такого, в котором уже ни у кого не получается чувствовать себя комфортно. Смотрит в глаза, не моргая, а потом также тихо, как и говорил это все раньше, произносит: — А ты мне что, мамочка? — слова с явной долей насмешки повисают в воздухе, застывая над ними подобно грозовой туче, которая вот-вот начнет метать молнии в простых обывателей. Ханна гневно смотрит на него своими темнеющими глазами и не может сдержать возмущенный выдох, когда чувствует чужое дыхание, опаляющее её лицо, а взгляд непроизвольно цепляется за четко вырисованные на его лице губы. Закрывает глаза, стараясь не замечать стук собственного сердца, что стремится разорваться и сойти с дистанции раньше времени. Шумно выдыхает, разрывая зрительный контакт, и не позволяет себе более попадать в плен чужих карих омутов: — А ты мне? — произносит вызывающе, вновь поднимая взгляд, уверенно смотрит ему в глаза и делает то, чего зареклась не делать. Смотрит в глаза. Тонет в них. Взгляд порой может сказать больше, чем любой напыщенный диалог, а потому и в их молчании, возможно, количество несказанных слов сможет заткнуть за пояс любую тишину, однажды получив шанс вырваться наружу. Замечают любое, даже микроскопическое изменение в мимике, и чувствуют совершенно ненормальное наслаждение, растекающееся по венам от осознания этой простой истины. В зале слышен какой-то приглушенный звук, становящийся все более отчетливым. Ханна ловит нотки знакомого голоса Тейлор, что дружелюбно говорит что-то гостям, и чувствует, что звук её шагов обретает все более и более весомые очертания. Отдергивает уже потянувшуюся к чужому лицу руку, и смотрит на него так, будто не понимает, как они здесь оказались, где находятся и почему она до сих пор не спит в своей любимой кроватке. Выдыхает, отойдя назад, наскоро облокотившись на обеденный стол ладонями, и прикрывает глаза рукой, совершая ещё один болезненный вдох. И, наверное, именно в этот момент в голове молодого человека прогремел взрыв номер четыре. ***Создавалось под: Ed Sheeran – Photograph Cris Daughtry – It's not over
После этого странного происшествия Ханна чувствовала себя не в своей тарелке. Все, вроде бы, было так же, как и всегда, но на сердце и с огнем нельзя было сыскать привычного спокойствия. Все как-то неправильно, хотя со стороны казалось, что все абсолютно так же, как и всегда. Жизнь давно сошла с привычных рельсов, но никто, увы, не замечает этого. Музыка во дворе громко била по ушам, заставляя болезненно морщиться, несколько раз девушка получала болезненные удары чужим локтем, но все одно старалась делать вид, что ей нравится здесь находиться. Пытается танцевать, сливаясь с кучей пьющих людей, и так же, как и все остальные, одобрительно кричит, когда кто-то залезает на стол, дабы продемонстрировать всем свои танцевальные умения. — Тей, — она подходит к девушке, которая уже давно находится в непонятном для себя состоянии, — у вас есть что-нибудь накинуть? — произносит она скованно, но вовремя понимает, что подруга сейчас просто не в состоянии понимать её с полуслова. — На плечи. Я сейчас в ледышку превращусь. — Сходи, посмотри у меня в шкафу, — произносит она громко, перекрикивая музыку, и продолжает дрыгаться, абсолютно не попадая в ритм. Тейлор делает глоток из своего стакана и кричит что-то невнятное, когда кто-то хватает её за руку, и девушка вновь уходит на своеобразный танцпол. Ханна кивает уже самой себе, пробираясь через кучу пьяных людей, стараясь никого из них не задеть. Кидает взгляд в сторону, замечая Сидни и Майка, что отчужденно беседуют о чем-то недалеко от забора. Последний, заметив на себе чужой взгляд, слегка улыбнулся, освещая своё лицо такой привычной улыбкой. Ханна, в чьей крови