Драко Малфой был порядочным засранцем. Порядочным, потому что так научила его мама, и засранцем — а каким ещё он должен был вырасти на примере Люциуса Малфоя? Однако за последние два года Драко пересмотрел все аксиомы жизни, которые так тщательно вбивал в него отец все его детство.
Но к тому, что преподнесла ему жизнь, мальчишка был не готов ровным счётом ни на йоту. От этого удара не спасала плотная корка его заносчивости и ореол отпрыска благородных кровей.
И юный Малфой был не совсем разбит обстоятельствами, но надтреснут точно. Он утратил свойство трезво размышлять, нормально спать, а ещё его член словно зажил собственной жизнью. С последним обстоятельством жить было совсем невыносимо, Драко словно вернулся в свои четырнадцать лет, когда испытал первую поллюцию.
Блейз заметил его состояние и предложил Малфою просто потрахаться, и Драко даже решил поступиться своими принципами и заняться любовью с Асторией.
Однако претерпел фиаско. Как оказалось, явиться на Бал, сопровождая Панси, было не лучшей идеей. Астория скривила свои пухлые губы и теснее прижалась к семикурснику. Кажется, его звали Захария Смит, но Малфой не был в этом так уверен. Что ж, младшая Гринграсс дала ему от ворот поворот, даже не пожелав выслушать его оправдания.
— Ты что, серьезно хотел оправдываться перед этой девицей? Серьёзно? — зудела под ухом Панси, она даже не старалась скрыть свое дурное настроение и смотрела на все вокруг с кислым выражением лица.
— Это мое дело, Панс! — прорычал Драко и пригубил пунша. Дурацкое настроение Паркинсон было заразительно.
Грейнджер он не видел весь вечер и поражался ее способностям спрятаться на условно большой площади Большого Зала. Панси не желала шевелиться и покидать местечко, которое заняла ещё в самом начале торжества, и лишь с мрачным молчанием поглощала канапе и другие закуски, которые разносили по столикам домовики.
— Панс, может потанцуем? Чтобы не возникло пересудов…
— С метлой своей потанцуй, — огрызнулась Паркинсон и откинула тщательно заплетенную косу за плечо.
— Да что с тобой не так, Панси?! Ещё год назад ты была фанаткой таких вот празднеств! Что случилось?! — Драко не был шибко чувствительным к чужим переживаниям, больше слушая свои собственные. Однако Паркинсон была чем-то расстроена.
— Ещё год назад я не была толстой неповоротливой девкой, которая вот-вот родит! Я могла обхватить свою талию без особых усилий! А ты знаешь, как долго я шла к этому результату. И вот снова! — Паркинсон едва не расплакалась на месте, и Малфою стало стыдно. Он редко испытывал это ощущение, но в последнее время многое изменилось.
Панси всегда была несколько полненькой девочкой, с курносым носом и дурацкой прической. Но к пятнадцати годам ее упорная работа над собой дала плоды. Она вытянулась, скинула лишний вес, черты лица девушкиээ стали более плавными, появились хорошенькие скулы. Да и волосы она почти всегда убирала в высокую прическу. Панси Паркинсон была живым воплощением железного характера. И ее упорство поражало Драко.
Но самое отвратительное — Малфой не знал, что ему сказать, чтобы хоть как-то поддержать ее. Он просто сидел и моргал, пытаясь сформулировать ответ.
— Панс, ты отлично выглядишь, — единственное, что смог выдать Драко спустя, наверное, тысячу лет, как ему показалось. Как и ожидалось, Паркинсон лишь презрительно скривила губы.
Друзья продолжили бы сидеть на месте до конца вечера, но их мрачное уединение в компании пунша и канапе прервал нарисовавшийся на горизонте Лонгботтом.
