***
Спустя месяц. — Ты уверен? — Пуонг стоял напротив компьютера, что управлял системой Рисового котла семьи Йеон. — Революция может убить тебя. Пойми, я отговариваю тебя не из-за того, что ты слаб — скорее всего ты сильнейший восходящий за прошлую сотню лет, но именно поэтому Рисовый котёл для тебя ещё опаснее, чем для кого бы то ни было. Никому не известно, через что тебе там придётся пройти, — адепт света не сдавался до последнего. Он и представить себе не мог, что всё что он делал по просьбе Ичиго в последний месяц, было ради получения доступа к Рисовому котлу. И это его пугало, ведь ему уже доводилось наблюдать за чудовищным ростом сил рыжеволосого удильщика, обучение которого напоминало губку, что могла впитывать влагу бесконечно. Ту Пери ждал ответа пару минут. — Пускай и так, — Куросаки дотронулся пальцами до каменной стены чашеподобного сооружения, которое в Башне с гордостью именовали Рисовым котлом. Как понял сам Ичиго из разговора с Иларде, это место позволяло заглянуть внутрь себя самого и понять, кем ты являешься на самом деле. По её словам все Великие Воины, ныне главы великих семей, также в далёком прошлом проходили подобную тренировку, чтобы понять самих себя и свои желания. — Возможно, что когда-то я уже проходил нечто подобное, — ему на ум приходило лишь одно место — штольня в "подвале" магазинчика сладостей Урахары. — Правда она была несколько меньше, — он ностальгически улыбнулся. Теперь уже Ичиго ждал ответной реакции от собеседника. Ту Пери воспринял его неожиданное увлечение Рисовой чашей довольно-таки спокойно, а значит тот и сам рассматривал нечто подобное. — Тогда тебя бессмысленно переубеждать, — Ту Пери тяжело вздохнул. Неужели леди Иларде решила избавиться от своего фаворита таким образом? Она и сама прекрасно знает, почему офицеры не рискуют проходить "Революцию". — Только не умри там. Если с тобой что-то случится, нам всем, скорее всего, придёт конец. Ичиго ничего не ответил, шагнув внутрь Рисовой чаши. Позади него закрылась "дверь" — множество камней разной формы и размеров закрыли за ним проход. Удильщик сел на каменный пол в позу лотоса, начав медитацию. По словам Иларде, это должно было помочь услышать ему голос своей силы. — Я рад, что ты не забываешь и обо мне, — Старик ненадолго прикрыл свои глаза. В то время как Ичиго открыл свои. Их окружала светлая темнота. Мрак, что был основой этого места, не подчинялся ни одному из известных законов мироздания: здесь не было гравитации, не было температуры, не было движения, — пока не появился Ичиго. — Расскажи, — он требовал ответов от "самого себя", — от части своей души. — Расскажи мне всё, как ты меня учил: без страха, без сомнений! Я приму тебя и твою силу, кем бы ты ни был, — удильщик поспешил взять себя в руки. — Расскажи мне о себе. Кто ты, Старик? — Хорошо, — чёрная шинсу человека в плаще вырвалась наружу безудержным потоком, полностью поглощая собой всё пространство внутри Рисового котла. — Я расскажу тебе свою историю. Историю о «заточённом короле», который через девятьсот лет вернётся к жизни, через ещё девяносто — вернёт свой разум, через девять — свою силу, а ещё через девять дней — свой мир. Шинсу Старика начала двигаться, необратимым потоком воспоминаний впиваясь в голову Куросаки. Перед его глазами пролетали сотни видений и сотни тысяч воспоминаний из прошлого Императора Квинси, что желал заполучить свой мир. Огромный белый дворец, тысячи Белых Монахов и бесчисленное количество приближённых элитных солдат — Штернриттеры. — Я поделюсь с тобой прошлым, — властно и тихо произнёс Старик. — Я поведаю тебе о Яхве и его проклятии, о сотнях невинных людей и кровопролитной войне с Синигами, о боли и злости моего