Наперегонки со смертью

— В Бёркли? — я хмурюсь и задумчиво оглядываюсь вокруг. Действительно, я узнаю город своего детства, кажется, я даже помню эту улицу. — Но… почему здесь? — озадаченно смотрю на отца. На его лице появляется какая-то странная ухмылка, которая, впрочем, быстро исчезает.  — Я так понимаю, что они решили похоронить тебя рядом со мной. Разве это не логично? Я вздыхаю, глядя в землю, и хмуро киваю.  — Что ж, думаю, они правильно предположили, что я этого хотел бы.  — Идём, — отец кивает в сторону перекрёстка. — Идти тут не далеко. Но до меня к тому моменту уже доходит, куда именно нам надо идти. Я помню ту не очень большую, но уютную церковь с золочёными куполами, совсем недалеко от кладбища. Мы бодро шагаем вдоль улицы, и уже скоро приходим к месту назначения. Улицу заливает яркое солнце, но огромную толпу людей, одетых в чёрное, это, похоже, совсем не волнует. У меня аж рот отрывается при виде того, какое море народу здесь собралось. Нет, серьёзно! Перед церковью толчётся не менее трёх тысяч человек! Они переговариваются между собой, негромко, но от того, что их очень много, над улицей разносится характерный гул. Признаться честно, я начинаю немного впадать в панику. У меня никак не укладывается в голове то, что происходит. Это напоминает какой-то жуткий сюрреалистичный кошмар. Оставив отца на земле, я поднимаюсь в воздух. Невольно радуюсь тому, что теперь у меня есть крылья: не нужно проталкиваться сквозь толпу, а вместо этого я могу просто порхать и кружить над ними. Боже, как же их много! Кто все эти люди?! Что они вообще здесь делают?! Судорожно работаю крыльями, чтобы рассмотреть среди этой толпы своих близких. Поначалу я нахожу знакомых и приятелей, но очень скоро замечаю их тоже: они стоят недалеко от крыльца, на котором установлен гроб. Когда я вижу родственников, сердце у меня сжимается (хотя не уверен, что в нынешнем состоянии я могу так говорить). Дэвид выглядит совершенно убитым и бледным как сама смерть. Марси, и без того всегда тихая и незаметная, жмётся к Дэву и маме и неотрывно пялится в асфальт: боится поднять взгляд. Она вся как-то сжалась в комочек, и кажется даже ещё меньше, чем обычно. У мамы и Эд всё глаза опухшие и красные от слёз, руки моей супруги дрожат, крепко сжимая платок. Джейкоб и Джозеф прижимаются к ней с двух сторон и затравленно оглядываются по сторонам, будто дикие зверьки. Оба выглядят так, будто их хорошенько потрепали. Холли и Анна, как обычно, лихорадочно цепляются друг за друга, и пока им удаётся сдержать слёзы. Майк, конечно, тоже здесь, и даже Бритт пришла вместе с ним. Она крепко сжимает его руку и периодически поглаживает по плечу, хотя и у самой девушки вид очень печальный. Дёрнт болезненно жмурится и время от времени вздрагивает. Даже Нессеры все тут! И Стив с Натали, и родители Эдриенн… Эд сжимает в руках очень красивый, нежный и воздушный букет. Не из стандартных роз и гвоздик, а что-то гораздо более необычное и особенное. Она крепко цепляется за него, то прижимает к груди, то рассматривает, оправляет и поглаживает, будто ища у него поддержки. Спустившись пониже, я пытаюсь узнать и вспомнить, что же это за цветы. Букет составлен из нескольких веток вишни, анемонов и циний. И тут меня передёргивает. Я вспоминаю, что Эд какое-то время очень увлекалась языком цветов и против моей воли в голове всплывают их значения. Это не просто букет. Эд с помощью цветов составила целое послание. Вишни — «недолговечность». Анемоны — «ты меня покинул». Циннии — «Я оплакиваю твоё отсутствие». Ощущение у меня такое, будто внутри всё скрутили в тугой узел, да ещё и поиграли им в футбол. Я просто не могу на них смотреть — такие они все несчастные. Больше всего на свете мне хочется просто упасть на землю и разреветься. Вдруг я замечаю, как через толпу к моим близким проталкивается Тре, которого крепко держит за руку Рамона. Вид у Кула до того несчастный, что мне становится ещё более тошно, хотя минуту назад я думал, что это невозможно. Похоже, он почти не спал: больше всего Фрэнк сейчас напоминает бассета с их вечно печальными красными глазами и обвисшими мордами. Как только они достигают цели, Рамона первым делом бросается к Джои, обнимает его и что-то негромко бормочет ему в ухо. Тре делает то же самое с Эд, а после этого они обнимают всех по очереди и вливаются в общую толпу. Рамона встаёт рядом с Джои и держит его за руку, а Фрэнк старается встать как можно ближе и к Эд и Майку. Я просто не могу на всё это смотреть. Внутри у меня будто что-то разрывается, я просто не могу стоять на месте, я срываюсь с места и вихрем подлетаю к своим и опускаюсь на землю возле них.  — Эд! — бросаюсь к жене, пытаюсь сжать её руку. Но она только вздрагивает, моя рука проходит насквозь. Пытаюсь прикоснуться к её щеке — тот же результат. — Господи… Эди! Пожалуйста! Это я, я здесь! Неужели ты меня не слышишь?! Ну же! — я ору во всю глотку, так, что в какой-то момент мой голос срывается на хрип, я прыгаю и размахиваю руками, стараясь привлечь внимания, продолжаю выкрикивать имя жены. Но это всё бесполезно. Меня никто не слышит. Меня охватывает дикое отчаяние. По щекам струями катятся слёзы — что ж, вот мы и выяснили, что души могут плакать. Господи, да меня всего трясёт, и я реву, как пятилетний ребёнок, разве что не вою сиреной! Мне никогда ещё не было так паршиво. Меня буквально сгибает пополам от боли. Боже мой… Это так невероятно глупо… я здесь, со своими любимыми людьми, но даже не могу с ними поговорить, потому что они меня не видят и не слышат, и думают, что потеряли меня навсегда.  — Эй, я здесь! Ну же, Эд! Что бы ни случилось, я всё равно здесь, я с тобой! — снова пытаюсь позвать я, размахивая руками прямо перед лицом жены. Из моей груди вырываются истеричные крики, мне самому это больше всего напоминает вопли раненого животного. И снова это всё бесполезно. Взглядом Эд скользит точно по тому месту, где стою я, но она не видит вообще ничего. Ну как так, а? Как?! Почему всё так несправедливо? Смирившись с тем, что пытаться привлечь внимание бесполезно, я просто встаю неподалёку, чтобы наблюдать за происходящим. Вскоре служитель церкви выходит на крыльцо. Он бросает вопросительный взгляд Эд, та кивает. Тогда церемония начинается. Я нерешительно подхожу ближе и встаю рядом с ним (всё равно никто не узнает, что я тут). Окидываю взглядом всех собравшихся. Крышку гроба открывают, и я невольно вздрагиваю (не очень-то приятно, знаете ли, видеть собственное бледное, бездыханное тело). Неужели я правда так выгляжу со стороны? При жизни я всегда казался себе симпатичнее. Нет, я, конечно, никогда не думал, что я прям Аполлон, но считал, что всё же достаточно симпатичен. Но здесь… Впрочем, я думаю, все прекрасно понимают, как выглядят мертвецы. А если не представляете — поверьте, вам не захочется узнать. Служитель начинает свои песнопения, все лица теперь обращены к нему, а все голоса смолкли. От заунывных звуков молитвы мне становится ещё более не по себе, внутри всё переворачивается. Потом он говорит какие-то мудрые наставительные слова семье, друзьям, всем остальным. Потом предлагает слово присутствующим. Наш продюсер и ещё пара гостей высказываются, и это заставляет моих друзей и близких разреветься ещё пуще. Женщины прячут лица в платках, Джои упорно пялится в асфальт и часто моргает, Майк старательно вытирает лицо тыльной стороной ладони. Наконец, им позволяют по очереди подойти к гробу. Эдриенн подходит первой и кладёт свой букет прямо на подушку, возле головы. Я отворачиваюсь, не в силах больше на это смотреть, и так и стою до тех пор, пока не слышу, как крышку закрывают. И поворачиваюсь я как раз вовремя, чтобы увидеть, как Алан, Дэвид, Майк и Тре поднимают гроб на плечи и начинают движение. Люди расступаются и дают им дорогу. За ними сразу шагают Эд с мальчишками, мама с сёстрами, Мейси, Бритт и Рамона, все Нессеры. Толпа быстро превращается в скорбную процессию, которая почти что преграждает всю улицу. До кладбища идти недалеко, но никто не торопится, и шествие движется в спокойном темпе. Я порхаю над ними, периодически делая круги, стараюсь наблюдать за Эд. Неожиданно она расправляет плечи и делает совершенно невероятную вещь. То, чего я, пожалуй, меньше всего мог ожидать в данной ситуации. Она поднимает голову, глубоко вдыхает и… начинает петь. Эдриенн дрожит всем телом, крепко прижимая обе руки к груди, будто надеясь, что так сумеет удержать сердце внутри и не дать разорваться от боли, по щекам катятся слёзы, но её чистый и сильный голос поднимается над толпой и звенит в воздухе, заставляя всё вокруг замереть. После первой же строчки вокруг наступает полная тишина. Вся толпа прислушивается во все уши. Джейкоб и Джозеф смотрят на мать с удивлением, но уже на третьей строчке вступают. Конечно, они знают слова песни наизусть, ведь мы столько раз пели её вместе. Понемногу песню подхватывают всё новые и новые голоса.