Староста Гриффиндора был не навеселе, каким представлял его Драко. Праздничный вечер приближался к своему окончанию. Некогда мнение Малфоя о Невилле Лонгботтоме было столь низким, а отношение пренебрежительным, что Драко изредка грыз червячок совести, незначительный для его эго, но все же грыз.
После страшного года, когда в Хогвартсе господствовали близнецы Керроу, Малфой изменил свое мнение о Невилле, он завидовал этому парню. И если Поттер вызывал у него чувство зависти в отношении его популярности, вседозволенности и фанатской любви, то Лонгботтом обладал теми качествами характера, которыми сам Драко похвастать не мог. Из забитого пухлого мальчишки, боявшегося собственной бабки, Невилл вырос в храброго, честного и даже благородного молодого человека. Который, кстати, неплохо так владел мечом. Малфой боялся до дрожи в коленях змею Темного Лорда, а вот увалень Лонгботтом пустил Нагайну на перчатки.
— Малфой, у нас чп, — Невилл кивнул Панси в знак приветствия, Паркинсон поджала губы и отвернулась. Невилл хоть и был героем практически всех учащихся, но для Панси мало изменился. Конечно она была теперь не так ядовита как раньше, но и показывать как изменилось ее отношение к нему не собиралась, искренне считая, что Лонгботтом по прежнему такой же тюфяк, хоть и до черта храбрый.
— У вас что? — Драко редко понимал все эти аббревиатуры и предпочитал настоящие слова, а не сокращения стенографиста. Наверняка Невилла приучила сокращать Грейнджер, кто ещё мог это сделать?
— Чрезвычайное происшествие. Пошли, иначе прольётся кровь, — Лонгботтом как-то странно улыбнулся от последних своих слов, Драко же бросило в пот от одного только упоминания крови.
Драко Малфой никогда бы не смог стать полноценным Пожирателем Смерти. Все они не чурались убивать, нередко игнорируя очень темное непростительное заклинание Авада Кедавра. Оно ведь легко отслеживались аврорами. А вот бытовое режущее заклинание — нет. И Драко никому никогда не говорил, что жутко боится крови. От одного лишь ее вида Малфой мог почувствовать себя очень дурно и даже потерять сознание. Такую вот травму он вынес с войны.
— Да пошутил я. Пойдем! — Невилл прекратил ухмыляться и, засунув руки в карманы брюк, поспешил к выходу из Большого Зала. Лонгботтом, как и все гриффиндорцы, предпочитал носить магловскую одежду в свободное от учебы время и на праздник пришел в стильном костюме. Драко не завидовал ему — в собственном черном суртюке и парадной черной мантии ему было удобно. Жарковато, конечно, но удобно. И все же Драко решил, что приобретет в свой гардероб магловский смокинг. — Но Гермиона рвет и мечет.
Панси резко обернулась, вцепилась взглядом в Драко, едва ли не прожигая в нем дыры размером с Черное озеро. Малфой сделал настолько кислое выражение лица, что Панси едва не поперхнулась пуншем, который начала пить. Лонгботтом хмыкнул, по-своему рассудив выражение лица Драко Малфоя, который изрядно подпортил ему существование на первых курсах. О чем именно подумал Невилл, Драко было наплевать. Товарищем он ему не был. Так, сокурсником, коллегой.
— Панс, проследи за порядком, пока меня не будет, — Малфой дал ценное указание подружке, и та, передразнив его кислое лицо, согласилась.
Парни покинули Большой Зал и двинулись в сторону вестибюля.
Драко услышал крики. Картина, открывшаяся ему возле главной лестницы, абсолютно его не порадовала.
Кричал, собственно, Блетчли. Он болтался в воздухе и дрыгал ногами, его палочка валялась на полу. Рядом с ней сидел, прислонившись к стене, Финниган. Он был в отключке. Гермиона и в правду была в ярости — ее волосы топорщились во все стороны, прическа была безнадежно испорчена, она напомнила Малфою ощетинившегося котенка. Грейнджер умело колдовала, не прекращая левитировать Майлза.
