Макс Корж—Эндорфин
Заметался пожар голубой, Позабылись родимые дали. Первый раз я запел про любовь, Первый раз отрекаюсь скандалить.***
От лица Марины. Сегодня который раз, за свою чёртову жизнь, я убедилась, что обещание в наше время это пустой звук. Люди кидают его на право и налево, словно для них это просто, как зубы почистить. Обещание — это то, что ты несмотря ни на что, должен выполнить. Это довольно-таки серьезные слова и ими нельзя разбрасываться. А особенно, когда оно порождает надежду. Щукин обещал позвонить, написать, придти, сделать хоть что-то для того, чтобы мы сегодня смогли увидеться. Я как последняя дура ношусь со своим телефоном, чуть на шею его не вешаю, лишь бы не пропустить его звонок. Которого—ЧертбыподралэтогоЩукинавместесегословами—нет. Влюбленная дура. Противно до скрежета в зубах. В данный момент мы сидим с Морозовой на кухне, пытаясь приготовить что-то на ужин. Алина постоянно режется, недовольно ругается, шатая мои, и без того хрупкие, нервы. Мы постоянно путались на кухне, совершенно не понимая, что каждая из нас хочет делать. В итоге, после небольшой размолвки, мы разделили обязанности. Я запекаю рыбу в духовке, каждые пять минут просматривая телефон, а Морозова чистит картошку, подпевая какой-то известной песне. Стоит ли Щукин такого моего внимания? Ему что трудно написать СМС? Почему, мать моя женщина, я так жду от него хоть что-то? Потому что он грёбаный вор. Вор, который нагло украл мое сердце и даже не спросил разрешения. Интересно, а он мучается так же сильно? Хотя бы надеюсь на то, что мне приходится мучаться не одной. Пусть катится к черту. Устало потираю кончиками пальцев виски, оборачиваясь в сторону Морозовой. Девушка, совершенно наплевав на отсутствие голоса и слуха, пела какую-то песню, постоянно смеясь и отшучиваясь. Кажется, она рассказывает что-то мне. Черт. —.и как ты думаешь, мне стоит идти? — вопрос застаёт меня врасплох, так как я предполагаю, что перед ним была рассказана огромной величины предыстория. — Извини, я немного утеряла суть вопроса, — виновато поджимаю губы, на что Алина, кажется, даже не увиделась. Робко закатила глаза, сдерживая хитрую улыбку.— Ты не могла бы повторить? — Миша. Он пригласил меня завтра на каток, представляешь? — она вновь начинает чистить картофель, иногда подкидывая на меня удивлённые взгляды.— Дело не в том, что я не хочу идти, совсем нет. Просто я совсем не умею кататься, я боюсь показаться смешно и глупо. — Даже если и так, думаю Мишке будет приятно научить тебя кататься, — проверяю рыбу, которая уже запекалась в духовке и вновь поворачиваюсь к сестре. Запах мигом атаковал мой нос, заставляя невольно пошатнуться. Давно меня мутит от рыбы? — Эй, с тобой все хорошо? — приподнимается с места, а я слышу ее голос так мутно, словно она находится на дверью. Отчаянно хватаюсь ладонями о столешницу, но это, кажется, лишь усугубляет ситуацию. Чувствую, как мое тело, словно мешок с картошкой ударяется о пол, а горячие щеки соприкасаются с холодным паркетом. Перед глазами опускается что-то темное и холодное, заставляя невольно поежиться от собственного бессилия. Последнее, что я слышу, перед тем, как тьма полностью окутала мое сознание, это крик. Отчаянный, надрывный, громкий крик Алины, просящий помощи.***
Был я весь — как запущенный сад, Был на женщин и зелие падкий. Разонравилось пить и плясать И терять свою жизнь без оглядки.***
От лица автора. Касаткина радостно вздохнула и с лёгкостью распахнула глаза ровно до тех пор, пока не осмотрелась. Кругом тьма. Такая загадочная, мрачная и страшная. По ее озябшему телу прошёлся холодок, отчего она поморщилась и затаила дыхание. Тишина. Марина никогда не любила тишину. Она такая звенящая, режущая, что хочется тут же крикнуть, топнуть, сделать хоть что-то, чтобы заполнить эту пустоту. Дергано оборачивается, словно сзади кто-то хорошенько дал под дых, и начинает бежать, не слыша собственных шагов. Пытается закричать, позвать на помощь, но все, кажется, тщетно. Слезы начинают душить, а воздуха становится катастрофически мало. Где-то в лёгких начинает печь, заставляя девушку остановиться и больно упасть на колени. Интересно, а можно во сне упасть в обморок? Конечно же она спит. Не может быть иначе. Сидя на