Греховный Спикер

~***~

      Сильвила отвели в темницу и заперли в камере. Здесь были четко видны следы крови, словно кого-то попросту размазали, как муху по стеклу. В темных, сырых камерах было пусто, здесь редко держали кого-то живым. На каменной стене были прилажены тяжелые кандалы, и первый день Сильвил был скован по рукам и ногам. Поздно ночью, Сильвила увели в пыточную, и как он утром оказался вновь в камере, лежа на полу, - он не помнил. Сильвил очнулся от громкого рыка тюремщика-орка, вновь сковавшего Сильву руки кандалами на стене: - До тебя тут держали предателя. Вон, на стенах еще видны его останки. Повезло ему принять смерть от руки спикера. Не смотря на ее махонькое тельце, спикер не оставила ни одного куска размером больше ладони. Но не рассчитывай, что она и к тебе придет. Не так ты важен для Черной Руки.       Сильвил посмотрел на орка. Даже сейчас, с изувеченным телом, и лицом, наполовину залитым кровью, прикованный к стене камеры, Сильвил Сарелот смотрел на орка сверху-вниз, и взгляд этот был более выразителен, чем лучшая новелла лучшего барда в Нирне. Спокойный взгляд мудрого морровиндца.       Орк прищурил желтые глаза, глянув в ответ, и, замешкавшись немного, вышел. Было ясно, что он говорил о Ранитко. В сердце Сильвила проникла обида, так давно гонимая. Обида на всех, - на мать, на душителя, который ее не спас, на братьев в Морровинде, на Черную Руку, на всех, кто в полной мере не успел признать его несомненный гений. Да, благодарили, платили, но не признавали. И Сильвил никогда не требовал признания, хоть и заслуженного. Но больнее всего обида была на Рани. Будь он ей хоть немного дорог, она пришла бы, чтобы своими глазами увидеть то, как он честно и безропотно принимает наказание. Наказание за свои чувства, что возобладали над долгом. "Нет, она просто не знает, где я. И пусть не знает. Этот позор я смою кровью, и все страсти утихнут, словно пепельная буря."- последние здравые мысли, что отгоняли обиду и жалость к себе.       Вспомнилась Сильвилу и шаманка, у которой он был год с лишним тому назад. Тогда, во время сильной бури, в своем богатом шатре она предрекла ему эту судьбу, но сказала, что выбор сделает он сам, и в самый последний момент ошибется. Сильвил не привык ошибаться, и в этот раз твердо решил следовать своему плану. Первая часть плана была в стадии исполнения.       Утром дверь камеры скрипнула, и Сильвил с трудом поднял голову, глядя на вошедшего. - Ликвидатор. - Очень тихо и гулко поздоровался Сарелот, стараясь не уронить голову на грудь. Вошедший аргонеанин не скрывал своего раздражения. - Сильвил Сарелот. Все, что я смог сделать и сказать в твою защиту, не спасло бы тебя. На твою удачу, Верховный Спикер дал тебе возможность еще немного послужить Отцу Ужаса. Не многие покидают этих стен живыми. К чести сказать, ты третий из всех посетителей Темницы, и первый из тех, кто выйдет отсюда живым.       На этих словах в камеру прошел надзиратель-орк, и принялся снимать с Сарелота оковы. Как не было тяжело данмеру, он встал ровно на ногах, и смотрел на ликвидатора с вниманием. - Вот твой контракт. Я рад, что тебе не нужно объяснять детали. Это редкость для новичков.       Церкеен задержался, но не увидел от Сарелота никакой агрессии, в ответ на его слова про новичка. Это означало, что Сильвил спокоен, гордость и самолюбие не приведут его к смерти. Кивнув, Церкеен вышел, а Мар-гро-Баш, надзиратель, проводил Сильвила наверх, выдал его одежду и худо-бедно накормил.       После этого пытки прекратились, но доклады были ежедневные, и могли тянуться несколько часов. Церкеен приходил утром, выдавал контракт и данные по жертве. На убийство отводилось два дня. После завершения контракта, Сильвила встречала стража, снова отводила в камеру и очередной допрос о проделанной работе. Допросы и контракты не давали Сильвилу возможности думать о личном. Он должен был запоминать малейшие детали, Церкеена могло заинтересовать даже направление ветра в соседнем, от места исполнения воли Матери Ночи, городе.       Только ночами, ворочаясь на лежанке в камере, Сильвил мог ненадолго приоткрыть дверь чувствам, и дать отдыха голове, вспоминая Ранитко. В такие моменты он боялся закрыть глаза, чтобы не потерять лик возлюбленной, возникающий перед ним.       