— Что здесь происходит, Грейнджер? — удивился Малфой. Давно он не видел, чтобы Гермиона наказывала кого-то физически. Да, он слышал, что это Гермиона прокляла в девяносто шестом Мариэтту Эджкомб, но ведь сто лет уже прошло.
— Здесь происходит нападение на студента и попытка изнасилования, Малфой! — выплюнула Грейнджер. И Драко только заметил, что ее праздничная кремовая мантия помята, а рукав практически оторван. До него со скоростью снитча дошло осознание, что Блетчли, получив от Грейнджер динамо, попыток до нее достучаться не бросил, причем он явно был пьян, растерял весь контроль над собой и полез к ней с домогательствами. Но Блетчли не на ту напал, видимо, считая, что титул Героини Войны она носит формально.
— Ой дурак! Расколдуй его, Грейнджер, — Малфой упер одну руку в бок, а другой закрыл лицо.
— Ещё чего! Я не собираюсь попустительствовать тебе и отпускать этого… гада! — Гермиона опешила, но колдовать не перестала. От перемены эмоций Вингардиум Левиоса взметнуло Блетчли ещё выше. — И вообще, что это ты мне указываешь?!
— Мерлин! Грейнджер! Я собирался отволочь это гнусное тело к директору! — вспыхнул Драко и вытащил палочку, чтобы самому отменить заклинание.
Грейнджер удивилась, ее брови приобрели форму домиков, а рот округлился в букве «о».
Заклинание отменил молчавший до сих пор Лонгботтом. Блетчли с криком и характерным стуком упал на пол.
— Лонгботтом, я мог и сам! — обернулся Малфой к нему. Гермиону же начал настигать шок от пережитого. Она резко побледнела и отшатнулась от валявшегося на полу Майлза, тот стонал от боли и что-то верещал о ноге.
— Отведи Гермиону к мадам Помфри, — Невилл проигнорировал реакцию Драко и, схватив полу мантии валявшегося Блетчли, бесцеремонно потащил того в сторону лестницы. Майлза ожидал долгий путь к директору. И очень ухабистый. — Этого я сам доставлю к профессору Макгонагалл.
— Пошли, Грейнджер, — Драко пошел сторону картины, за которой прятался вход в Боковую комнату. О ней он узнал от матери на третьем курсе. Нарцисса вспомнила о ней, когда объявился Сириус Блэк. В отличие от тети Беллы, мать всегда тепло отзывалась об изгое Блэков. И по рассказам матушки именно Сириус рассказал маленькой Нарси об этом проходе, который он обнаружил с Мародерами. — Ну?
Грейнджер стояла истуканом и словно смотрела сквозь Малфоя. Драко слышал, что некоторых шок настигает лишь после аффекта. На реабилитации, которую посещал отец, колдомедик много говорил, что тело старшего Малфоя переносит страшную боль, и долгий сон после приступов был своего рода шоковым состоянием.
— Грейнджер… — вновь позвал Малфой девушку. И Гермиона ожила, внезапно бросившись к нему, прижалась к Драко всем телом и уткнулась носом куда-то в подмышку, словно искала защиты.
— Я так испугалась! — всхлипнула Грейнджер, Драко тут же сгреб ее в объятия. Она стала жертвой ужасного по своей сути поступка. — Он оглушил Шеймуса и начал приставать ко мне, угрожая палочкой! Лез целоваться, а руки шарили под мантией. Драко! Я так испугалась, что даже пошевелиться не могла! Если бы не Невилл! Мерлин! Я так испугалась! Нев оттолкнул его от меня! А если бы я сделала с Блетчли что-то ужасное?!