уже плескался алкоголь, повторила его улыбку, но глаза её в этот момент не выражали никакой вселенской радости. Наверное, очутившись на втором этаже, Ханна почувствовала облегчение. Здесь было тихо, а тишину она, если честно, любила едва ли не больше всего на свете. Отрывки музыки и криков с заднего двора все ещё мучали её сознание, но теперь они делали это уже не так успешно. Девушка оглядывается на закрытые деревянные двери, словно пытаясь вспомнить, когда была тут в последний раз. Смотрит на дверь в конце коридора, но резко качает головой, прогоняя из головы любые отрывки ненужных воспоминаний. Только не сейчас. Слегка дотрагивается до железной ручки, толкая дверь и тут же проходя в достаточно большую светлую комнату. Из приоткрытого окна в помещение влетают какие-то странные звуки, и девушка, подстегиваемая собственным любопытством, тихо выглядывает на улицу сквозь навесной и полупрозрачный тюль. Молодые парни и девушки собираются в круг, что удивительно, присаживаясь прямо на землю, и Ханна может поклясться, что знает, что это значит. — Я никогда не… — доносится с улицы визгливый женский голос, вводящий Ханну в самый настоящий ступор. — Ребята, присоединяйтесь! — продолжает она, оглядываясь по сторонам и таща под руку пару людей с террасы. — Давайте же, чем больше, тем веселее, — кричит она вновь, подходя к Сидни и Майку, которые взрывались хохотом и вроде бы не замечали никого вокруг. Девушка смотрит на Сидни, слегка наклоняя голову набок, и замечает красный стакан в его сжатой руке, из которого он то и дело отпивает. Майк же, видимо, решил остаться абсолютно трезвым, хотя и подходил к ней несколько раз с предложениями о паре-тройке стаканах. Они спешно оборачиваются на источник помешавшего им звука и начинают какую-то неторопливую беседу, к которой Ханна очень быстро потеряла интерес. С другой стороны, там, в живом круге, Тейлор начинает целоваться с каким-то парнем, которого та видит в первый раз своей жизни, и Ханна уже понимает, что сознание Тейлор сейчас явно находится вдали от неё самой, что перекидывает одну ногу, буквально садясь на молодого человека верхом. Ребята, находящиеся внизу, одобрительно смеются и хлопают, в ответ на их манипуляции, что, кажется, становятся все горячее. Ханна кривится, отходя от окна, и все-таки решает делать то, зачем она сюда пришла. Кофта. Оглядывается в поисках шкафа, спрятанного в одной из стен, и настежь открывает его дверцы, выуживая из его недр теплый вязаный кардиган, который она так любила когда-то. Собирается уйти, присоединится к этой пьяной игре, но, Господи, она так не хочет делать этого, что просто останавливает посреди помещения и стоит, как истукан. Оборачивается, в очередной раз рассматривая интерьер, в котором оставлено столько детских воспоминаний, что хватит на целый полнометражный, но, к сожалению, не очень интересный фильм. Драма с примесью комедии, пожалуй. Только она бы, если честно, не стала его пересматривать. А, может быть, это наоборот бы стало именно тем, что она бы и делала ежечасно. Это тяжело. Громко выдыхает, когда взгляд цепляется за огромную магнитную доску, которой прежде здесь никогда не было. Невольно хмурится, подходя к ней, спрятанной в декоративном выступе, и, к сожалению, а, может быть, даже к счастью, не может найти слов, чтобы описать то, что видит перед собой. Фотографии. Множество старых фотографий, развешанных на этой доске, рассказывали историю. Такую настоящую, такую правдивую, такую близкую… Историю жизни. В том числе, и жизни Ханны. На этих снимках вся её жизнь. Все, чем она дорожила. Память, которая тянет назад и причиняет нестерпимую боль. Память, важнее которой ничего нет. Воспоминания, которые никогда нельзя