коленях, девушка пытается как-то привлечь внимание, старается крикнуть, стучит по своим ногам до тех пор, пока силы не кончаются. Марина боится темноты почти также сильно, как остаться совершенно одной. Совершенно глупый и нелогичный страх, но она боится кажется, до замирания сердца. Ее холодное тельце беспомощно дрожит, ей остаётся лишь обхватить свои тонкие ноги в крепкий замок и спрятаться там от всего, что ее окружает. Она начинает что-то шептать себе под нос, стараясь успокоиться, а вместо темноты представить что-нибудь светлое и приятное. Первая картинка, которая возникает перед ее глазами, это улыбка собственной матери. В уши ударяет давно забытый смех. Ее губы всегда нежно растягивались, совершенно не вульгарно и не слишком широко. Она обнажала свои ровные белые зубы, поглаживая ее непослушные волосы, приговаривая утешительные слова. Второй картинкой послужила яркая Морозова. Улыбающаяся, смеющаяся и, кажется, счастливая. Это было ее шестнадцатилетие, когда Касаткина сама приехала к ней в Москву, чтобы отпраздновать это событие. Марина помнит, как растянулись губы в широкой улыбке, как Алина смеялась и прыгала в объятия своей семьи. Которой больше нет. Третью картинку занял, темноволосый молодой парень с светлыми голубыми, словно небо, глазами. Марина усмехнулась такому раскладу, но все же продолжала представлять его образ перед собой. Она помнит, как он целовал ее. Настойчиво, нежно, порой немного мокро, проводя шершавым языком по ее губам, проникая внутрь. Она помнит, как он обнимал ее за бедра, талию, держал за подбородок. И, наверное, сейчас бы она все отдала, чтобы образ, который находился только на грани ее воображения, был здесь на самом деле. Это единственное, чего она желает. Вдруг, совершенно неожиданно, в ее нос ударил едкий запах, заставляя поежиться и резко распахнуть глаза. Где-то вдалеке послышался недовольный, но обеспокоенный голос Морозовой, который явно учил кого-то жизни. Она неосознанно улыбнулась и вновь прикрыла глаза, понимая, что скорее всего сейчас проснется. Не может же она, в конце концов, спать вечно.***
Когда на лице твоём холод и скука, Когда ты живёшь в раздраженье и споре, Ты даже не знаешь, какая ты мука, И даже не знаешь, какое ты горе.***
От лица Марины. Едкий, до тошноты неприятный запах проник куда-то в глубину моих ноздрей, заставляя тотчас избавиться от него и хорошенько чихнуть. Медленно провожу сухим языком по такой же сухой губе, понимая, что, кажется, у меня не осталось сил, чтобы просто открыть глаза. Сквозь веки чувствую слишком яркий свет, из-за чего хочется крикнуть, чтобы его убрали. Что за хрень творится со мной за последнее время? Кряхчу от неудобства, и все же пытаюсь открыть глаза, услышав при этом облегченный вздох. Первое что я вижу, когда открываю глаза — убийственно яркий свет. Пытаюсь сглотнуть собравшуюся жидкость во рту, но чувствую лишь неприятный вкус сухости. Немного привыкнув к такой яркости, оглядываюсь, понимая, что нахожусь в лежачем положении на диване. — Очнулась, Марина Алексеевна, — невольно вздрагиваю, услышав незнакомый для моих ушей голос. Резко оборачиваюсь, заметив перед собой довольно жилого врача в привычном медицинском в халате. Морозова вызвала доктора? Да ладно.— Вы здорово напугали свою подругу. Он протягивает мне стакан, как я понимаю, с простой водой и мило улыбается. Приподнимаюсь на локтях, а потом и вовсе сажусь на диван, почувствовав лёгкий дискомфорт и тошноту. Принимаю из его теплых рук стакан и сразу принимаюсь его опустошать. Мужчина достал из своего чемоданчика небольшой блокнот и начал в нем что-то поспешно писать. — Не обращайте внимания на мою подругу, —прикусываю губу и ставлю пустой стакан на столик.— Со мной все в порядке, просто, видимо, немного переутомилась. — Она сделала совершенно правильно, что вызвала меня, — поправляет на носу очки, окинув меня добрым взглядом.— Вам, знаете ли, противопоказано нервничать и нарушать режим сна. — Со мной все хорошо, — настойчиво улыбаюсь, закатывая глаза, на что мужчина опускает свои очки, посматривая на меня с долькой недовольства.