Только ты

Элизабет чутко прислушивалась всю ночь к малышке. Иногда, правда, Том опережал ее, и оказывался у кроватки первым. «О, это просто образцовый отец», — думала Лиз. И вот она, ее мечта наконец-то осуществилась. У нее был дом, семья, малышка. Работа сейчас занимала не столько времени, и приходящая няня вполне их устраивала, так что Том занялся поиском работы. Поиски были успешны, как и первое же собеседование — всегда нужен учитель на замену. Брать большую нагрузку сейчас было бы ошибкой. Лиз привычно приходила на работу, где все уже, кажется, смирились с ее инсценированной смертью. Однако, с особой теплотой к ней по-прежнему относились лишь Арам и Купер. Остальные делали вид, что понимают, однако, простить и забыть в один момент было не очень легко. Работа консультанта проходила в рамках офиса, и потому вечером она вырывалась из этой, иногда гнетущей атмосферы, с радостью. Летела домой, где с малышкой на руках проводила весь вечер, и готова была засыпать, не сводя с нее глаз. Том, как она его называла по привычке. Имя Джейкоб никак не вязалось с привычным, уютным и мягким, каким он казался изначально, Томом. Том старался изо всех сил (вдруг он это делает тоже по привычке? — иногда думала Лиз). Вот так же было и перед крушением всех ее песочных замков, он так готовился к появлению в их семье приемного ребенка, так выходил из себя, когда Элизабет хотела отказаться и от своего малыша. И вот уже её мечта, её образец счастья был реален, как никогда — ребенок свой, не приемный, прогулки по выходным в парке, тихие семейные вечера. Но, никто не идеален. Нет, она не отыскивала изъяны в нем специально, вовсе нет. Но постепенно начала замечать, что он обращается к ней примерно так: ЧТО/ЛИЗ/ОПЯТЬ…? Далее следовал любой текст, например: «задерживаешься к ужину, не доверяешь мне, разбила чашку…», и пр. До такой степени, что ей даже стало казаться, что это её имя, Что/Лиз/опять. Смешно, думала она. Наверное, так всегда бывает в семьях, когда есть свои секреты и милые мелочи. И засыпала. И дни тянулись бесконечно долго. Отсутствие Рэддингтона сказалось на всем подразделении. Работа, конечно, текла в обычном ритме. Сотрудники вдруг вспомнили, что у каждого есть свои информаторы, не зря же они едят свой хлеб. Однако, сама обстановка стала настолько обыденной и тоскливой, что даже Ресслер, бесконечно ратующий за беспрекословный рабочий распорядок и субординацию, решил разбавить эту серую обстановку, и взялся контролировать дежурный обычай — поздравлять именинников, и пытался привнести в него изюминку — то привезет кучу шаров, то закажет именные пиццы каждому, пиццы на каждое окончание дела. Весьма кстати, подошел и приятно был организован день рождения Самар, и, как бы по умолчанию, не обсуждая, но она поняла, что он просит тем самым у нее прощения. Не так, как он извинялся за «сучку» у вот-вот взорвущейся бомбы, а мило, шариками, пирожными, печеньками с предсказаниями, что было гораздо ценнее, и от души. Элизабет он всегда нравился, и сейчас она радовалась его милым переменам к лучшему. И ночь перед своим судом она помнила всегда, когда спала в камере, свернувшись калачиком, положив голову на его свёрнутый пиджак вместо подушки. Но чуть ли не каждый день, выходя из своего кабинета в центральный офис, она с надеждой оглядывалась каждый раз, когда срабатывал электронный замок на входной двери и раздавался характерный звук «зззз». Она боялась признаваться, кого она хотела бы увидеть. И шла домой, домой, где ее звали теперь «Что/Лиз/опять…?», а в голове звучал неотступно бархатный, тихий и волшебный голос другого мужчины: «Лиззи!». В один из вечеров, когда шел мерзкий, холодный