народа, — его шинсу становилась всё плотнее, почти не оставляя свободного пространства внутри чаши. Слепой... глухой... немой... парализованный... Но хватающийся за жизнь. Знающий, что он будет жить, даже если это будет идти против правил его отца. Он будет жить, потому что не хочет умирать. Ему страшно. Он стал для них началом и был их концом изначально. Ребёнок, что выглядел безэмоциональным, отдавал часть своей души, взамен взимая соответствующую плату. Он, как и все, учился ходить, любил слушать, наблюдал и заимствовал у окружающих то, чего был лишён со дня своего рождения. А после начали проявляться очертания десятков лиц, миллионы имён и ещё большее их количество чувств и эмоций. Страх детей, что видели войну, счастье матерей, которые встречали сыновей и дочерей, горе в семьях, что потеряли близких, всеобщая радость и ликование, когда войско возвращалось с победой, веселье за общим столом, грусть и плачь в память о не вернувшихся, боль потери любимых, отчаяние, надежда, которая оставалась последним средством в битве, любовь, ради которой многие сражались как демоны, ненависть к врагу, гордость за солдат и ещё большая за обычных людей, зависть, похоть, что затуманивала разум, дружба, которая прошла от начала войны и до её конца, голод, что порой уносил больше жизней, чем любой враг... И они не кончались, переплетались, обрывались и образовывали всё новые и новые цепочки людских взаимоотношений. Но не кончались. Бесчисленное количество голосов, что спорили и соглашались, ссорились и мирились. Детские крики, их плач, смех... Каждый из них убивал врагов и хоронил товарищей. Они лишали других семей, но и сами оставались без близких. Тысячелетняя война была Адом для всех: и для Квинси и для Синигами. — Я обучу тебя всему. Ты будешь знать и уметь всё, что должен знать по праву рождения сильнейшим, ведь ты моё единственное дитя в этом чуждом для нас обоих мире. И ради твоей защиты я должен научить тебя всему, что умею, — чёрная шинсу Императора Квинси "встала на дыбы", приняв форму десятков тысяч стрел, также впившихся в тело, а значит и разум Ичиго. — Ты станешь обладать каждой крупицей моих знаний, всеми моими способностями и навыками. Схватившись за, казалось бы, рвущуюся на части голову, Ичиго, кажется, ощутил на своих руках кровь. Та застилала ему взгляд бескрайним океаном, на берегах которого, стоя на коленях, находились люди. Они молились и с обожествлением смотрели в его сторону, после зачёрпывая кровь обеими ладонями и с непередаваемой благодарностью испивая её из серебряного кубка, через неопределённое время падая в кровавый океан и становясь его частью. И также, как люди становились частью этого океана, их мысли и знания, тела и воспоминания, души и сердца становились единым целым с Императором. Такова была плата за крупицу божественной силы Императора Квинси. Такова была цена за силу "отца всех Квинси". Останови он этих людей и снова стал бы беспомощным, глухим, немым, слепым существом, что только и могло лишь знать, что когда-то он будет "живым", что когда-то он станет сильным. Куросаки Ичиго беспомощно продолжал смотреть на этот мир с закрытыми глазами. Неспособный пошевелиться. Разучившийся разговаривать. Не знающий как услышать. — Таковы были моё проклятье и дар, — Старик, сделав шаг, дотронулся до глаз Ичиго. — И теперь они твои. Сила струилась по его телу и он чувствовал каждую из отобранных его предшественником жизней. Тысячелетнюю ярость и злость за старое поражение, которые грозились сломить его сознание и уничтожить весь мир, если он остановится или сделает шаг назад. Теперь в его руках была сила созидать, теперь он стал новым в этом мире Богом всех Квинси. Руки Ичиго потянулись сквозь тьму Рисового котла. Он не чувствовал; знал, но не видел. Верил.***