— Я учусь, и это нормально, что у меня иногда нет времени на сон, но я постараюсь его восполнить по возможности. Он некоторое время молча осматривает мое лицо, а я чувствую себя совершенно неудобно и неловко. Что он, черт возьми, пытается во мне найти? Я ему что, картина, секрет которой он пытается найти? — Марина, скажите, — он начинает медленно, отложив свой блокнот с записями на стол рядом с стаканом.— Вы вообще в курсе в каком положении находитесь? — А что не так с моим положением? —— непонимающе хлопаю глазами, растерянно потупив взгляд. Неужели со мной все настолько плохо? Вновь повисает недолгая тишина, сквозь которую я слышу лёгкий шум из кухни. — Вы носите ребенка, — он выжидающе осматривает мое лицо, которое тут же исказилось в непонятной гримасе. Я ношу. что? Эти слова, они как гром, который ударил где-то рядом и оглушил. Чувствую лёгкий писк, который обычно бывает при оглушении или контузии, и тяжело вздыхаю.— Я не могу сказать какой срок, с этим вам нужно обратиться в поликлинику и обязательно встать на учёт. Будьте готовы к тому, что ближайшее время вас будет тошнить. Токсикоз, понимаете ли. Я вам написал здесь немного витаминов, которые помогут пережить вам этот период максимально безболезненно. Он вырывает из блокнота листок и аккуратно кладет его на стол. Я же пытаюсь понять, когда эта ситуация смогла выйти из-под контроля. Так получилось, что я переспала с Щукиным всего раз. Один грёбаный раз, а он смог меня обрюхатить. Немыслимо. Держусь взглядом за жилого мужчину, будто он является решением всех навалившихся проблем, чувствуя, как к глазам подступают слезы. Доктор спешно начал собираться, складывая все свои инструменты в чемоданчик, все ещё одаривая меня обнадеживающей улыбкой. Его глаза так и твердили: « не бойся, все будет хорошо, юная леди». Ничего не будет хорошо. Черт. — Ваша подруга обещала присматривать за вашим состоянием в ближайшее время. Не отчаивайтесь, дорогая, я уверен из вас выйдет отличная мать.— он в последний раз улыбается и покидает комнату, оставив меня одну. В сопливых розовых мелодрамах я должна сейчас немедленно рассказать Щукину о том, что беременна. Потом он скажет, что любит меня, сделает мне предложение и мы будем жить долго и счастливо. Только, черт его дери, это не мелодрама. И я не нужна Егору со своими проблемами. И он не любит меня. Он увлечен мною, может быть, я даже немного нравлюсь ему. Но это потолок. Я для него приятное отвлечение. Я для него грёбаный виски, который заглушает всю боль и остальные чувства. Зачем ему нужна малолетняя студентка с ребенком, пускай даже его собственным. Нет. Я уверена, что узнав об этом, он тотчас выставит меня из своей жизни, не забыв помахать белым платочком на прощанье. Все так и будет. Только я не готова опять опускаться до такого уровня, чтобы быть вышвырнутой, словно ненужная собака. Я точно уверена, что не смогу убить его. Я не смогу убить своего ребенка. Моя мать учила меня, что нужно уметь отвечать за свои поступки, а не убегать от них. Но с другой стороны, какая из меня мать? Я, в какой-то степени, ещё сама ребенок. И я не готова становиться матерью-одиночкой в 19. Слышу неуверенные шаги в коридоре, которые заставили меня прервать бурный поток мыслей и поднять глаза. Морозова выглядела так же неуверенно и убито, как утром, держа при этом мою любимую кружку. Неловко переминаясь с ноги на ногу, девушка всё-таки решает подойти ко мне и присесть напротив, где несколько минут назад сидел врач. — Как ты себя чувствуешь? — она вяло улыбается, сделав это лишь для того, чтобы казаться вежливой, наверное. Видимо, эта ситуация смущает не только меня. — Не очень, — сглатываю накопившуюся жидкость и опуская глаза на одеяло, которым я оказалась укрыта. Далее она громко страдальчески выдыхает и протягивает мне мою кружку с чем-то очень горячим. — Это чай с лимоном и медом, —поясняет девушка, впихнув мне напиток в холодные ладони.— Марин, я могу сейчас просто сказать тебе, что мне жаль и жить спокойно дальше. Но я не буду этого делать. Я правда хочу помочь тебе с этой ситуацией, разобраться в ней, и наконец, найти какие-то разумные выходы. Ты, знаешь ли, моя сестра и я не могу остаться равнодушной. — Спасибо, — делаю небольшой глоток чая, чувствуя как тепло разливается по всему телу. То ли он таких искренних и добрых слов, то ли он горячего напитка.