***
Когда-нибудь эта жалкая, нелепая невезуха закончится, протащив её сквозь ещё десяток новых неприятностей, от которых в жгут скручивается желудок. Глядя в трамвайное окно на проплывающие мимо жилые дома, скверы, фонтаны и памятники, Эльке молча злилась на себя и свою дурацкую жизнь. Она ехала в Северный район Бремена, чтобы повидаться с господином Ридделем. Номера телефона его адвокатской конторы у Иды не было, только адрес, и Эльке решила съездить сама. Хотя за каким чёртом она носится по чужим делам, не имеющим к ней отношения, и сама не знала. Чтобы немного отвлечься, она попробовала обдумать свой финансовый вопрос. Эльке мысленно прикидывала, сколько денег у неё осталось. Как ни крути, но тема финансов по-прежнему самая актуальная, особенно когда ты без работы. Оглядываясь назад, она поняла, что ей попросту во многом повезло. От продажи части вещей, которые жаль было выкинуть или сдать в «Оксфам», и от мебели с прежней квартиры, которая (мебель, разумеется) принадлежала самой Эльке, она выручила очень приличную сумму. Мебель в новой квартире была собственностью не прежних жильцов, а квартирной хозяйки, так что выкупать её не пришлось. Имущество Эльке легко поместилось в её машине, так что организовывать и оплачивать погрузку и перевозку тоже необходимости не было. Плюс полученная в день расчёта зарплата. Это активы. Ещё до вселения, по обычаю, Эльке заплатила вперёд за коммунальные платежи (отопление, вода, страховка от пожара, использование электроэнергии в «общих» помещениях дома, вывоз мусора и много всякого другого), оплатила телефон и интернет, заключила со страховой компанией договор на поручительство за кауцион [1]. Полный пакет аренды обошелся в 650 евро в месяц: сама стоимость аренды квартиры, плюс парковка, плюс добавочная стоимость коммунальных услуг. Хорошо, что она нашла эту квартиру сама, а не прибегла к услугам риэлтора, и не пришлось платить маклеру. Как хороший бухгалтер-калькулятор Эльке имела зарплату выше средней, за сокращение получила достойную компенсацию, и даже, о чудо, на банковском счёту оставались крошечные сбережения. Так что, за вычетом расходов на переезд, на руках у неё осталось чуть больше десяти тысяч евро. На это можно пока пожить. Вопрос в том, что делать, когда они закончатся. Нет, не помогает. Раздражение точит душу, как червяк яблоко. Эльке вспомнила про письмо. Письмо! От доктора Шена сегодня утром пришёл ответ, а за суетой она и позабыла. Эльке поспешно вытащила конверт из сумочки и вскрыла как можно аккуратнее. «Добрый вечер, уважаемая госпожа Леманн. Ваше письмо — приятная неожиданность, и я ни за что не хочу прервать нашу переписку. И теперь, когда мы с Вами знаем друг друга в лицо, писать легче и интереснее, не правда ли? Прошу прощения за поздний ответ. Работа врача часто бывает ненормированной и отнимает слишком много времени. Однако по окончании ординатуры я надеюсь открыть частную практику, и тогда, безусловно, свободного времени станет гораздо больше. В самом деле, Бремен прекрасен. И лучше всего осенью, так мне кажется. Ещё открыты летние кафе, днём по-прежнему тепло, а листва радует яркими красками, и даже цветут цветы. А потом, с приближением холодов и непогоды, так уютно становится под крышей, особенно когда идёт дождь или снег. Вы не находите? Рододендроны уже отцвели, но Рододендрон-парк всё ещё красив. Нравится ли он Вам, госпожа Леманн? Если да, то, возможно, это хорошее место для совместной прогулки. Правилами клуба встречи не запрещены, и в следующих письмах мы можем договориться о дате и времени, если Вас это устроит.С сердечным приветом, Дан Шен»