Take away the sensation inside Bitter sweet migraine in my head It’s like a throbbing tooth ache of the mind I can’t take this feeling anymore Drain the pressure from the swelling, This sensation’s overwhelming, Give me a long kiss goodnight And everything will be alright

Постепенно вступают все присутствующие, или почти все, и вот уже поёт целая толпа. Над улицей разносится громовым эхом одна из самых сильных и любимых слушателями наших песен. Они шагают в похоронной процессии и поют! Заливаются слезами, но поют. Это болезненное, но в то же время поистине потрясающее зрелище. Они великолепно поют. Звонкие, мягкие, высокие, низкие, грубые голоса сливаются воедино, и это… Это звучит поистине невероятно и потрясающе. Я завороженно смотрю на всё это, и даже забываю работать крыльями. Никогда бы не подумал, что написанная мной песня может оказаться настолько сильной. Воздух буквально вибрирует от того, сколько энергии и эмоций вкладываются в эти слова.

Tell me that I won’t feel a thing So give me Novacaine Out of body and out of mind Kiss the demons out of my dreams I get the funny feeling, that’s alright Jimmy says it’s better than air, I’ll tell you why Drain the pressure from the swelling, This sensation’s overwhelming, Give me a long kiss goodnight And everything will be alright Tell me that I won’t feel a thing, So give me Novacaine (Green Day — «Give me Novacaine»)

Прохожие оборачиваются и удивлённо смотрят на это шествие. Некоторые присоединяются и шагают какое-то время рядом. Даже те, кто явно понятия не имеет о Green Day, проникаются этим зрелищем. Люди выглядывают из окон домов и дверей магазинов. Люди выбегают из дворов, чтобы посмотреть, что там такое происходит. Улица словно всколыхнулась и на миг зашевелилась, а потом всё остановилось. Кажется, даже сама природа замерла на пару мгновений, чтобы внимать этому невероятному действу. Процессия идёт, и все поют до тех самых пор, пока не достигают конца пути. Мои братья и лучшие друзья бережно опускают гроб на землю. Чей-то голос, обладателя которого я даже не вижу, спрашивает, не хочет ли кто-то ещё высказаться. Желающих не обнаруживается, и тогда церемонию завершают. По всем правилам право бросить первый ком земли в могилу предоставляют Эд. Она загребает горсть, подходит к самому краю свежевырытой шестифутовой ямы и вытягивает руку. Несколько секунд Эдриенн так и стоит, крепко сжимая ком в руке и зажмурив глаза. Это зрелище отдаётся новой волной боли в моей груди. Я мечусь туда-сюда из конца в конец толпы и не знаю, куда мне деваться. Хотелось бы мне знать, о чём Эд сейчас думает. Наконец, она отпускает ком. Он падает на крышку гроба с глухим стуком, и это заставляет меня болезненно вздрогнуть. Эд запускает процесс: следующими должны быть мальчишки, потом мама, и все остальные, один за другим. Родственники и друзья подходят по двое и по трое, и я снова и снова и снова вздрагиваю при каждом ударе кома земли о крышку. После всех приглашают в зал для поминального банкета.