Быстро двигаясь по коридорам, Ханьюл всеми силами старался не врезаться в служанок семьи Йеон, направляясь к Рисовому котлу. Испытание Двадцать Первого Этажа, которое он проходил в команде с Хьеон, Джо и Паком, оказалось слегка затянувшимся. Он-то, уходя три дня назад, был уверен, что к этому времени "Революция" Ичиго подойдёт к концу, но, как ему казалось, что-то пошло не так. — Ты к Куросаки? Ханьюл поспешно остановился, посмотрев на Марию. Вторая часть команды Куросаки уже как полмесяца была на этом Этаже и обосновалась в отеле, помещение в котором Ту Пери с гордостью обозвал их штаб-квартирой. Уже все знали, что Пуонг стал по-настоящему терять голову, когда дело касалось политики, особенно это было заметно, если он брался за какое-либо занятие, связанное с десятью великими семьями. — Марек разве не с тобой, — удильщик удивлённо приподнял бровь, вспоминая, что краснокожий увалень питал тёплые чувства к этой женщине. — Нет, — девушка покачала головой, слабо покраснев. — Он сказал, что хочет найти место для тренировки. Его сильно задело то, что Куросаки сейчас тренируется в Рисовом котле, пока он "прохлаждается". — Наивный дурак, раз думает, что простые тренировки помогут ему поравняться в силе с Ичиго, — фыркнул брюнет. — Пошли, — он махнул рукой, снова набирая темп. — Блусом также должен быть сейчас там. Мария кивнула. Теперь ей было ясно, почему она не увидела провожатого, — тот сразу направился к Ичиго. — Что с ним? — сходу спросил Ханьюл, влетая в комнату-управления Рисовым котлом семьи Йеон. Пуонг оторвал взгляд от датчиков. — Ханьюл, ты уже прошёл испытание? — Ту Пери сразу поспешил изменить тему намечающегося разговора. В помещении назревала настоящая беда. Сейчас здесь была почти вся команда Куросаки, что не могло не беспокоить юного адепта света. Этот случай с Ичиго был словно звон тревожного колокола, на который слетались стервятники. Среди старейшин семьи Йеон уже начал ходить слух, что Куросаки умрёт из-за собственной силы и глупости. Многие с ними соглашались, так как идти на "Революцию" было опасно, и ему не раз это говорили как товарищи, так и враги. — Не уходи от темы, — Сайа грозно нахмурился, входя следом за Марией. — Это что вы тут собрались обсуждать и без меня? — он строго посмотрел на Пуонга и обвёл взглядом остальных. — Он умалчивает о состоянии Ичиго, — незатейливо отмахнулся Ханьюл. Вряд ли Пуонг станет молчать, если Сайа схватится за иглу. Хозяин оранжевого меча непонятливо приподнял одну бровь. — И ради этого собрание? — Сайа наконец-то понял из-за чего все переполошились. — Вы совсем что ли идиоты? Ичиго проходит "Революцию"! Это не дело пары минут, — он осуждающе сложил руки на груди. — Я слышал, что эта тренировка может длиться по нескольку месяцев. — Да, но это должно как-то отражаться на датчиках, — раздражённо произнёс Ханьюл. — А Ичиго сидит в Рисовом котле уже больше недели и ничего толком не поменялось! Адепт света цокнул. Всё-то они знали лучше него! — Не нужно поспешных выводов, — Хьеон тихо хмыкнул, садясь возле стены. — Разводите поспешный шум, хотя сами прекрасно знаете, что этого человека так просто не убить, — парень криво улыбнулся, заметив странный взгляд Пуонга. — Или? — Приборы не реагируют, — Ту Пери не знал, как преподнести эту новость. — А Рисовый котёл открыть не удалось. Нечто мешает даже офицерам семьи Йеон решить эту проблему, — пояснил он. — Ты это сейчас серьёзно, — Сайа сжал кулаки. — Меня не было всего-ничего, — выйдя из тени Рисового котла, Ичиго прислонился к тому спиной, оседая на пол. Перед глазами всё ещё стелилась дымка, которая не давала забыть о проклятии Императора Квинси. О