Письмо было написано вчера вечером, а утром уже легло в её почтовый ящик. Подумать только, как быстро работают почтальоны! Раньше у неё не было причин задумываться об этом. Эльке взглянула на адрес: конверт пришёл из Восточной части города. Она снова перечитала текст. Сдержанно и вместе с тем приветливо и душевно. И бумага красивая — с зелёно-голубыми полевыми цветами и желтыми бабочками. Вообще удачный приём — рассылать письма на цветной почтовой бумаге. Хочешь не хочешь, а читающего это настраивает на благожелательный лад, да и писать на нарядной бумаге очень приятно. И, конечно же, она не против личной встречи. Теперь и ей звонки и электронные сообщения казались некоторым святотатством. Вскоре объявили нужную остановку, и Эльке вышла на освещенную утренним солнышком улицу. Пришлось немного пройти против движения трамвая, вывеску адвокатской конторы «Риддель и Герц» Эльке заметила ещё из трамвайного окна. Толкнув окрашенную в насыщенный синий цвет дверь, она попала в приёмную с солидными кожаными диванами и дорогой мебелью из лакированого красного дерева. Здесь же находилось рабочее место секретарши. Молодая женщина, одетая в безукоризненно сидящий элегантный строгий костюм, имела чрезвычайно занятой вид. — Доброе утро, — вежливо поздоровалась Эльке, представив на минуточку себя на этом месте. Тоже, вероятно, смотрелась бы неплохо. — Я Эльке Леманн. Могу я поговорить с господином Ридделем? — Вам назначено, госпожа Леманн? — Нет. У меня нет никаких личных дел к господину Ридделю. Но его клиент находится в тяжелом состоянии в медицинском центре, и меня попросили известить об этом его адвоката. Секретарь задумалась. Разговаривала она вполне доброжелательно, и Эльке понадеялась про себя, что её не выдворят дежурным «Ничем не могу помочь». — Господина адвоката сегодня не будет. Он дома, думаю, не будет вреда, если вы к нему зайдете. Это здесь, за углом — Райхер-штрассе, 14. Попрощавшись, она вышла на улицу и там чуть не взвыла в голос. Новый поворот! Когда же закончится это испытание на крепость нервной системы? А вдруг не конец это, а ещё только начало? Эльке повернула за угол и обнаружила перед собой длиннющую Райхер-штрассе. Вдоль Улицы богачей особняки стояли ровными рядами по обе стороны, как эскорт. Спокойно. Всё, что нужно сделать в ближайшее время, — это найти дом номер четырнадцать, открыть калитку подойти к дому и нажать кнопку звонка. А потом всё случится само собой. Да, хорошо живут юристы! Нужный дом стоял по левую руку почти точно посреди улицы, отгородившись от прочего мира ажурным чугунным забором и калиткой, открывшейся бесшумно. Большой, трёхэтажный, ярко-жёлтого цвета с белыми колоннами и рамами. От взгляда на этот особняк у неё на секунду закружилась голова. Так бывает, когда возникает дежа-вю. Но она была на сто процентов уверена, что никогда раньше не бывала здесь. Северный район не имел к её жизни никакого отношения. Эльке прошла по песчаной дорожке (странно, что не асфальтовой) и, прежде чем успела струхнуть и передумать, позвонила в звонок. В глубине дома колокол издал две благородные ноты, как это бывает в домах очень состоятельных людей, потом послышались шаги и массивная дверь отворилась. — Да? — через порог на неё смотрела женщина в униформе, и что-то в её лице напоминало морду собаки породы боксёр. Уж если вцепится… — Добрый день. Я ищу господина Ридделя. У него в офисе мне сказали, что он дома, и дали его адрес. Женщина посторонилась и впустила посетительницу в холл. Потом открыла другую дверь, по виду — рабочий кабинет. — Пройдите сюда, фрау. Я узнаю, сможет ли он вас принять. Как доложить? — Моя фамилия Леманн. Несколько минут она провела в одиночестве, разглядывая помещение, в котором оказалась: картины, цветы на подоконнике, несколько спортивных наград, книги в открытом шкафу. Дорогая офисная техника, кожаное кресло, большой рабочий стол. Не очень-то это интересно, но надо же чем-то заняться. На больших часах над дверью стрелки показывали почти половину двенадцатого. Эльке почувствовала лёгкий голод и поспешила успокоить себя тем, что сейчас сообщит кому нужно что следует и поедет домой обедать. Или зайдёт в кафе. Но отчего-то с самого дна души поднялось ощущение, что так быстро дело не кончится. В холле послышались торопливые и несколько нетвёрдые шаги, пару раз подошвы шаркнули по полу. Потом раздался голос, срывающийся от волнения: — Анна!.. Ты пришла?! Мне сказали… Дверь в кабинет, слегка скрипнув, открылась, и на пороге появился мужчина — за шестьдесят, невысокий, худой, с густыми, почти совсем седыми волосами и аккуратно подстриженными усами. Судя