Все же Блетчли сумел застать ее врасплох. Малфой зло сжал челюсть. Если Макгонагалл оставит все как есть и не исключит подонка, Драко напишет Поттеру. А уж тот наверняка прилетит со скоростью бладжера и уволочет насильника в Аврорат. Ещё у Малфоя жутко чесались руки и хотелось очень сильно проклясть Блетчли, но ему нельзя было рыпаться — надзор за ним, как за ранее подсудным волшебником, был строгий.
— Тс-с-с, Грейнджер. Все хорошо. Все обошлось! — Драко успокаивающе поглаживал ее по спине, она вздрагивала. — Сходим к Помфри, тебе нужно умиротворяющее зелье. Иначе Лонгботтом меня вот так же хладнокровно зарежет, как Нагайну. — Малфой пытался разрядить обстановку, Грейнджер что-то пискнула. — Что?
— Шеймус, — чуть громче произнесла Гермиона.
— Что Шеймус? — не понял он.
— Мы забыли о Шеймусе, — Гермиона отпустила из объятий Малфоя, и он увидел, как она покраснела. Глаза от слез, а щеки от румянца. От вида слез Грейнджер Драко ощущал такое острое отчаяние, но вид ее прелестного румянца заставлял его сердце биться чаще. До него дошло, что пыталась она донести до него.
Префекты и вправду забыли ещё об одном участнике инцидента — Финниган бессознательном кулем лежал на полу.
— Неловко как-то вышло, — Малфой почувствовал, как жар заливает его шею, смущение заполняло его с головой.
Гермиона слабо улыбнулась и подошла к другу. Тем временем Малфой подобрал забытую Невиллом палочку Блетчли.
— Лонгботтом — растяпа, — Драко вертел волшебным артефактом. Он никогда не мог распознать из какого-же дерева создана палочка — не было в нем такой вот жилки. Малфой восхищался Гариком Оливандером и считал его лучшим из людей. Только вот мастер волшебных палочек теперь вряд ли был бы рад увидеть Малфоя на пороге собственного магазина. Нынешнюю палочку Драко получил в Министерстве, она тщательно отслеживалась аврорами, но это была вынужденная мера на пять лет. — Надо сдать палочку Макгонагалл.
— Профессору Макгонагалл, Малфой, — поправила его вольность Гермиона и потрепала Финнигана за щеку — попытка не привела к успеху. — Энервейт!
Финниган очнулся с характерным звуком заглатывания воздуха после долгого нахождения под водой. Взгляд его быстро фокусировался на Гермионе.
— Герм, что, черт возьми, произошло? — пролепетал Шеймус, потирая затылок, на котором зрела здоровенная шишка — он не очень удачно упал, когда Блетчли его вырубил. — Почему у меня болит голова, а твой вид, словно ты не причесалась с утра…
— О, как ты тактичен, Финниган. Вставай и пошли в Больничное Крыло. И, быть может, Грейнджер расскажет тебе, что произошло. — Малфой протянул Шеймусу руку, тот спокойно за нее ухватился и поднялся. Его немного заносило, и Драко решил, что у гриффиндорца должно быть сильная травма. Гермиона мимоходом починила рукав мантии и подошла к парням. До крыла, где царствовала медведьма, был далёкий путь.
***
Прощание с Малфоем у Панси вышло скомканным. Она только зашла в дортуар, чтобы присоединиться к Грейнджер, как тот, клюнув ее в щёку, убежал.
Префект девчачьей части Хогвартса суетилась возле стола и заваривала какао. По суетливым движениям и по тому, как Грейнджер прятала взгляд, Паркинсон начала что-то подозревать.
— Хэй, Грейнджер, — Панси обозначила свое появление. — Мы не опоздаем на Экспресс? Не то, чтобы я так тороплюсь попасть к твоим родителям, но и опаздывать на поезда я тоже не люблю.
— У нас ещё есть сорок минут, — Грейнджер улыбнулась и протянула одну чашку Панси. Слизеринка благодарно улыбнулась.