А после наступила тишина. После испытания унижением, проверки смиренности, настал черед испытания забвением.       Уже два дня прошло, как контракты прекратились. Церкеен не появлялся вовсе, и угрюмый взгляд тюремщика, что иногда приносил еду, не проронив ни слова, не предвещал ничего хорошего. Но и ликвидатор, и тюремщик, и сам Великий Слушатель совершенно точно знали, что страх быть забытым и запертым в камере никогда не тронет сердце Сильвила Сарелота.       Сильвил сидел в полумраке камеры и вспоминал последние контракты. Первый, позволивший покинуть темницу и вдохнуть свежего морозного воздуха гор – в Имперском Городе. Служанка - танцовщица богатенького вельможи в «Эльфийских Садах». Сильвил заманил ее в лес обещаниями и ложным восхищением, и там подвесил, растянув на двух связанных крестообразно деревьях. Этого требовал заказчик. Эмоции? Нет, их не было. Сильвил углубился в воспоминания той ночи. - Где мы? Мы ведь ехали к тебе в особняк. – Оглядываясь, спросила танцовщица. В ее больших, почти круглых глазах отразилась тревога. - В особняк? Что ты будешь делать в особняке? - Сильвил наматывал веревку на руку и смотрел на девушку. - А что ты хочешь? – Танцовщица улыбнулась, поправляя выбившуюся из прически прядь рыжих волос. - А что ты умеешь? – Сильвил подошел к жертве так близко, что она смогла разглядеть под капюшоном его лицо, с вечной печатью черной руки. - Танцевать! – Весело ответила та, и игриво вильнула бедром. - Танцуй тогда, танцуй! Самая длинная человеческая жизнь ничем не отличается от самой короткой, ведь настоящее равно для всех. И никто, никто дорогая, не может лишиться не минувшего, ни грядущего. Ибо никто не может отнять у меня то, чего я не имею! Ха-ха-ха-ха! – Зловещий смех убийцы – вот последнее, что услышала жертва. Когда-то прекрасная и талантливая девушка, мановением руки могучая вскружить голову любому своей красотой и гибкостью, за годы опустилась. Предала свою мечту, после серии ошибок, и ныне влачила жалкое существование, лишенное и смысла и намерения.       Сильвил подложил под голову руку, и сморгнул, словно отгоняя наваждение.       Теперь вспомнил он о второй жертве. Это был нищий. Сильвил верно понял, что заказчик сжег его особняк и угодья, и теперь просил выжечь самого бедолагу, и без того не в состоянии прожить. Сильвил нашел этого нищего в Корроле, и, показав несколько бутылок бренди, пожаловался на отсутствие компании. Нищий тут же согласился идти, куда угодно. За городом, сев на поваленное дерево, нищий уже не встал, оглушенный одним сильным ударом. Обильно облив сиродильским бренди, Сильвил сжег его заживо. Он смотрел на жертву, пока от нее не осталась лишь горстка пепла и костей. Еще один глупец и слабак, ведь истинная сила проверяется не тем насколько сильно ты бьешь, а тем способен ли ты встать после сильнейшего из ударов. Этот нищий сдался, признал поражение, признал себя побежденным и заслужил смерть.       Оба контракта раздосадовали Сильвила. Испытание смирения было очень тяжелым для него. С такими заданиями мог справиться любой новичок, но отчего-то их поручили ему, мастеру в решении сложных задач и головоломок. Верховный Спикер не мог сомневаться в его компетентности, и причиной такой издевки от Черной Руки могла быть только его любовь к Ранитко.       «Рани не моя слабость! Она не мое поражение, все не так! Рани моя сила, мой смысл! Но как объяснить это другим? Нет, это бессмысленно! Остается только подчиняться...»       Третий контракт порадовал тем, что хоть немного пришлось пораскинуть мозгами. Торговец лиходей. Имперец, пообещавший многим людям золотых гор и сбежавший, забрав деньги. Среди доверившихся были и бандиты, и уважаемый в столице купец, но найти подлеца они не могли. Простая девушка, лишившаяся отца из-за этой истории – она заказала лиходея Братству. Сильвил выследил его за сутки, и нашел в одиноко стоящем доме, в графстве Анвил. Лиходей устроился на работу сторожем. Сильвил не тратил время на выяснение его распорядка. Достаточно было того, что каждый вечер этот имперец ходил ловить рыбу в совершенно безлюдное место. Сильвил придумал и собрал специальный механизм, чтобы расправится с жертвой, и когда ловушка захлопнулась, украсил момент смерти диалогом. Голова связанной жертвы в очередной раз