будет выжечь из памяти. Судорожно вздыхает, чувствуя, как одного взгляда на веселые изображения руки начинают трястись, а сердце раз за разом пропускает удары. Тянется, дрожащим пальцем поглаживая собственное изображение, прикрепленное к самому краю своеобразной картины. Маленькая светловолосая девушка улыбается, обнимая подругу на катке. Она смеется так искренне, что, кажется, Ханна даже слышит её смех где-то позади. Такой, едва заметный, но он звучит у неё в голове, разрывая и одновременно с этим принося невероятное счастье. Она просто смотрит, и, возможно, несколько не верит, что эта маленькая (хотя и нельзя сказать, что очень) девочка — это и есть она. Ханна. Ханна, на шее которой висит медаль, и Ханна, которая только совсем недавно выиграла свои первые соревнования. От подступивших воспоминаний ком подкатывает к горлу. Ханна чувствует, как что-то — а может быть, кто-то, кулаком сжимает все её внутренности, забирая последнюю возможность глотать судорожные вдохи. Они никогда не видела этих фотографий и даже представить себе не могла, что в такие моменты их снимали. Такое чувство, что за минуту ей пересказали десять лет собственной жизни. Рассматривает фотокарточки широко открытыми глазами и улыбается, хотя и чувствует, как по щекам скатываются такие нежеланные слезы. На следующей фотографии изображен привычный сход к озеру, рыбацкий деревянный причал, тогда еще не бывший отстроенным заново. От фотографии несет стариной, и девушке невероятно тяжело вновь чувствовать это. Вдыхает воздух, а такое чувство, что проваливается во временной портал. Ностальгия душит. Закладывает огромными плитами где-то на дне и не позволяет выбраться. Она ведь все ещё там. Не отпустила, хотя и обещала себе больше никогда не вспоминать то, что делало её счастливой. Там они живые. Улыбаются, смеются, возможно, даже любят. Только вслух об этом не говорят. Возможно, это и впрямь лучшие времена в её жизни. А там все по-старому. Не так, как здесь. Поднимает руку к лицу, стирая слезы, но чувствует, как черствость, которую она прививала собственной душе, трескается по швам. Слышит хруст и может поспорить, что никто, кроме неё, этот звук бы никогда не услышал. Видит Сидни, смотрящего на неё скептически, видит своё недовольное лицо, и пропускает еле заметный смешок, освещаясь такой счастливой улыбкой, которая сможет запросто спасти несколько сотен потерянных душ. Слезы градом стекают по её щекам, и в какой-то момент она просто хочет в них утонуть. Переводит дыхание, всматриваясь в очередную фотографию, которая, кажется, появилась здесь совсем недавно. Трой Кросби держит хоккейное джерси и обнимает любимого сына за плечи, сжимая его так, что он, кажется, сможет запросто раздавить юношу. Его лицо выражает… Любовь. Не гордость, не обычное мученическое выражение и не ненависть, а настоящую, искреннюю любовь, которая так и плещется в его глазах. Так странно, Ханна никогда не замечала того, как они похожи. Касается лица молодого человека, проводя по матовой поверхности снимка рукой, и тут же одергивает её, словно сомневаясь в правильности своих действий. Вглядывается в фотографию, будучи загипнотизированная ею, а взгляд цепляется за какую-то странную надпись на джерси. Девушка усмехается, стараясь прочесть её, хотя и не может разобрать все буквы: — Спасибо… — всматривается в символы, хмурится, но дальнейшие слова разобрать не может. — Спасибо за… — проговаривает тихо, едва слышно, но все же в тишине комнаты, как в отдельном мире, все было слышно довольно отчетливо. — За мечту, — громко произносит голос позади, и Ханна резко дергается, едва ли не получив инфаркт. Видит Сидни, что бесшумно оказался позади неё, удивленно смотрящего на