его проклятии. — А вы уже поднимаете такой шум, что даже меня вывели из "покоя". Все удивлённо выпучили глаза, смотря на Ичиго. От его обычной одежды не осталось и следа. После "Революции" он показался перед ними в белоснежной двубортной шинели со среднего размерами манжетами, украшенными небольшим крестом Квинси, светлых перчатках, белых штанах и сапогах. Его длинные рыжие волосы заметно потемнели и приблизились к оранжево-коричневому цвету, немного по бокам и ближе к затылку они были белыми с примесью грязно-малинового оттенка; их концы, что достигали поясницы, стали вызывающе красного цвета. — Ту Пери Пуонг, что с Иларде? — его голос казался жёстче, а взгляд оценивающе скользил по головам товарищей. Сотни тысяч голосов, что роились у него в голове, всё больше напоминали ему свору недовольных пьянчуг, что грозились разнести его череп на куски. Пальцы еле-еле сжимались в кулак, а ноги так и вообще отказывались реагировать на команды мозга. А голоса в голове лишь и повторяли: "Забери то, что принадлежит тебе." — Как я и предполагал, — адепт света опасливо сглотнул. Тёмно-карие глаза Ичиго, радужка которых была поделена на два кольца ярко-чёрной прожилкой, пугали. — Некоторые старейшины что-то замышляют. Я думаю, что они собираются напасть во время родов, чтобы не навредить леди Иларде. — То есть, их цель ребёнок? — Мария прикрыла от ужаса рот. — Это... этому нужно как-то помешать! Хозяин оранжевого клинка усмехнулся, смотря на девушку. Неужели она была одной из всех здесь присутствующих, кто не ощутила подавляющей ауры Ичиго? — Именно, — сжимая кулаки до побеления костяшек, Пуонг ждал реакции Куросаки. Сейчас они были беспомощны. Их нынешние силы ничто, по сравнению с силой офицеров семьи Йеон. — Что же, — Ичиго вздохнул, собираясь с мыслями. Его тренировка в Рисовом котле была ещё не завершена, — ему в любом случае нужно будет туда вернуться, чтобы полностью понять его новую силу. — Делай, что должен, — Пуонг сглотнул, ощутив на себе косой взгляд странных, но почему-то родных глаз. Ему вдруг показалось, что сейчас к Ичиго нужно было обращаться на "вы". Уж больно огромной в этот миг оказалась пропасть между их возможностями и силой. — А мы, в свою очередь, сделаем что в наших силах для защиты ребёнка, — адепт света казался неуверенным. Ведь в любом другом случае он знал, что от него требуется. Но сейчас он знал лишь одно — если в его голову стали закрадываться сомнения, то что говорить про остальных? Криво улыбнувшись, он уже понимал, что его пытаются успокоить. Один из тысяч голосов не прекращая повторял: "Тот боится..." И Ичиго понимал, что у Ту Пери Пуонга нет плана на этот случай, что он загнан в угол, а значит опасность угрожает им всем. Теперь настало время, когда свой ход должен сделать именно он. Враги пошли в атаку, союзники завязли в нерешительной защите, — это наилучшее время. Опираясь левой рукой о пол, медленно поднимаясь на ноги, отмахиваясь от предложенной помощи Пуонга, он выпрямляется, всё ещё придерживаясь рукой за Чашу. Вместо чёткой картинки, заместо лиц, Ичиго видит лишь размытые пятна вокруг себя. Его окружали сгустки разноцветного тумана. Куросаки тихо хмыкает, вспоминая, что его уже лишали зрения и он также видел вокруг себя только комки реацу. Это было во время его тренировки с Гинджоу. А когда он пробудил своё подчинение, то Куго описал его, как "человека окружённого силой". Возможно, что сейчас он окружён силой, как никогда прежде до этого. — Хорошо, — пошатнувшись, а после сделав шаг в сторону Ту Пери, Ичиго потянулся левой рукой к его шее. — Тогда, я сделаю то, что могу, чтобы защитить своего ребёнка. Адепт света сжал от горячей боли челюсти. Шинсу, что голубыми щупальцами