— Тогда чего это Драко ускакал так резво, как кентавр-подросток? — Панси с подозрением наблюдала, как Гермиона замерла с чашкой какао и медленно начала краснеть. Сначала щеки, потом шея и самое смешное — покраснел даже ее нос. — Выкладывай, подруга. Все выкладывай. — не терпящим отговорок тоном произнесла Паркинсон, сжимая чашку.
— Ну в общем…
***
Из Больничного Крыла они вернулись, сделав крюк до Гриффиндорской башни. Финниган упросил Мадам Помфри отпустить его в спальню факультета — очень уж не хотел торчать в последний день перед каникулами в лазарете. И медведьма пошла ему на встречу. К счастью, травма Финнигана была не такой серьезной, как подумала Гермиона.
Вручив приключенца Томасу, Гермиона поспешила за Малфоем. Тот чуточку отстал: «Ведь слизеринцам не положено знать где ваша гостиная, Грейнджер!».
До дортуара Старост они дошли без приключений и даже никого не встретили по пути. У самого портрета, ведущего в их гостиную, Драко хлопнул себя по лбу и убежал к Макгонагалл — забыл отдать палочку Блетчли. И Гермиона осталась одна.
В помещении общей гостиной было прохладно, камин толком не горел. Домовики были заняты на кухне, и Грейнджер самостоятельно разожгла огонь посильнее.
Когда Малфой ушел, Гермиона почувствовала себя такой одинокой. После нападения Блетчли она должна была бы бояться любого контакта с мужчиной. Однако этого не случилось. Страх, который она испытала, когда Блетчли прижал ее к стенке и полез своими потными руками ей под мантию, а губами впился в ее шею, словно огнем слизало, стоило Драко Малфою ее обнять. Она словно очистилась от всей той грязи, которой ее полил Майлз.
Гермиона Грейнджер сидела на диване в гостиной и думала о том, что начала влюбляться в Драко Малфоя. В самого неподходящего кандидата на эту роль. Сначала Гермиона была в шоке от таких мыслей, но ее быстро отпустило. Любовь — это самая сильная магия, как любил повторять Альбус Дамблдор. Гермиона с тоской думала о том, что делать со всеми этими невнятными чувствами. Насколько они могут быть уместны, она ведь совсем недавно закончила отношения? Еще две недели назад она была уверена, что все ещё любит Рона Уизли. Но сейчас не могла сказать, что ее чувства остались прежними. Она больше не любила его. Она помешалась на Драко Малфое, который никогда не был героем ее романа, но все же умудрился им стать.
А ещё он задерживался.
Гермиона бросила взгляд на дверь, но Малфой не спешил открывать ее с другой стороны.
Грейнджер тяжело вздохнула и пошла в спальню. В конце концов, был поздний час, ее прическа была безнадежно испорчена, тушь потекла, а мантию будто бы прожевали и выплюнули.
Скинув праздничную тряпку и аккуратно сложив ее на стуле, она переоделась в пижамные хлопковые штаны и маечку тёмно-синего цвета, волосы распустила и провела по ним щеткой. Вспоминая, как Драко касался ее макушки носом и принюхивался. От этого свежего воспоминания Гермионе стало так тепло, что она улыбнулась.
В ванной Грейнджер включила воду и начала сначала чистить зубы, тщательно, как учил ее папа.
Сполоснула. И принялась намыливать лицо. Жмурилась, чтобы мыло не попало в глаз. Потом так же, не открывая глаз, смывала пену водой.
Глаза пришлось распахнуть — некто подкрался из-за спины и, обняв, прижал ее к себе. Гермиона едва не закричала и не начала дёргаться в истерике, но заметила в отражении зеркала светлые волосы. Это был Малфой.
Он зарылся носом в ее шевелюру и вдыхал запах ее шампуня. Правой ладонью поглаживал ее живот.