показалась из воды, повинуясь тросу механизма, в руках Сильвила. С таким механизмом и в такой одежде, Сильвил издалека был похож на свою жертву, которая мирно удит рыбу, то подсекая, то ослабляя леску. - Что? Что вы хотите со мной сделать? Я просто старик! Я не делал ничего плохого. - Знаешь, любое живое существо, когда его убивают, обязательно посылает сообщение. - Какое сообщение? – Имперец глубоко кашлял и отплевывал воду. - Самое главное событие в жизни - это смерть. - Нет. Пожалуйста, я сделаю все, что вы хотите, все, что вы скажете... - Почему ты ничего не чувствуешь? Все живое чувствует, каждая клеточка. А ты нет. - Я не знаю, не зна-аю!       Разговор стих, и связанная жертва ушла под воду. Уже навсегда. Алчность и жадность заставили этого старика бросить все, любовь, семью, любимое дело... Краденые деньги быстро кончились, потраченные и блуд и спиртное, временно заглушавшие внутреннюю пустоту. Старик превратился в оболочку, пустое место, которое мог занять любой порок, но и те, гнусаво, обходили стороной его воняющую миазмами тлена душу.       Мышцы затекли, Сильвил встал и поразмялся немного, отрабатывая рукопашные удары на несуществующем противнике. Тюремщик принес скудный обед - стакан воды и ломоть черствого хлеба. Выпив воду, Сильвил продолжил вспоминать.       Четвертая жертва. Вредная и скупая пожилая зажиточная редгардка из Скинграда. Как она вообще прижилась в этом городе? Кто ее пустил и позволил жить в городской черте? Она занималась скупкой краденого. По этой простой причине попасть к ней не составляло проблем. Сильвил «вырубил» ее ударом эфеса, разрезал на куски и сложил в бочку для воды. То, что это работа Темного Братства,- никто не подумал. Слишком вредной была старуха. И записку, оставленную убийцей, никто не заметил, или предпочел не заметить: «Если хочешь выдержать жизнь, готовься к смерти!».       Перед этим контрактом, Сильвил случайно услышал разговор тюремщика и стража о том, что Рани появилась в Городе. Появилась в Городе, и даже не пришла посмотреть на него. А он умирал, разрывался на кусочки, с душой пожираемой пламенем Обливиона. Страсть вспыхнула с новой силой, уничтожая в душе все доброе, и подбираясь к самому разуму. Оставить для Рани записку он не мог, и оставил жертве в Скинграде. Что он хотел сказать этой запиской он и сам не знал. Написал ее в порыве, еще не отойдя от стонов и криков звучащих в голове после убийства.       Рани... Сейчас ты, наверное, скучаешь по мне и ищешь. Прошу тебя оставить это. Никто не позволит нам встретиться.       Затем еще два «издевательских» контракта. Видимо, созданный Сильвом в Анвиле механизм Черной Руке не пришелся по нраву.       Надо было «помочь уйти» больной данмерке в гильдии магов Коррола. Легко заменив ядом лекарство, Сильвил даже приободрил жертву перед смертью, сказав, что ей скоро будет гораздо лучше. В трактире, готовясь к убийству, он услышал, что больная данмерка много лет назад лишилась ребенка, стала сходить с ума и представлять угрозу репутации гильдии. Бывший муж ее «заказал» или глава гильдии магов? На счастье матери, безумие и болезнь спасли ее от тягостного существования.       Потом убийство имперского стражника, слишком начавшего задаваться. Тут Сильв подключил осторожность. Узнал слабые места жертвы и подчинил двух здоровых псов. Послушные животные накинулись и разорвали возвращавшегося из таверны стражника, в клочья. К своим двадцати пяти годам, этот стражник уже запятнал свою честь насилием малолетних и вымогательством у бедняков. Поглощенный жаждой власти он перестал отличать зло от добра, правильное от иллюзорного и нажил себе десятки врагов.       Воспоминания всплывали и затухали в сознании, как падающие звезды в море. Правила и устои учили беспрекословно подчиняться приказам, выполнять свою работу не задавая лишних вопросов. Но сейчас, сидя в камере, Сильвил мог себе их задать и попытаться понять замыслы Черной Руки. Размышляя о контрактах, устоях Темного Братства, Сильвил снова и снова мысленно возвращался к любимой. Вспоминал ее улыбку, тонкие и такие нежные черты лица, то, как она смущалась при виде подарков, хотя и делала вид, что это нечто, само собой разумеющееся. «Ранитко просто живет своей жизнью и выполняет свои обязанности. Мне нельзя быть в ее жизни, но без любимой - мне жизни нет. Я был глуп и ослеплен страстью. Но теперь прозрел и понял, выход только один.»       