по оставшимся тёмными волоскам, в прошлом он был брюнетом. На нём был костюм цвета кофе с молоком и светлая рубашка, и производил он впечатление ещё энергичного человека в здравом уме и трезвой памяти. Эльке поднялась с дивана навстречу хозяину. Эта реплика удивила её, потому что она отчётливо помнила, что своего имени в этом дома не называла, да это и не её имя. Видимо, здесь ждали какую-то другую женщину, и ждали с большим нетерпением. И, судя по всему, служанка что-то напутала. Приглядевшись, мужчина покачал головой: — Нет, вы не Анна… Конечно же, нет. — Простите, господин Риддель, — Эльке тоже смутилась от неловкости ситуации. — Я… — Я ждал другую даму, а вы похожи на неё… — а потом он словно бы очнулся от воспоминаний: — Кто вы? — Я… Она запнулась, выдерживая пристальный взгляд старика. Будто допрос с пристрастием. — Мне сказали, что вы фрау Леманн. — Да, это так. — Но вы не Анна, не можете быть ею — вы слишком молоды. А потом его лицо просветлело, будто от внезапного озарения. Обычно через минуту после такого озарения начинают кричать «Эврика!». — А Анна Леманн никем вам не доводится? Подумайте. Анна Гизела Леманн. Или Анна Гизела Риддель. — Анна Гизела Леманн — моя мать. По крайней мере, я никого больше не знаю с таким именем. — А вы… ты… — Эльке? — Да, — Эльке удивилась. Не то чтоб имя её было таким уж редким, но чтобы вот так сразу его угадать… На лбу у неё оно, что ли, написано? И такой внезапный переход на «ты». Хм. Но совсем уж мужчина удивил её, когда взял обе её руки, сел на диван и усадил гостью рядом с собой. — А у тебя случайно нет её фотографии? Сейчас, с собой? Его тон был просительным и каким-то растерянным, прибитым, что ли. И потому Эльке без вопросов порылась в телефоне и нашла фото матери. Нашла легко, потому что и сама часто смотрела на него. Странный человек долго смотрел на фото. Разглядывал портрет тоненькой белокурой улыбающейся женщины примерно возраста самой Эльке. Разглядывал, будто старался запомнить каждую чёрточку. Или вспомнить? — Это она попросила тебя сюда придти? — Нет, — Эльке не понравился этот вопрос. А кроме того, он напомнил о неприятной цели визита. — Мама умерла почти десять лет назад. Я… — Умерла… Так и не вернулась… — мужчина закрыл глаза и долго сидел неподвижно. Экран телефона погас, скрыв портрет Анны Леманн. На стене громко тикали часы, в приоткрытое окно слышались громкие птичьи песни. Эльке надоело ждать, и она брякнула первое, что пришло в голову: — Вы знали мою мать? Хозяин дома открыл глаза и остановившимся взглядом уставился в окно, за которым на холодном ветру качались облитые солнцем ветки дерева. — Знал? Да, приличные люди своих дочерей обычно знают. Эльке тоже принялась разглядывать трепещущие золотые листья. Часть их ветер уже оторвал, но оставшиеся опадать никак не желали и всё держались за ветки, как дитя за надёжную материнскую руку. — Значит, вы мой дедушка, — не спросила, скорее констатировала она. — То-то дом мне показался смутно знакомым. Я тут бывала раньше? — В последний раз я видел тебя пятилетней. На тебе было красное шерстяное платьице, а волосы заплетены в две косички. — Этого я не помню. — А где твой отец? Он-то ещё жив? — Понятия не имею. Мама выгнала его, когда я была совсем маленькой. Я даже не знаю, как он выглядит, так что, если и встречу когда-нибудь, — не узнаю. — Муж, дети есть? — Никого нет. — Ясно, значит, одна живёшь, — усмехнулся господин Риддель. — Мама тебе что-нибудь говорила? Ну, обо мне? — Нет. Когда я уже достаточно подросла, то спросила, где мои бабушка и дедушка. Она ответила, что они давно умерли. Ответила один раз и закрыла эту тему раз и навсегда. — А из-за чего разошлись твои родители? — Тоже не знаю. Мама никогда не говорила. А я не спрашивала. Дед кивнул. По его виду Эльке заключила, что он-то знает, из-за чего они расстались и отчего мать объявила своих родителей умершими. И, если спросить, расскажет. Но нет. Не теперь, не сейчас. Это тема для другой беседы — потом, когда она привыкнет к мысли, что у неё ещё есть близкий родственник, прямо здесь, в Бремене. — Выходит, ты не знала, что здесь, в