неё, и чувствует, как от звуков его голоса в груди что-то переворачивает. — Спасибо за мечту, — вновь проговаривает он, подходя вплотную к девушке и оказываясь у неё за спиной. — Я подарил её отцу, когда забил свою первую шайбу в НХЛ. Если бы не он, — произносит практически шепотом, — ничего бы не было. — Неправда, — Ханна слегка улыбается, отворачиваясь и стирая несколько слезинок, что все ещё продолжали наперегонки катиться по щекам. — Скорее, если бы не твоя мать… Сидни усмехается, качая головой и в чем-то искренне себя убеждая: — Ну да, возможно, то, что она нашла в себе силы пользоваться стиральной машиной после того, как я сломал её шайбой… — слова сквозь улыбку всегда несут в себе какой-то странный смысл, располагая к себе, и Ханна сейчас чувствует именно это, — тоже оказалось немаловажный фактом. Девушка отходит, присаживаясь на идеально заправленную кровать Тейлор, и просто смотрит на него, не желая уходить или отводить взгляд. — Почему ты здесь? — неожиданно выдает она, уставившись вперед невидящим кукольным взглядом своих больших карих омутов. — Тебя искал, — просто отвечает он, садясь рядом. Ханну вновь передергивает от его слов, но она в очередной раз делает вид, что ей все это безразлично. Напяливает маску, примеряет чужую сущность и скрывает истинные эмоции за толщей равнодушия. — Знаешь, когда Тейлор начала собирать эту хрень, — кивает на доску с фотографиями и болезненно морщится, подвергая собственную голову набегу воспоминаний, — я говорил ей, что она занимается сущей ерундой, и лучше бы она сожгла все эти фотографии. Но сейчас, знаешь, не думаю, что это было такой уж плохой затеей, — он улыбается, кидая странный взгляд на профиль девушки и, кажется, серьезно задумывается о чем-то. — Не думал, что скажу это в двадцать четыре, но… Хорошее было время, — он смеется, пародируя голос одного из их знакомых худощавых старичков, что всегда ругал ребят за их хулиганские выходки и кучу сворованных у него яблок. — Могло бы быть ещё лучше, — произносит Ханна монотонно и сразу же осекается, вглядываясь в одну из фотографий, где они вместе с Сидом и Тейлор прыгают с причала. Непонятно, что двигало ей в этот момент: алкоголь ли завладел её мыслями или то, что должно было быть сказано уже давно, нашло своё отражение уже сейчас. Но… все равно. Слова были сказаны, и их уже, если честно, нельзя воротить назад. Потому что все, что осталось у неё из того времени — это жалкие фотокарточки, на которых она все ещё была ребенком. Счастливым ребенком. А что от этого мира осталось теперь? Он рухнул, как карточный домик, разлетелся на атомы, а она увидела только легкий дымок, исходящий от его развалин. Только сейчас угли, спрятанные глубоко внутри, кажется, вновь начинали тлеть. Маленькие огоньки загорались далеко под кожей, заставляя чувствовать этот момент по-особенному. Сейчас хотелось кричать, рыдать и отдать все, что у неё есть, только чтобы на секунду вернуться назад и исправить одну единственную ошибку. Когда нерешительность и страх перед неизвестным убили одну единственную жизнь. Её жизнь. Сожгли. Уничтожили. И не отстроили с нуля. Признаться, Ханна часто думала, «а что, если»… Думала, как могло все повернуться на той вечеринке, воспоминания из которой постоянно приходят в её голову, раскалывая её устоявшийся мир напополам. «А что, если?», только если уже не существовало. Момент был упущен, и вместе с тем — Ханна поняла это только сейчас — было упущено что-то ещё, намного более важное. И вернуться уже было нельзя. Жизнь идет, её нельзя поставить на паузу, и вернуться назад, увы, уже тоже никогда не получится. — Думаешь, могло бы? — произносит Сидни, хотя прекрасно знает ответ. Смотрит в глаза и в очередной