дождь, вперемешку со снегом (как будто уже одной этой гадости было не достаточно), она застала Тома, возбужденно говорящего по телефону о чем-то, что явно не походило на обсуждение школьных проблем, или проблем с няней. Она прислушалась, не выдавая своего присутствия, и… поняла, что он пытается отказаться от какой-то опасной работы. Ну, окей, успокаивала она себя, ведь он же отказался. Это хорошо. Но его кто-то опять нашел — это плохо. Она стояла, держа в руках зонт, с которого на коврик стекала вода, и слушала дальше. А дальше, случилось то, что аргументы по телефону, видимо, перевесили все его разумные возражения, и последнее, что слышала Элизабет, это было его «Да, я все улажу, и буду у вас уже завтра». Агнес тихонько спала в своей кроватке, и потому свой первый законный порыв ярости Лиз выдала только на кухне, и только дверце микроволновки. Благо, это громоздкое сооружение фирмы «Самсунг» вынесет и не такие удары судьбы. Том вошел на кухню следом за ней, и от него не скрылись эти «громы и молнии». — Что, что опять произошло, Лиз? Ты когда вошла, я не расслышал, усыплял малышку, а потом мне позвонили… — Не продолжай, прошу тебя! Я слышала достаточно. Что, я напрасно тебе не доверяла? Куда здесь поставить НЕ будет правильней? Может быть так: «Я не напрасно тебе не доверяла?» — Лиз, выслушай меня, и ты поймешь. Ты занята своей работой, я же по большей части занимаюсь малышкой. Я не жалуюсь, а напротив, очень рад, что все кошмары, что мы пережили в последнее время, закончились. Но все же, я мог бы быть более полезен, зарабатывая наконец-то легально хорошие деньги, я, наконец, смогу себя уважать! — Том, а что сейчас тебе мешает уважать себя? Ведь я же не прошу с неба звезд! Мне казалось, все так, как мы когда-то мечтали. Но я точно помню, в наших планах не было этого « А пойду я, может быть, немного рискну жизнью ради кучи денег!» — Лиз, Лиз, не надо, никто этого не планирует, но так происходит, так складываются события, и я не могу отказаться от работы, которую способен сделать, причем сейчас — это вполне легальный бизнес. Да, меня не будет дома какое-то время, но ты справишься, сейчас нет никаких угроз, всё будет хорошо. А когда я вернусь, мы сможем… — Том, достаточно! Хватит сказок, я уже большая девочка, и не раз слышала подобные обещания. Я просто хочу, как все женщины, знать, что вечером, после ужина, и после того, как ребенок сладко спит в своей кроватке, окажусь в надежных объятиях мужа! Я хочу быть бессовестно счастливой, а не тревожной особой, вздрагивающей от каждого щелчка в дверях! — Лиз, Лиз, мы столько уже пережили, ну можешь ты еще немного подождать, и все так и будет! — Нет, Том. Если ты уйдешь сейчас, когда никто и ничто тебя не заставляет уйти — я не знаю, я не знаю, что будет дальше с нами! — Лиз развернулась, вышла из кухни, и направилась в детскую — там есть небольшая кушетка. Она не хочет видеть, как Том собирается и уходит. Малышка спит. Лиз, конечно, теперь может и не уснуть, но надо постараться. Она полежала в темноте, пока не услышала, как дверь за Томом закрылась. Тогда она бесшумно выскользнула из детской, вернулась на ненавистную после кошмарного разговора кухню, где еще остался запах Тома, подогрела немного молочка для себя вместо снотворного, и отправилась спать. «Я не могу ничего изменить и решить сейчас, нужно подождать до утра!» Это было легче представить, чем сделать. Сон пришел часа через два, а все это время в голову лезли запоздалые советы самой себе: а не надо было… не надо было прощать Тома тогда! Было бы тяжело один раз, но все это уже было бы в прошлом. «Ты просто романтично настроенная дура!» — вот только это и могла она сказать себе.