⁂
Девушка отпустила свою силу на волю и счастливо рассмеялась, когда небольшую деревеньку начало заметать пургой. Она любила лёд, наслаждалась холодом и снегом, вьюгой и стужей. Ей временами казалось, что даже её кровь ледяная и лишь только чудом не застывает льдом. Ей нравилось чувствовать собственную силу, власть над снегами и метелями. Белоснежные волосы развевались на морозе, но щёки не краснели – не было ни капли цвета на алебастровой коже, а почти бесцветные глаза, словно бы выточенные изо льда, искрились, отражая её радость и огни редких фонарей. - Развлекаешься? – донеслось из-за спины. Этот голос она узнала бы из тысячи, а потому, мгновенно забыв о бушующем буране, с улыбкой обернулась к своему наставнику. Беловолосый мужчина восседал на химере, одобрительно скалясь. Он был явно доволен её успехами. - Присоединяйся. Карачун был для неё всем: больше десяти лет назад он спас её от смерти, подарил новый смысл жизни и дал силу. Он научил её эту силу контролировать, развивать, преумножать. И пусть те эксперименты, что он проводил, были, мягко говоря, бесчеловечными, она была бесконечно счастлива и довольна своей жизнью. - Не в этот раз. Видишь ли, теперь я могу освободить Лунный Меч. Она много раз слышала о плане наставника вернуть своё и разрезать небо, впуская на землю армию химер. Ей было не совсем понятно, чем можно заниматься в мире, погубленном лавовыми монстрами, и смогут ли они после вторжения этих монстров контролировать, но предпочитала верить духу зимы. В конце концов, он был старше, чем людской бог, он был на Земле, когда у людей ещё не было городов. Наверняка, он всё уже продумал. - Как? – ей было действительно интересно, кроме того, ему могла понадобиться её помощь. Первое настоящее задание! - Наше с тобой заклинание сработало. Я способен видеть Хранителей в любой точке света, где бы они ни были! - Круто! И даже того, кто тогда от тебя сбежал? – о, она помнила разочарование наставника, которого сумел обмануть один из Хранителей Ключей, внезапно встреченный им на какой-то ёлке. - Недалеко он сбежал, - оскалился Карачун. – И до него дойдёт черёд. Я решил начать с йога: пребывая в нирване, он не позовёт моих братьев на помощь. Впрочем, я всё равно собираюсь его заморозить. - Я могу помочь? – он бы не прилетел просто так. Неужели он всё же возьмёт её с собой? - Можешь, - он улыбнулся. – Только в другом месте. В такой шикарный для меня день я не мог не приготовить тебе подарок. Глаза девушки заблестели. Подарки Карачуна были истинной лотерей: всегда игра, какая-нибудь логическая задача, которую следовало решить, применяя свои способности. Временами – если являлось частью очередного эксперимента – оно сопровождалось жуткой болью. А временами – если относилось к раскрытию очередного аспекта её силы – было невероятным удовольствием. - Твоя милая семья решила отправиться на совместный отдых в горах Домбая. Они уже сняли лыжный домик, где и соберутся этим вечером на семейный ужин. Искренняя улыбка девушки превратилась в жестокую усмешку. - Считаешь, что сегодня – самое время воссоединиться с родными? – голосом, способным вогнать в озноб, поинтересовалась она. - Это будет так символично, - отзеркалил он усмешку. – Мы оба сделаем это. - Ты идёшь к братьям сегодня? - Разве я могу заставить их ждать ещё дольше? – он театрально взмахнул руками. – Бедные, они, наверное, так терзаются, не получив от меня ни весточки! Я просто не могу так их мучить. Они переглянулись и, спустя секунду, их голоса слились в промораживающем до костей смехе. Но через несколько мгновений девушка погрустнела. - После этого мне нужно будет исчезнуть? - Затаиться на время, чтобы Миран не пронюхал, куда ведут ниточки твоей вендетты. А когда я разрежу небо, надобность таиться отпадёт. - Тогда я уеду и буду ждать твоей весточки. - Если химеры по каким-то причинам решат не выжигать весь земной шар после моей победы, - чёрные глаза иронично блеснули, - я найду тебя. - Я буду ждать, - повторила девушка. Разговор был окончен, и она взмахнула руками, призывая снежную сову. - Ледяница, - окликнул он, и девушка обернулась. – Из тебя вышла замечательная ученица. Эти десять лет не были потрачены зря. - Благодарствую, - она отвесила шутливый поклон, насколько это было возможно, сидя на спине снежной птицы, - лучшему из всех возможных и невозможных наставников. И, заливаясь смехом, умчалась в зимнюю ночь.Пролог
29 апреля 2017 г. в 18:01
Карачун всегда был один. Когда был единственным ребёнком матери-Луны и чародея Елеазара. Когда братья вместе играли в игры – к середине любой игры он как-то незаметно оказывался на периферии, его всегда неприметно оттирали от основного действа, и ему оставалось лишь наблюдать издали, как братья веселятся, не замечая его отсутствия. Когда после ухода отца и матери они творили, обыгрывали внедрение в традиции мира людей – он чувствовал себя лишним на их собраниях. Когда он ушёл к химерам – только изучать их! – а никто не заметил пятидесятилетней отлучки. Даже когда он решил привлечь их внимание, явившись во главе огненного войска и почти разрезав небо, он был один. Братья зрелищно показали своё единство и его ненужность в их взаимодействии.