Внезапно, дверь в камеру отворилась, и на пороге показался тюремщик с одеждой и оружием Сильва. - Ты свободен. Отправляйся в квартал новичков и жди распоряжений. Верховный Спикер просил тебе передать, что нарушение приказов теперь карается смертью, тюремных заключений больше не будет, он надеется, что ты все понял. - Я понял. - Сильвил взял свои пожитки, оделся и вышел из темницы.       Пришло время реализовать следующий шаг своего замысла. Для этого необходимо было проникнуть в Квартал Черной Руки, и оставить письмо у Ранитко в комнате.       С Кристофером Сильвил встретился в таверне «Последний ужин». Узнать повадки охранника Рани – Пушка, - не составило труда. Кристофер с упоением расписывал все особенности своего создания и конечно не отказался, когда Сильв предложил передать Пушку угощение – кусок мертвой плоти. Неспешно заворачивая зловонный кусок в тряпку, Сильвил улучил момент, когда Кристофер отвернулся, и вылил на его подарок половину флакона яда. - Я думаю, Ранитко у себя, и стража согласиться проводить меня к ней. Однако, я хотел бы, чтобы ты пошел со мной. – Сильвил говорил монотонно, и Кристофер согласно кивнул.       В Последнем Ужине Сильвил дождался ночи, и отправился в комнату Рани с Кристофером.       При входе в Квартал Черной Руки, Сильвил сразу обратился к стражнику. Тот возразил, отметив, что Ранитко нет в городе, но передать все необходимое он ей может. Применив все свое мастерство убеждения, и прибегая к свидетельству Кристофера, Сильвил, в сопровождении стража, прошел в комнату Рани. Некроманта все же не пустили. Кусок мертвой плоти он кинул у входа, и положил на ближайший столик записку.       Кристофер, несомненно, сделал Пушка неуязвимым, но бестиарий Мороувинда Сильвил знал гораздо лучше и пропитал мясо ядом, от которого не выжить даже нежити. Через некоторое время, из открытого люка в комнату плюхнулся сам Пушок. Обнюхав Сильвила издалека, он поджал уши и стал озираться по сторонам. Данмер поднял и сунул ему под нос кусок мяса, а после погладил по голове: - Я знаю, что умру, а ты нет. Я даже знаю, когда это произойдет. – Произнес Сильвил на эшлендском.       Стражник, не поняв ни слова, выпроводил Сильва, а спустя пару минут все было сделано: мертвый Пушок упал на пол, не сумев даже издать какой-нибудь звук. Это было последнее сообщение для любимой. Либо она будет с ним, либо смерть. Сильвил надеялся, что Рани поймет, и стал считать часы.       Запершись в узкой комнатке в квартале Новичков, Сильвил ходил из угла в угол, сцепив руки за спиной. Час, другой, третий. Рани по его подсчетам, уже вернулась, и охранник доложил ей о визите Сильвила. Час, другой, третий... Никто не стучал в его дверь. Сильвил сел на кровать, обхватив голову руками. Как и было предсказано, он поменял свои планы. Он принял совсем другое решение в самый последний момент. Встав, Сильвил вышел из комнаты, и более его никто не видел.       Через сутки после безвременной кончины Пушка, ничего не подозревающая Рани вернулась из Чейдинала. Ни информация про убежище Тайных в Чейдинале, ни отравленная стрела с мгновенным ядом, ничто не могло остановить переполняющих сердце данмерки волнительных эмоций. - Город Ночи, город мечта, попадая в его сети, пропадаешь навсегда...- напевала она.       Рани торопилась, - скорее прибежать в свою комнату, привести себя в порядок, и, надев свадебное платье, увидеться, наконец, с любимым. Рани не могла не улыбаться, в голове представали самые прекрасные картины их пламенного объяснения, а сердце предвкушало самый необычный в ее жизни сюрприз, ведь их так умело делал Сильвил. Они слишком долго не виделись, и терпеть это Рани больше не намеревалась.       Спешившись у входа, Ранитко осмотрела себя, обернулась на Варга, и открыла деревянную дверь в пещеру. Кто-то поджидал ее у входа. Этот кто-то крепко обхватил Рани сзади руками, в нос ударил резкий запах вытяжки сонного папоротника. Рани тут же подумала «Тайные меня выследили! », но услышала только: - Тише, тише, любовь моя. Смерть не любит суеты...       На этих словах Рани моргнула, и открыть глаза не было сил. Руки и ноги словно отрезали от тела, после чего Рани полностью отключилась.       