извивалась в ладони Ичиго проникала сквозь его кожу, быстро начинала струиться по его сосудам, заполняя всё тело за считанные секунды. Ту Пери упал на колени, опираясь на правую руку, а левой сжимая обожженную часть шеи. — Что ты сделал? — Пак настороженно сглотнул, наблюдая за происходящим. — Что это были за щупальца, Ичиго? И что ты сделал с Ту Пери? — Дал ему часть своей силы, забрав в замен часть него, — Куросаки хрустнул шеей, видя, как на сгустке силы, которой был Ту Пери, начал проявляться дарованный им шрифт. — Ясно, — Ханьюл кивнул, начав понимать ситуацию и положение в котором они все сейчас оказались. — Не уверен, что я всё понял, но это похоже на то, как Захард создаёт своих принцесс. Только вместо крови — шинсу. — Значит, таким образом мы сможем стать сильнее? — Эстер опасливо прищурилась; адепт света, что всё ещё находился на коленях, не внушал доверия к подобному способу получения силы. — Безусловно, — на лице Ичиго не было ни грамма сомнений. Шрифт "F" - Flache, что был выжжен на шее Пуонга заглавной буквой, слабо пульсировал из-за его шинсу и капли души экс-Синигами. — Так ведь, Ту Пери Пуонг? — он немного прищурился и слабо улыбнулся, увидев неоднозначный взгляд своего первого рыцаря. Адепт света встал, убрав руку от шеи, тем самым показав всем остальным свой шрифт. Он чувствовал, как сила незаконного струиться по его телу вместе с кровью. Это чувство было сродни погружению, словно за мгновение ты оказался на такой глубине, что тебя могло раздавить в любую секунду, но в то же время ты являлся частью этого всего, становясь чем-то невероятным, необъятным и эфемерным. Наверное, именно так выглядела сила Ичиго. Огромная настолько, что любой, кто решит стать её частью, окажется лишь каплей в океане, звездой на небе. И лишь Ичиго будет решать — гореть этой звезде долго и ярко или погаснуть в один миг. — У меня нет слов, — Пуонг опустил взгляд. — Это чувство невозможно описать, его нужно ощутить самому, — он снова провёл пальцами по участку кожи со шрифтом. Тот отозвался приятной прохладой и веянием части огромной силы незаконного. — Но если меня попросили бы сравнить, то Ичиго был бы пустыней или океаном, а я песчинкой или каплей воды. Примерно так я сейчас себя ощущаю, став частью силы Куросаки. Ханьюл удовлетворённо хмыкнул, подходя к рыжеволосому удильщику. — Я хочу и дальше покорять Башню вместе с тобой, — тихо произнёс он. — Поэтому я без сомнений приму это твоё решение, чтобы оно не значило. Ведь я знаю, что ты поступишь правильно. Многие застыли в недоумении, не в силах даже издать лишнего звука. Человек, что сейчас стал на одно колено, уже сказал всё за них. Они пойдут до конца все вместе. Ичиго улыбнулся краешками губ, касаясь ладонью шеи своего второго рыцаря и без сомнения нанося следующий шрифт — "W" - Wille. Помещение, в котором томилось ожидание и где боролись между собой нетерпение и гордость, казалось, вскоре должно было взорваться от переполняющей его шинсу. С каждым последующим шрифтом, нанесённым на кожу своих товарищей, а теперь и личных солдат, Ичиго ощущал, как силы покидают его всё стремительнее и стремительнее. И когда настало время последнего шрифта, "I" - Illusion, он и вовсе сполз по стене вниз, опустив руки на горячий пол. Коснувшись дрожащими пальцами своих глаз, он подавил усмешку. Впервые с момента своего появления в Башне он так чётко видел всё вокруг, впервые он смог разглядеть здесь всё таким, каким оно и должно было быть, а не таким, каким его видел незаконный — чужой для Башни. — Как поступим дальше? — Сайа нетерпеливо оскалился; струящаяся по его телу неизвестная доселе сила, принадлежащая шрифту "P" - Punkt, словно шептала ему: "Используй меня! Сражайся!".