— Правда, спасибо, потому что я, скорее всего, не смогу справиться сама. — Этот ребенок, — она аккуратно делает акцент на последнем слове.— Он желанен для тебя? Ну, то есть. — Он неожиданен, Алин.— пытаюсь отшутиться, но получается настолько ужасно, что оставляю попытки.— Я не планировала заводить ребенка в таком юном возрасте. Я хотела окончить институт, найти престижную работу, выйти замуж, а потом уже задумываться о ребенке. Но у меня всегда все выходит не по плану. Это, черт его подери, закон подлости, понимаешь? — Ты знаешь кто его отец? — спустя небольшой паузы произносит Морозова настолько тихо, что я сомневаюсь был ли такой вопрос вообще задан. Чуть не давлюсь чаем, пытаясь переварить то, что она спросила. — Ты думаешь, что я спала с огромным количеством парней, не зная кто именно мог стать отцом? — приподнимаю брови, заметив, как ее лицо начинает покрываться румянцем. — Нет, у меня был всего один парень за последний, наверное, год. И, как ты понимаешь, он и есть отец этого ребенка. — И это, наверное, тот самый парень от которого ты без ума? Тот самый парень, имя которого нельзя называть? — она робко закатывает глаза и резко поднимается с места, направившись в сторону окна.— Расскажи мне о нем. Хотя бы что-то. Я не знаю как тебе помочь, как оценить ситуацию, если я не знаю кто его отец. И, черт возьми, не смотри на меня так. — Алин, это ничего не поменяет, поверь.— несмотря на соприкосновение моей ледяной кожи с горячей кружкой, я все-равно чувствую холод. Убийственный, злой и жестокий.— Я не собираюсь говорить ему об этом. — Касаткина, это его ребенок! Не будь же такой эгоисткой, он имеет право знать, что станет отцом! — она начинает активно размахивать руками, а звук ее голоса доходит до меня сквозь какую дымку, туман. Так расплывчато и нечётко, что начинает кружиться голова. — Я никогда не видел в тебе развлечение на ночь. — Хей, мне правда трудно себя держать. Чертовски трудно, ты не представляешь какая ты красивая — Ты моя женщина, моя, слышишь? И я не позволю себе потерять тебя. Алина продолжала что-то говорить в то время, как в моей голове звучал только один голос. Голос, который я, наверное, хотела сейчас слышать в последнюю очередь. Приподнимаю лицо, понимая, что ледяные капли слез медленно стекают по коже. Я плачу, а Алина говорит, говорит, говорит… — Алина, я не нужна ему! — совершенно не узнаю свой голос. Он выходит непривычно громко, грубо, заставляя Морозову замолчать. Наконец-то.— Понимаешь ты это, или нет? Ему не нужна 19 летняя студентка! Щукину не нужна 19 летняя беременная студентка! Я для него чёртово отвлечение. Грёбаный виски, который помогает ему забыться! Почему ты, черт возьми, просто не можешь мне поверить? — Прости.— она тут же оказывается рядом, утыкаясь своим холодным носом в мою шею. Она тихо всхлипывает, крепко обхватив мои плечи.— Прости, прости, прости. — Я не знаю как это получилось, правда, Алин, я не знаю.— запрокидываю голову назад, глотая собственные слезы. Знаете, чертовски больно, когда говоришь о проблемах вслух. Правда-правда. Боль зарождается где-то в горле, заставляя сморщиться и приглушённо закричать.— Я просто выслушивала его проблемы с Кариной, пыталась помочь советом, поддерживала, а в итоге оказалась с ним в одной кровати. Ещё хуже–я забеременела о него! Черт! Она успокаивающе гладит меня по спине, наверное, пытаясь как-то поддержать. Ничерта не выходит. Ничерта не успокаивает. Тошнит от жалости. Больно кусаю губу, аккуратно принимая ее в объятия. Я не могу поступить по-свински, когда она старается сделать хоть что-то. — Мы что-нибудь придумаем, Марин.— аккуратно кладет мою голову на свои колени, поглаживая по моим спутавшимся волосам. Аккуратно улыбается, стирая с моих щек слезы и размазывая тушь.— Я тебе обещаю. Прижимаю горячие ладони к своему, пока плоскому животу. И, знаете, вы можете надо мной смеяться, но я чувствую. Что-то живое, что-то родное. Чувствую лёгкие пульсации, невероятное тепло и, как ни странно, спокойствие. Что бы не произошло, бросит ли меня Щукин, или же останется рядом, я никогда не избавлюсь от «своего» ребенка. Он единственное, что у меня есть. Единственный родной человек в мире, где меня не любят. Я постараюсь выбраться, даже если придется устроиться на две, на три работы. Я смогу вырастить его. Я должна оставаться сильной.***