Очнулась Рани на чердаке какого-то здания. Под ногами был пол из тонких досок, через которые сочился свет. Значит, здесь кто-то живет. Из-за темноты Рани не могла разглядеть потолок или стены, словно она была посреди огромного зала, погруженного во тьму. Здесь было душно и пахло мокрыми тряпками. Рани была крепко привязана к стулу, руки и ноги ее были связаны, и веревки больно впивались в кожу. Попытки освободиться никакого успеха не дали, Рани перестала дергаться и смотрела в окружающую темноту. В этот раз страха за себя она не испытывала. В сердце был только страх за тех, кто в Городе. Ведь если ее увезли Тайные, то братьев могли просто вырезать. Сейчас Рани решила просто дождаться удобного случая и сбежать, там уже она найдет кого-то из Черной Руки, и они вместе решат, что делать дальше. Воображение ясно рисовало ей картину трагедии глобального масштаба. - Мутсера! - Услышала Рани из темноты привычное для Морровинда приветствие. - Сильвил! – Громким шепотом выпалила Рани. – О, слава Ситису, любимый! Почему я здесь?       Голова немного закружилась, и разглядеть «плавающую» рядом тень без света было сложно. Рани облегченно вздохнула, и вновь попыталась высвободить руки. В это время Сильвил заговорил. Голос его был другим, непривычно неуверенным: - Я ждал, я так долго ждал тебя, закрытый в камне. Я не могу минуты прожить без тебя! - В голосе Сильва слышалась горечь и боль. - Что случилось? Почему я связана? Не томи меня! – Жалобно пропищала Рани. Она вспомнила внезапные и всегда приятные появления любимого и недоумевала, почему тот не спешит ее освободить. Затем появилась мысль про какую-то интересную игру, в конце которой Сильвил сделает ей предложение. Но то, что и каким тоном он говорил, не напоминало игру. - Я любил тебя и продолжаю любить. Каждый раз в Балморе, когда ты садилась в мой Силт-Страйдер и рассказывала свои истории, мысли... Я хотел признаться тебе, но не решался. А потом я увидел тебя в Городе Ночи... Наше единение, наша любовь, наша связь двух сердец.       Сильвил наконец-то почувствовал, что может выговориться, и продолжал: - Я был глуп и слеп. Хотел жениться на тебе, создать свою темную семью. Я ведь все приготовил. Я обожал тебя и дышал только тобой. Но мы никогда не сможем быть вместе. Выход только один.       От такого поворота событий Рани окончательно растерялась и не на шутку испугалась. Сильвил говорил так, словно сошел с ума. Или его свели с ума. - Ты хочешь меня убить? – Рани замерла, и смотрела на силуэт Сильвила, едва выделяющийся в темноте. - Нет, это ты меня убьешь. - Спокойным и печальным голосом ответил Сильвил. Данмер прошел мимо и полы его восточного наряда коснулись колен Рани. - Я увидел тебя, и мое сердце, моя душа ожили. Я стал чувствовать и понял, что до этого был мертв. Без тебя я мертв. Ходячий мертвец, недостойный существовать. Как один из тех, что я убивал. Лишь с тобой я живу. Но бесценную жизнь мне запретили, забрали у меня возможность быть живым. Рани изо всех сил старалась понять, в чем дело, но не могла уследить за мыслями Сарелота. - Так живи со мной. Мы будем вечно вместе, я приняла твои дары, и согласна на то, чтобы... Сильвил замер за спиной у Рани, и прервал ее: - Догматы. Воля Ситиса в том, чтобы мы не были вместе. Приказ Черной Руки не подлежит обсуждению, осуждению или непринятию. За непринятие приказа Черной Руки – казнят.       Рани замерла и не знала, что ответить. Мысли никак не желали пуститься в нужное русло, она была напугана и находилась в полной растерянности. Ее опора, тот, на кого она всегда могла положиться, сейчас говорил непонятные вещи. Рани отказывалась понимать его слова где-то на подсознательном уровне, привыкшая к тому, что в этой жизни все бывает только так, как захочет она. Ее желания никогда не перекрещивались с догматами, и быть с любимым не казалось ей чем-то дурным или запрещенным.       