Гермиона закусила нижнюю губу. Ещё секунду назад она была перепугана, но заметив, кто ее обнимал, страх ушел. А вот напряжение нет. Из грудной клетки оно плавно перетекало в область пупка, Малфой, едва прикасаясь, очерчивал его большим пальцем. Напряжение охватывало ее все сильнее, разрасталось, уходило ниже. И только тогда, когда Драко убрал руку с ее живота и оперся ею о раковину, Гермиона поняла, что это сладкая истома возбуждения. Ей нравилось, как нежно Малфой ее касался. Сердце едва не замирало, а в голове становилось так остро тихо. В голове не роились сотни мыслей, была тишина. И это нравилось Гермионе.
— Что же ты со мной делаешь, Грейнджер? — Малфой уткнулся острым носом ей в плечо, пряча взгляд. — Тебя едва не изнасиловал тот мудак. А стоило мне увидеть тебя в такой виде, как я сам едва не набросился на тебя. Я ни чем не лучше Блетчли.
Гермиона извернулась из его объятий, чтобы смотреть ему в лицо. Ей необходимо было видеть лицо Малфоя. Он кусал губы, как делала это она, а на щеках был румянец. Он поднял на нее глаза, зрачки были расширенны, он тяжело дышал.
И Гермиона сотворила внезапное даже для себя. Она, словно безбашенная девчонка, прижалась к Малфою и поцеловала. И это поцелуй был далеко не невинным. Ее пальцы путались в его волосах, она словно голодный зверь набросилась на Драко. Тот от неожиданности охнул, но, долго не теряясь, прижал Грейнджер к себе.
Они сталкивались губами, даже зубами. Гермиона часто целовалась с Роном летом, но вряд ли делала это в совершенстве. А вот Драко был в этом профаном. Но учился он быстро. Он прижал Грейнджер к раковине, целуя ее губы, щеки, нос, зацеловывая ее шею. Стоны девушки будоражили его кровь, неловкими прикосновениями он гладил ее спину, живот.
В какой-то момент Гермиона уселась на край раковины и обвила ногами талию Малфоя. Она неловко терлась о ширинку его брюк, ощущая, как его член топорщится. Драко застонал ей в ухо и нежно его прикусил, одна его рука полезла под майку, поглаживая сначала живот, потом поднимаясь выше и выше, пока дрожащая то ли от нервов, то ли от возбуждения ладонь не прикоснулась к ее мягкой груди. Грейнджер была отзывчива даже на первую ласку Малфоя. Она застонала и с жадностью изголодавшегося человека прижалась губами к его губам, втягивая в танец языков по новой. Драко коснулся пальцами ее соска и начал осторожно ласкать. Гермиона выгнулась, застонав, и начала тереться о Малфоя с удвоенной силой, распаляясь ещё больше, только от одного ощущения его члена…
***
— Так вы потрахались в ванне?! — Панси опешила от таких известий. Гермиона покраснела просто вся. И если раньше Паркинсон уже видела смущенную Грейнджер, то сейчас степень ее румянца перешла на новый уровень.
— Мерлин, нет! Драко вовремя остановил меня, — Панси не могла понять, была ли Гермиона разочарована или напротив довольна тем, что у Малфоя оказалась нужная голова на месте. А не головка там, например.
— И ты жалеешь о том, что произошло между вами? Мерлинова борода, кому скажешь — не проверят. Вы дикие ребята, — Паркинсон была рада, но так боялась, что все пойдет не так, что с опаской наблюдала за, казалось бы, рассудительной Гермионой Грейнджер.
— Я не жалею! — мотнула головой Гермиона. Она придирчиво оглядела подругу — заклинание истончилось, и становился виден живот Панси, Гермиона положила на него ладонь. Это был ее ритуал. Ритуал приветствия малыша Паркинсон. Последний месяц он иногда отзывался на ее прикосновение. Иногда это было довольно болезненно для Панси, а иногда ей было щекотно. — Мне кажется, Драко жалеет.