Когда ж ты добрее, чем синь в поднебесье, А в сердце и свет, и любовь, и участье, Ты даже не знаешь, какая ты песня. Ты даже не знаешь, какое ты счастье.***
От лица автора. Дергаясь на кресле в довольно дорогом ресторанчике, Щукин-младший время от времени поглядывал на настенные часы, при этом недовольно вздыхая. Напротив за столиком сидел его отец, внимательно всматриваясь в меню и выбирая чем же ему сегодня поужинать. Черт. Он хотел провести этот вечер с Касаткиной, а не на встрече с отцом, который с ним хотел очень серьезно поговорить. И как назло он оставил свой дипломат вместе с телефоном в машине. Даже чёртову СМС он не в силах отправить. А ведь Марина, наверное, ждёт, волнуется, и, возможно, она уже звонила несколько раз. — Пап, ты же позвал меня в это шикарное заведение не для того, чтобы изучить меню от корки до корки.— он устало выдыхает и рассматривает интерьер ресторана. Приятные теплые тона, хорошее освещение и дорогие картины на стенах. Безусловно, здесь очень красиво.— Давай перейдем к делу, я очень устал. — Егор, сегодня же выходной, — он откладывает меню и поправляет очки.— Будь, пожалуйста, добр уделить своему отцу хотя бы часик своего драгоценного времени, ладно? — загадочно улыбается и складывает руки перед собой в крепкий замок.— А вообще я хотел поговорить о тебе. — Обо мне? — удивлённо вскидывает брови, совершенно не понимая что он мог такого натворить. Прикусывает губу, переведя взгляд с глаз отца на его галстук. — Просто хотел провести с тобой немного времени, поговорить и узнать немного нового из твоей жизни, — пожимает плечами. К столику подошла низкая официантка в строгой униформе и Щукин сделал большой заказ.— Хочу убедиться, что у тебя все хорошо. — У меня все хорошо, —делает глоток воды из стакана, переведя взгляд в окно.— Если ты про расставание с Кариной, то все хорошо. Она свалила куда-то по контракту за границу и я искренне надеюсь, что больше ее никогда не встречу. — Я хотел поговорить не об этом, — он загадочно улыбается, тепло глядя на своего сына.— В последние несколько дней ты сам не свой, прямо светишься. У тебя кто-то появился? Только не говори, что нет. Я ведь знаю, что да. — Тогда зачем спрашиваешь? — он вяло усмехается, наблюдая за реакцией мужчины. Он хрипло смеётся, поправляя свои редкие волосы на голове. — Просто хотел убедиться, что это правда.— разводит руками, продолжая улыбаться.— Ну, ты расскажешь мне о ней? Хоть что-то? — Я думаю, тебе достаточно знать, что она чрезвычайно умна, безумно красива, а самое главное, важна для меня.— он проговаривает медленно, будто бы вырисовывая перед собой образ шатенки.— Черт, знаешь, я никогда такого не чувствовал. — Понимаю, —он тепло улыбается. Щукин сильно переживал за сына после его расставания с невестой. Буквально, место себе не находил. Постоянно срывался, пил успокоительные, смотря на то, как его чадо страдает. И сейчас, когда он начал возвращаться к жизни, он чувствует невероятное облегчение.— Что же, я надеюсь, что эта девушка достойна тебя. — Главное, чтобы я смог стать достойным для нее, — больно кусает губу, обращая своё внимание на часы. Все. Больше он не сможет отсиживаться в ресторане, зная, что девушка его ждёт.— Отец, ты извини, но я пойду. Я действительно очень устал и хочу немного поспать. Давай перенесем наш семейный ужин на завтра? — Конечно, — он понимает, что его сын сейчас поедет не домой, чтобы поспать. Далеко нет. Но он не может противиться этому. Он видит по его глазам, что он чувствует. Рядом с этой девушкой он живёт и, кажется, счастлив. Разве может он бороться со счастьем собственного сына? Он помнит, что в далёкой молодости он тоже любил. Он бессознательно и бесповоротно любил мать Егора. Любил страстно и отчаянно, что мог не спать ночи напролет. Он помнит все их моменты. Первая встреча, первое свидание, первый поцелуй, свадьба, рождение ребенка. Он прожил с ней всю свою жизни и никогда даже думать не смел о разводе или измене. Теперь же, он надеется, что Егор сделает правильный выбор и никогда не отпустит человека, рядом с которым он вновь начал жить.***
Только мне тяжелее было. Я страшнее знавал дела. Мне любимая изменила, Это хуже, чем умерла.