Сильвил, продолжая стоять у нее за спиной, вновь негромко заговорил. На этот раз в его голосе послышались так любимые Рани мистические восточные мотивы: - Я не хочу жить без тебя. Ведь это означает лишь влачить жалкое существование. Когда ни кровь, ни смерть, ни боль, причиняемые во имя Ситиса, не приносят ничего, кроме чувства опустошенности. Отец Ужаса, высшие инстанции, все это пустой звук для меня теперь. Ты убьешь меня и положишь конец моей истории. - Почему я? – Задыхаясь, спросила Ранитко. Она была шокирована и почти срывалась на плач. Кроме того веревки на запястьях сильно натерли руки и боль не давала ей возможности сосредоточиться. - Ты - любовь всей моей жизни. Ты и есть моя жизнь. Кроме того, ты спикер Темного Братства, а значит воля и меч Ситиса.       С этими словами Сильвил разрезал веревки на руках и ногах Рани. Звук рвущихся от одного сильного движения клинка пут, наводил ужас. От этого звука Рани словно парализовало, и она не смогла даже взять Сильвила за руку, чего совсем недавно очень хотела. Это было похоже на звук разрывающихся сухожилий. Сильвил зажег стоящую на бочке рядом с Рани свечу, и она увидела рядом со стулом лук эшлендера и три стрелы: даэдрическую, стальную и ту, что убила Элдина. Сильвил обошел Рани, и встал напротив, в десяти шагах. - Рядом с тобой лук и стрелы. Возьми их. Теперь вложи стрелу и натяни тетиву. Хорошо, любовь моя. Теперь стреляй. - Что, если я не буду этого делать? Что, если я убегу? - Сказала Рани, трясущимися от волнения руками держа на взводе огромный лук. Сильвил с мгновенье помолчал, словно оценивая возможность такой ситуации. - Ты не оставляешь мне выбора. С этими словами он зажег факел, и рядом с ним высветилась фигура связанной Тамары, с кляпом во рту. - Или она, или я. – Сильвил приставил клинок к горлу Тамары. В глазах бретонки блестели слезы, но она не показывала ни страха, ни волнения. - Стреляй! – В нетерпении повысил голос Сильвил, заставляя Рани сильнее натянуть тетиву. - Сейчас ты, наверное, думаешь:- а не выстрелить ему, скажем, в коленку. Пока подоспеют братья, я его свяжу и обезврежу... Предвидел. Стрелы обработаны ядом, какого не знают здесь, в Сиродииле. Ты лишь доставишь мне лишнюю порцию мучений. Ну же, стреляй!       Сильвил надавил лезвием клинка на горло Тамары. Было ясно, что в следующую секунду он убьет бретонку.       Рани поджала губы, как делала всегда, стреляя из лука, и выпустила стрелу. Мгновение, тонкий звук полета смертельного жала. Стрела вонзилась в горло Сильвила, и тот, отведя руку с клинком от шеи Тамары, не пошатнувшись, упал назад.       Рани откинула лук в сторону, и бросилась к упавшему Сильву. Опустившись на колени, она схватила его за одежду, и потянула на себя, поднимая. Сильвил Сарелот был мертв. Капюшон спал с его головы, из горла торчало древко стальной стрелы. Рани вытащила стрелу, и, оторвав кусок ткани, крепко перевязала Сильву горло. Ее губы дрожали, и она только повторяла: - Подожди... Подожди.       Остановившись, Рани положила голову Сильва себе на колени, и стала гладить и целовать его лицо, тихо напевая колыбельную. Так делала ее мама, когда Рани лежала с лихорадкой. Эти слова для Рани обладали великой силой, и становилось легче.       Тихий шепот небесных влюбленных Сегодня раздался над нашим домом Сегодня встретились Луна и Солнце Для того, чтобы вечно быть вместе. Оставив смертных без света и жизни, Солнце стало жить с Луной. Солнце, что бросило нас, это Мессер, Луна это Секунда. Двое влюбленных вместе лишь во тьме. Их любовь дает нам свет в ночи. Благословение Азуры, Магнус раскрылся над нами, Заменив предавшее нас солнце. Согреет он тебя своим светом, Лишь двое влюбленных закончат свой танец.       Рани глубоко вздохнула, не в силах более петь, душимая слезами. Она склонила голову, крепко обняв Сильвила. Так она находилась в забвении, пока ее не потянули за плечи вверх. Все вокруг поплыло перед глазами. Черные тени метались из стороны в сторону, факел ожил и с треском плавно завис в воздухе. Голос Винсента Вальтиери исходил откуда-то издалека, и слов было не разобрать.       Винсент поднял Рани, держа за плечи, и голова Сильвила упав с ее колен, ударилась о досчатый пол. Рани издала громкий крик, и, вырвавшись, опустилась вновь на колени, стараясь поднять тело Сильвила.       Тамара, которую обнаружили и освободили первой, помогла увести Рани. Винсент крепко держал данмерку, но она, словно одержимая, металась, стараясь вернуться к Сильвилу, крича на эшлендском о том, что ему нужна помощь.       