раз не может держать эмоций. Притягивает девушку к себе, позволяя ей опустить голову на собственное плечо. Вот так, просто. Здесь и сейчас все просто, только в жизни ни у одного, ни у другого так уже больше не будет. — Думаешь, я был слишком нерешителен? — Ну, нет… Думаю, ты был придурком, но никак не нерешительным. — Я убил тысячу возможностей, но почти уверен, что если бы у меня была ещё одна попытка, ты бы меня оттолкнула, — произносит уверенно, продолжая смотреть в глаза, чувствуя, как в стене между ними пошла еле заметная трещина. Всего лишь один взгляд, а такое чувство, что две души нашли пристанище в одном теле. Тысяча солнц взрывается внутри только от одной фразы, и этот пожар, разрастающийся где-то далеко, уже нельзя будет потушить. Не сегодня. Не тогда, когда упущено слишком много. — Не оттолкнула бы, — прикрывает глаза, втягивая воздух, пропитанный отчаяньем и собственными сомнениями, выплывающими из прошлого. Не должна говорить это. Не имеет права и пожалеет сразу же, как несколько промилле алкоголя покинут её кровь, но не сейчас. Когда ты пьян, ты всегда скажешь правду. Язык развязывается, и сил держать на душе то, что ты постоянно прятал в огромном деревянном сундуке, закрытом на старый заржавевший от безветрия замок, более нет никаких. Ей вновь хочется разрыдаться, уткнутся ему в изгиб шеи и реветь. Реветь по упущенным моментам, по забытым воспоминаниям. Только позволить она себе этого не могла. — Знаешь, сначала я не замечала ничего такого. Я вообще, как ты знаешь, намеки никогда не понимала. Поняла только, когда потеряла. Когда упала на отборе в национальную команду, когда поняла, что во всех парнях, которые ко мне постоянно клеились, я ищу кого-то другого. И не нахожу, — произносит сокрушенно, взмахивая руками для пущей убедительности, и с вялой надеждой, что плещется в его голосе, спрашивает. — На кухне ведь осталась ещё выпивка, да? Сидни ничего не говорит, вставая, и протягивает ей руку, за которую Ханна цепляется, словно за спасательный круг. Крики, исходящие из заднего двора, уже не так бьют по голове, собственные мысли не устраивают шторм, а на душе мягким ковром стелиться умиротворение. Ей нравилось то, что происходит. Конечно, девушка не сможет доподлинно знать, нравилось ли это все ей или нескольким стаканчикам пива вместо нее, которыми она полила почву собственных сомнений, но это было не так уж и важно. Садится в кресло на кухне, осматривая окружающий интерьер с таким видом, будто впервые это все видит. Ханне казалось удивительным, что даже с учетом того, что все люди уже давно толпились на улице, в доме, а главное, на кухне все равно царил беспросветный и, мать его, очень раздражающий её хаос: на кухонных столах валялись обертки, целлофановые пакеты, коробки с приоткрытой и недоеденной пиццой. — Все это так странно. Я чувствую, как моя жизнь летит к ебеням, но делаю вид, будто я это падение контролирую, — скованно произносит, наблюдая за тем, как Сидни медленно опустошает свой стакан. Он был на удивление трезв, хотя Ханна и могла поспорить, что выпил он больше, чем среднестатистический человек здесь. Но это не было правдой. Сидни действительно пил, не был он и невинной овечкой, которая не станет праздновать день рождение младшей сестренки, но он, по крайней мере, знал меру в том, что делает. Но не знал меры в другом. Не видел грань. Не видел границы, которые, тем временем, становились все прозрачнее и прозрачнее, расплываясь и смешиваясь, теряя последнюю четкость. И он уж точно не успел схватить то неясное мгновение, когда Ханна тихо подошла к нему, когда просто смотрела, слегка прикоснувшись к шее своими прохладными пальцами, и тот момент, когда он, не сдержавшись, сам