этом доме живёт твоя семья? — уточнил господин Риддель. — Нет же. Откуда? Я совершенно не помню, чтобы приходила когда-нибудь сюда. Зато хорошо помню Кёльн. Там я пошла в школу, а когда закончила её, мы с мамой вернулись в Бремен. — Так вы жили в Кёльне? Столько лет? Но зачем? — Мама говорила, что ей предложили работу там и она согласилась. — Понятно, — усмехнулся дед. — А моя бабушка? Она тоже живёт в этом доме? — Эльке даже голову задрала, как будто надеялась увидеть её через потолок. — Можно её увидеть? — Твоя бабушка… — господин Риддель слегка замялся и как-то невесело посмотрел на внучку. — Нет. Её давно нет. Умерла, и, как выясняется, задолго до твоей матери. — Значит, вы живёте тут один? В таком большом доме? — Эльке прониклась сочувствием, хотя была так ошеломлена и оглушена нежданно-негаданно свалившимся родством, что никаких родственных чувств совершенно не испытывала. — Да… А зачем ты пришла? У тебя дело ко мне? — Да. Господин Риддель… — «Господин»? А почему не «дедушка»? — удивился он. Эльке согласно кивнула, но пока что не нашла в себе душевных сил так его назвать. — … в вашей конторе «Риддель и Герц» мне сказали, что сегодня вы работаете дома, и я понадеялась, что вы согласитесь принять меня в нерабочей обстановке… — Ах, «Риддель и Герц»… Это контора моего сына, Ганса. О, поворот. А говорит она сейчас не с Гансом. Как бы узнать имя деда, чтобы в другой раз не сесть опять в лужу? — Тебе нужен адвокат? Ты попала в беду? — дедушка положил руку на её плечо, с тревогой заглянул в глаза. Это и понятно: всегда есть риск сделать что-то не так. Эльке повторила то, что говорила секретарше и встретившей её женщине в униформе прислуги. И тут её встретил очередной облом — неуловимый господин адвокат уехал по делам. — Но он вернётся к обеду, — заверил господин Риддель. — Ты ведь останешься на обед? Чувствуя себя виноватой, Эльке отказалась, сославшись на пару неотложных дел. В конце концов, нельзя садиться за стол в эдаком затрапезе. И потом, она пришла сюда с деловым визитом и совершенно не рассчитывала на приглашение на обед. — А ужин? Ты свободна вечером? Нет-нет, ты должна придти на ужин. Вечером собираются все домашние, семья у нас большая, тебе надо познакомиться с ними всеми. Эльке обещала. В общем-то, серьёзных поводов для отказа у неё действительно не было, а врать не хотелось, да и незачем. И она понимала дедушку, который ни за что не хотел отпускать даже её руку, не то что её саму. Она записала на листочке для поверенного сведения о местонахождении Райли и в ежедневнике деда собственный домашний адрес и номер мобильного телефона. Хороший такой ежедневник — объёмистый, с дорогой обложкой из натуральной коричневой кожи. Сразу видно, что это записная книжка делового человека.***
Дойдя почти до конца улицы, Эльке остановилась перевести дух и состояла, обернувшись в ту сторону, откуда пришла, хотя дома номер четырнадцать отсюда было уже не видать. В голове всё перемешалось, перепуталось, проносились обрывки мыслей, которые она не успевала ухватить за хвост, и они так и исчезали недодуманными. Какую странную роль в её жизни сыграл Райли Джонс. Стоило ей примерить на себя роль его помощницы, как он оказался привязанным к аппарату искусственного дыхания, и вот уже она ищет его адвоката, чтобы помешать злобной сестрице Райли заграбастать и растерзать эту милую полутёмную кафешку. И в итоге попадает в дом своего дедушки, а искомый адвокат оказывается, по сути, её дядей. Но если размотать клубочек до конца, получается так, что всё началось с письма из клуба «Адресат и Адресант». Она расчистила в своей жизни место для новых знакомств, переехала в новое жильё, подумывала о смене пакостной работы и… Вот хотите верьте, хотите нет, но сокращение с этой самой работы напрямую связано с письмом. Только не спрашивайте, каким образом. Просто связано, и всё. Эльке наугад сделала несколько шагов назад, всё ещё глядя в тот конец Райхер-штрассе, повернулась и бросилась обратно на остановку, ощущая, как с каждым поступком всё быстрее и глубже погружается в какой-то стремительный неведомый водоворот, и это пугало.