Рани не успокаивалась всю дорогу, и старалась вырваться даже когда Винсент уже усадил ее верхом на Варга. Чтобы не сделать ей еще хуже, Винсент как можно крепче зафиксировал ей руки, прижал к своей груди, и Варг сорвался с места, унося их в горы Джеррал.       Для того чтобы скрыть от всех произошедшее, Винсент провел Рани в квартал Черной руки ночью, накрыв робой с головой. Закрыв дверь в комнате Рани, Винсент уложил ее на кровать, но уйти не решился, сев рядом. Рани приподнялась, и тесно вжалась в грудь Винсента, словно стараясь спрятаться. От переживаний, Рани не могла успокоиться, и, прижимаясь к груди вампира, тихо бормотала себе под нос совсем другую песню. Винсент внимательно слушал, и понимал текст, даже на эшлендском. Похоже, розе больше не цвести. Похоже, ручейку больше не бежать. Похоже, ни одной звезде не засиять, Похоже, ты меня не любил. Похоже, не было стрекоз иль мотыльков. Похоже, птичке больше неба не пресечь. Похоже, солнце никогда-никогда не зажечь, Похоже, ты меня не любил. Невозможно представить наш мир без звезды, Но представить его без тебя, невозможно и вовсе. Похоже, никогда не настанет весна. Похоже, высокие древа попали под топор. Похоже, я не должна быть и сама жива. Похоже, ты меня не любил.       Винсент аккуратно наложил на Рани успокаивающие чары, и, поглаживая ее по голове, дождался, пока она уснет. Все время, пока она спала, Винсент находился рядом, опасаясь, что данмерку будут мучить кошмары или даже проснется и, поддавшись чувствам, наложит на себя руки.       Рани проснулась у себя в комнате, лежа на кровати, как и была в робе Черной Руки. От мифрилового нагрудника, пусть он и повторял ее грудь, тело болело по бокам, и жесткий каркас давил на ребра. Рани попробовала повернуться, но взглянув в сторону, передумала. Рядом с ее кроватью на стуле сидел Винсент и держал ее руку в своей. Увидев, что Рани проснулась, он начал говорить, не отпуская ее руку: - Прости меня сестра, я был не прав. Ведь это для нас прошло четыре года, для тебя же все промелькнуло как один день. Мы очень любим тебя и не хотим потерять! Винсент сжал ее ручку в своей, и, обняв, поцеловал в щеку. Ранитко невольно вяло улыбнулась в ответ. - Ты никогда не будешь одна, мы всегда с тобой. Я всегда с тобой, чтобы не случилось! Помни об этом и... Можешь приходить ко мне по любому поводу и без повода. Охранные сигиллы я выключил. Винсент закончил свою речь, погладив Рани по голове. - Что это у тебя? – Рани провела пальцами по щеке и шее Винсента, повторяя контур бледного шрама, которого раньше не было. - А, это Ярость Ситиса. Я настолько боялся, что Братство лишиться такого уникального гения по твоей вине, что сам всех его лишил. – Винсент «забегал» взглядом, что делал крайне редко, и, глядя на статую Ситиса и зажженные свечи, усмехнулся, и сказал, словно самому Отцу Ужаса: - Но я, как видишь, выжил.       Рани пыталась как можно дальше отогнать от себя любые мысли, и попросила оставить ее наедине с едой и вином, которые стояли на столике. Винсент, обрадованный таким заявлением, очень быстро и незаметно ушел.       Рани села на кровати, и разулась. Она подняла голову, и взгляд остановился на скульптуре Матери Ночи. Глаза Рани в тот же момент наполнились слезами, и чувства вырвались наружу с громким низким криком. Рани не могла сдерживать себя. Опустившись на пол и стоя на коленях, она поднимала руки, и, не в силах сказать ни слова, просто выла от боли и горя. Еще одна ее жизнь закончилась. Первая жизнь была разбита с приходом имперских войск в ее дом. И началась новая, с приглашением от брата приехать в Сиродиил. Вторая жизнь была разбита, когда ее обвинили в намеренном убийстве. И началась новая, в Темном Братстве. Третья жизнь была разбита с Очищением и смертью спикера. И началась новая, в Городе Ночи. И вот, четвертая жизнь была разрушена смертью Сильвила Сарелота. Эта жизнь уходила больнее всего, потому, что была не только счастливой, но и честной. Рани бессильно падала на пол, и только новая волна рыданий и стон поднимали ее тело и заставляли вновь в бессильной мольбе протягивать руки к Матери.       Рани не знала, сколько времени прошло, часы, дни... Но она проснулась, сидя на полу и склонившись на кровать. Ее разбудило чувство присутствия. Рани обернулась, и едва смогла разлепить отекшие от слез глаза.       