И, конечно, десять тысяч лет в заточении он был один. Физически, морально, духовно. Разумеется, он признавал, что бывал в одиночестве не каждую минуту своей жизни. Его любили, когда он был единственным ребёнком, они с Мираном довольно неплохо ладили. Впрочем, как-то общаться получалось со всеми братьями. Но чувствовал ли он когда-нибудь тепло? Смехотворный вопрос для повелителя холода и тьмы. Но когда-то было. Некое подобие братского тепла он действительно чувствовал – от Мирана. Пожалуй, тот был самым… правильным из всех братьев. Но это-то и ранило! Миран дарил тепло брату. Постольку поскольку. У них был один отец, а мысли, чувства, стремления, личность Карачуна была не важна. И, конечно, единоутробных братьев Миран любил и понимал куда больше.
Карачун смеётся горько и немного безумно, сидя на парапете крохотной церквушки небольшого городка. Тюрьме больше не под силу его сдерживать. Десять тысяч лет закончились для него немного раньше. И сейчас ему нужно собрать информацию о том, что изменилось за время его отсутствия. И кроме того…
Отец сказал, что братья могут выпустить его досрочно, если простят предательство. И если увидят, что сам Карачун раскаивается в содеянном. Только вот за прошедшие тысячелетия у него не было ни одного визитёра. Но… может, сейчас? До конца срока больше десяти лет. Может, ближе к сроку братья придут к нему? Он простит им все обиды, если увидит, что они искренне хотят его вернуть. Поэтому он будет присматривать за пустой тюрьмой – на случай, если его навестят. А если нет… Значит, отец был прав: мир испортил их, и, следовательно, не достоин того, чтобы быть спасённым.
- Пошла вон, уродка! – детский крик в паре десятков метров от него привлёк внимание повелителя стужи.
Кричали действительно дети: два мальчишки и три девчонки вытолкнули девочку постарше на мороз. На ней была лишь ночная рубашка, она плакала и тряслась от холода.
- За что вы со мной так? – верный слуга, зимний ветер, донёс до него тихий срывающийся голос.
- Ты нам не сестра! У тебя мама другая! Убирайся вон! Это наш папа! Наша семья и наш дом! Ты тут чужая! Ты никому не нужна! – кричали дети, закидывая её снежками.
Карачун почти зарычал: ему было прекрасно видно, что дети были одеты тепло, на руках были перчатки, что значило, что они это спланировали – оделись заранее и вытащили старшую сестру на мороз прямо из постели. Вот один из мальчишек толкнул её прямо в сугроб, откуда подняться она уже не смогла.
- И не смей возвращаться домой, безродная, - выплюнул он, и дети вернулись в дом, захлопнув дверь.
Прошла минута, две, три… девчонка всё не поднималась. А Карачун мысленно оплакивал собственное детство, которое было так похоже на это. Разве что никто не выгонял его, всё было ещё больнее: не было никаких доказательств, что он не нужен своим братьям – ему просто тихо давали это понять. Зимний ветер донёс до него уже почти бессвязный шёпот девочки. Она умоляла Бога о смерти. Ей не хотелось жить, раз её родные не любят её, раз она никому не нужна. Она не хотела мешать их счастью. Она была уверена, что, если она умрёт, всем будет лучше.
Эта уверенность вызвала у духа зимы иррациональную ярость. Нет! Так не должно быть! Эти твари должны заплатить! Никто не смеет вот так судить детей за то, что они родились не от той матери! Никто.
Идея возникла внезапно, и была такой соблазнительной, что он вскочил с пронзительным смехом и захлопал в ладоши, пританцовывая на узком парапете. Прекрасно! Идеально! И если у девчонки только есть ледяной ген… Впрочем, он есть у всех, дело только в том, насколько выражен. И от степени проявления и будет зависеть количество затраченных усилий…
Одного прикосновения к лежащей в снегу девочке хватило, чтобы понять: настолько слабо выраженный ген он вряд ли когда-либо ещё увидит. На секунду ему показалось, что девочка – инопланетянка, и вообще данного гена не имеет. Более того, категорически не связанные с магией люди служили своеобразным балансом для мира, учитывая активность магов. И эта девочка имела все шансы стать ключевой фигурой в сохранении этого баланса. Но увы, её милые родственники только что разрушили надежду мира на спокойствие.
Почувствовав его прикосновение, девочка распахнула глаза. Должно быть он её напугал, хотя, когда длинные белые волосы и чёрные глаза не пугали обывателей? Но она не кричала, не отшатывалась – даже не дёрнулась. Перепутала его со смертью? Ему бы это точно польстило.
- Скажи мне «да», и тебе больше не будет холодно. Скажи «да», и ты сможешь творить невероятные вещи. «Да» – и твои братья и сёстры пожалеют, что выгнали тебя из дома.
- Ты дьявол и хочешь мою душу? – прошептала она нерешительно. Его это рассмешило.
- Я – Карачун, владыка тьмы и стужи. И я хочу тебя. Для экспериментов, которые в том числе позволят тебе доказать своим братьям и сёстрам, что они были неправы, заблуждались на твой счёт. Мне не нравится, когда родные люди ненавидят за то, что невозможно изменить.
-Да, - шепнула девочка, зажмурившись, когда волшебник рывком вытащил её из сугроба.
И никто не заметил, как по небу пронеслась гигантская состоящая из лавы рыбина, на которой восседал беловолосый мужчина с доверчиво прижавшимся к нему двенадцатилетним ребёнком.