накрыл её губы своими. Просто, быстро, за секунду, но он начал целовать её так, словно они пара, что претерпела долгую разлуку. Любовники, что несколько лет пытались не показывать своих чувств. Так, словно она спасительный кислород, которого ему так не хватает. И Ханна позволила, прикрывая глаза и начиная медленно и неторопливо отвечать, даже не пытаясь взять инициативу в свои руки. Жарко. Чувствует, как собственное тело начинает плавиться от чужих обжигающих прикосновений на своём теле. Прикусывает нижнюю губу, выказывая своё недовольство, но получает в ответ только ещё более грубые, резковатые движения чужих губ в ответ. Они забылись. Одна душа на двоих. Одни мысли. В голове засветилась неясная вспышка, легкий серый туман, заволакивающий мысли и не позволяющий думать здраво. Живут эмоциями, а не рациональностью. Живут чувствами, хотя и не верят в их наличие. Пожалеют. Но сейчас — плевать. Сейчас мир строиться заново, а в этом поцелуе, кажется, заключено все, что они хотели друг другу сказать, но так и не сделали это. То, что было упущено, уже не наверстать, но чувства при этом оставались все те же. В голове у обоих происходит тот самый, взрыв под номером шесть. И Ханна смелеет, притягивая молодого человека к себе ближе, и с таким-то внутренним озверением начинает терзать его губы. Чувствует вкус коньяка, вдыхает запах его терпкого одеколона и испускает неконтролируемый выдох, чувствуя, как поверхность кухонного ящика, на который она сейчас облокотилась, задребезжала под их напором, и несколько стаканчиков в очередной раз упали со столешницы. Касается рук молодого человека, легко проводя по ним, очерчивая линию плеч, шеи, оттягивает непослушные темные жесткие волосы, загребая их рукой, и чувствует в этот момент слишком много. Падает из самолета, но не успевает открыть парашют. Прыгает в пропасть, только обещанные крылья не вырастают. Вырастает что-то другое. Непонимание. Где-то позади слышен хлопок двери, и именно он сейчас действует оглушающе. Ханна отталкивает молодого человека, чувствуя бешеный приток адреналина в крови и стук собственного сердца, что теперь болью отдается в висках. Сидни сделал несколько шагов назад, едва не уронив обеденный стол, но на неё не смотрел. Хотел, но не мог. Корил себя, что не сдержался. Хотел ударить кулаком стену, дабы справиться с гневом, разбить в кровь костяшки от осознания того, что он опять сделал то, что сделать не мог. Но хотел. Но не сейчас. Не тогда, когда есть одно очень важное обстоятельство. В помещение вихрем заносится едва стоявшая на ногах Тейлор. Она повисает в дверях, смотря на всех расфокусированным взглядом, и на губах её мелькает какая-то странная, едва заметная улыбка, больше походившая на оскал. Молодые люди переглядываются, быстро отводя взгляд, а светловолосая девушка тем временем быстро меняет место своей дислокации, повисая на собственном брате, который сейчас выглядел очень озадаченным. И причина этому была явно не одна. — Сииид, — пьяно протягивает она, начиная улыбаться, но слова её почти невозможно разобрать. Повисает пауза, во время которой Сид перекидывает чужую руку через собственное плечо, — Сииид… — в очередной произносит она, нахмуривая брови, и выставляет вперед ладонь, растопыривая пальцы и разглядывая их, — а к тебе там гости приехали. И нет, это был уже не взрыв, это была его взрывная волна. Пропускает пару матов, передавая сестру подруге, и быстро выходит из помещения. Тейлор качает головой из стороны в сторону, выпучив глаза и губы, оглядывается по сторонам, одной рукой цепляясь за Ханну, а другую подносит к губам, закрывая рот ладошкой, и девушка может поклясться, что её побледневшее лицо ничего хорошего не предвещало.