Перед ней стояла фигура в черно-кровавой робе. Глубокий капюшон скрывал лицо. Но как только человек заговорил, Рани рассмотрела и узнала его. - Меня зовут Люсьен Лашанс. И я говорю от лица Матери Ночи.       Рани растеряно огляделась – она была в своей комнате в квартале Черной Руки. В смятении, она вновь посмотрела на человека. Тот выглядел вовсе не как старый-добрый друг или все понимающий любящий брат. Выглядел он как Люсьен Лашанс, от него, казалось, исходили потоки какой-то мрачной, холодной энергии. - Ты окунулась в боль, как в теплое ласковое море после того, как тебе разбили сердце. – Голос Слушателя звучал вовсе не приветливо, и Рани невольно подобрала ноги к себе. Люсьен Лашанс не двигался, и продолжил говорить: - Жизнь вовсе не такая, как должна быть. Жизнь не такая, после того, как ее разорвали на две части. Думаешь, не привиделось ли это тебе. Игры эмоций и любви, как будто все сговорились против тебя. Только слезы Матери Ночи отмоют твою жизнь.       Люсьен сделал шаг, и указал рукой на статуэтку Счастливой Пожилой Леди. Мать Ночи смотрела с любовью, прижимая одну руку к груди, словно на самом деле лицо ее было в слезах, и этими слезами она смывала всю грязь с души своей дочери. Рани перевела взгляд вновь на Люсьена, и боялась даже дышать. - Скажи мне, кто дал тебе право опуститься на колени и плакать всю ночь? Как ты посмела думать о том, что своим плачем ты, смертное создание, можешь что-то изменить? Самовольность и безнаказанность, лукавство и ложь превратили твое благословение в проклятье. Поэтому ты валяешься здесь, на полу, а я стою перед тобой, глядя на тебя сверху.       На этих словах лицо Люсьена исказилось, словно он вынужден был смотреть на самые мерзкие нечистоты. Рани, дрожа, глядя в пол, все же поднялась. Но ее хватило только на то, чтобы подняться до высоты кровати и сесть на нее, ссутулившись. В голове пронеслась фраза «Это все из-за вас». Быстро взглянув на морщившегося Слушателя, Рани сделала глубокий вздох, и, расправив плечи, села ровно, внимательно глядя на Люсьена. - В этом мире скорби, легче обвинять. Обман и отрицание, - так ты решила избежать гнева Ситиса? – Увидев в глазах данмерки мгновенное смятение, и ни на секунду не сомневаясь, что знает ход ее мыслей, ведомый Матерью Ночи, Слушатель продолжил: - Жизненный путь ведет в могилу, это неизменно. Ситис встретит нас в Бездне, и там мы будем ему служить. Мать Ночи руководит каждым нашим шагом. И что ты будешь делать? Встанешь на колени, и опять будешь плакать всю ночь, моля Их о пощаде?       Люсьен сделал шаг вперед, и заговорил другим, более мягким голосом, в то время, как его рука обхватила эфес меча: - Темное Братство, и весь Сиродиил на пороге гибели. Почему бы нам вместе не найти решение? Ненужно плакать, утри слезы. – Люсьен протянул Рани платок, и казалось, это белое пятно источало самый яркий в мире свет. Рани непроизвольно зажмурившись, взяла подарок и быстро вытерла лицо. - Я столько раз пытался помочь всем, кто в этом нуждался, но они не слушали. Теперь для них слишком поздно, так что просто сохраним этих людей в памяти.       Рани невольно улыбнулась, распрямляя и складывая подаренный платок. Голос Люсьена вновь сменился. Этот тон она узнала. Таким тоном он обычно давал распоряжения, голос уверенный, наставляющий. - Ты на досуге размышляешь об убийстве. Думаешь, как бы изящней нарушить заповеди Девяти. Тебе нравится насаждать ужас в сердцах незнакомых людей. Хочешь, чтобы целые города жили в страхе, сами не зная, кто тому причина. Никогда не уходить в подполье, быть центром обсуждений. Не сворачивать со своего пути, даже если он потревожит чей-то покой. Разбитые мечты уже не имеют для тебя совершенно никакого значения. Как ты думаешь, кто ты такая? - Я...Ранитко Снишеч. – Тихо, но уверенно ответила Рани, и, видя, как Люсьен Лашанс одобряюще покивал головой и улыбнулся, продолжила: - Я - Спикер Темного Братства. - И я говорю от лица Матери Ночи. – Закончил фразу Люсьен, и последние слова его повторила и Рани.       После этого разговора, Рани пришла в себя, и чувствовала себя как никогда раньше мотивированной. Она получила не утешение, а поддержку и наставление. Очень много правильных идей она получала, вспоминая слова Люсьена, и каждый раз думала о том, как же Темному Братству повезло. Великий Слушатель довольно кивнул и вышел из комнаты.