Ильвианская прокламация

Катер был старый, латаный-перелатаный, и к низким потолкам оказалось не так-то легко привыкнуть. Когда Напрем выходила из своей каюты на мостик посмотреть на обзорный экран или перекинуться парой слов с капитаном, тот поворачивал к ней лобастую круглую голову и вкрадчивым голосом предупреждал: — Осторожнее, госпожа Тора, берегите затылок. Он вообще старался заботиться о ней: сам помог ей отрегулировать койку, чтобы она могла хоть немного вытянуть ноги, жестом фокусника извлёк из репликатора поднос с хасператом и суфле из веклавы — и спрашивал потом, понравился ли госпоже Торе обед. Впрочем, такое обращение более чем соответствовало сумме, которую Напрем заплатила за место на борту. Она могла бы подождать: транспортник до Звёздной базы тридцать семь уходил через неделю, а оттуда было рукой подать до дома. Но Зиял уже взяла билеты, Зиял должна была послезавтра прилететь из Академии, и Напрем не хотела жертвовать ни днём, ни часом из тех, что они собирались провести вместе. В космопорту она долго пыталась вникнуть в объяснения администратора: рейсы отменяют, слишком мало пассажиров из-за того, что клингоны с кардассианцами никак не прекратят свою бессмысленную войну. Компании не могут гарантировать, что турист благополучно доберётся к месту назначения, не попав под дисрапторный луч. А к тому же ещё ходят слухи о доминионских атаках, о том, как людей похищают и их подменяют метаморфы… Страхи легко можно было понять. Но Напрем рвалась домой — сейчас же, как можно скорее. А капитан Тронк с Ференгинара, владелец катера, был совсем не прочь заполучить выгодную пассажирку и взять с неё двойную цену. Капитан Тронк регулярно поставлял лисипианцам грузы, и маршрут ему был хорошо знаком. Изредка он справлялся с навигационными таблицами, проверял показания на панели, а в остальное время с наслаждением пережёвывал вязкую зеленоватую кашицу, запуская желтовато-бронзовые пальцы в глубокую миску. Напрем старалась туда не смотреть. Ференги любил поболтать, и за пару часов полёта он успел расспросить Напрем о там, как она лечилась в госпитале на Матенайте. — Да, эти ребята, кардассианцы, в науках здорово поднаторели, — он одобрительно кивал головой. — И ведь Кардассия совсем не ценит собственных учёных. Неудивительно, что наиболее здравомыслящие не выдерживают и пытаются найти местечко потеплее. Одна моя знакомая — совершенно очаровательная молодая женщина, кстати — должна была защищать докторскую диссертацию, не помню, как называлось поле её деятельности, что-то связанное с болезнями крови… За неделю до защиты у неё вышел крупный спор с каким-то чинушей в Совете Детапа, — Тронк прищёлкнул пальцами. — Ей пришлось бежать, не дожидаясь ареста. И, если бы я вовремя ей не помог, возможно, она бы сейчас искупала свою, хм, вину перед Кардассией где-нибудь в исправительной колонии. — Гуманный поступок с вашей стороны, — Напрем улыбнулась, прикидывая, во сколько честный ференги оценил свою дружескую помощь. — Надеюсь, у неё всё благополучно на новом месте. — Кардассианцы порой питают к родной планете излишнюю сентиментальную привязанность, — Тронк пожал плечами. — Что поделаешь? У нас говорят так: дом там, где сердце, но звёзды сделаны из латины. — То есть надо идти туда, где выше шансы преуспеть? — В каком-то смысле да, — он зачерпнул пальцами зеленоватую массу, аккуратно отправил её в рот. — А вы, госпожа Тора, не за этим покинули дом? Вы не скучаете по Баджору? Напрем помолчала. Пару лет назад она отдала бы что угодно за возможность вернуться в Хедрикспул, к себе в деревню, увидеть желтые заросли этани у реки, с разбегу окунуться в воду… А сейчас — через пару месяцев она сможет сдать экзамен и наконец получить звание врача, поработать ещё какое-то время в государственной клинике, потом, возможно, получить частную практику. Зиял в восторге от своей учёбы, у Зиял друзья, пикники, танцы… — Я не думаю, что на Баджоре мне были бы рады, — негромко произнесла она. — Может, и к лучшему, что всё сложилось так, как сложилось. Я баджорка, и я ощущаю себя баджоркой… но теперь мой дом на Лисипии. Я привыкла, мне хорошо. Насколько вообще может быть хорошо, когда твоя планета от тебя отказалась. Или это ты сама ещё раньше отказалась от неё? — Понимаю, — светлые глаза Тронка блеснули. — У вас, вероятно, были неприятности, связанные с Оккупацией? У меня есть приятель, Даро, тоже баджорец. Пока на Баджоре были кардассианцы, ему не давали торговать, раз пять задерживали за контрабанду. Уж как он глиннов умасливал, не знаю… Потом кардассианцы ушли, он было воспрянул духом — и что вы думаете? Он уже второй месяц в тюрьме. Напрем тихонько засмеялась: — За контрабанду? — Само собой. Творческой личности нелегко удержаться в рамках закона, — вздохнул ференги, — каким бы государством этот закон ни был принят. — А вы, похоже, знаете немало таких творческих личностей, — заметила Напрем. — Кажется, у вас друзья по всему квадранту. — Ну, может, не по всему, но с разумным существом всегда можно договориться — какого бы цвета ни была его кожа и сколько бы у него ни росло щупалец, — Тронк с довольной улыбкой кивнул. — Вот с клингонами туговато приходится: такое ощущение, что эти ребята сами не понимают своей собственной выгоды. Напрем пожала плечами: — У клингонов принято думать не о выгоде, а о чести. — Вот! — Тронк поднял узловатый палец вверх. — Может, вы мне растолкуете, что за штука эта «честь»? Как я должен её оценивать, если её в принципе не обменяешь на латину? — Боюсь, я не знаток, — легко сказала Напрем. — Вам всё-таки лучше спросить кого-то из клингонов. Тронк передёрнул узкими плечами: — Не стоит. Меньше всего я сейчас хотел бы встретить кого-то из них. Конечно, щиты у меня надёжные, но всё же меряться силами с клингонской «птицей» — всё равно что играть в покер с бетазоидом. Один шанс из ста. Он невольно покосился на обзорный экран, проворные пальцы пробежались по панели, выводя многоцветную карту. — Мы как раз сейчас проходим вблизи спорного сектора, — он вновь повернулся к Напрем. — На пассажирском корабле вам пришлось бы оказаться у самой границы, а я, как видите, выбрал наиболее безопасный маршрут. Но всё же клингоны здесь изредка шныряют, и карды тоже… — Когда же они угомонятся наконец, — вздохнула Напрем. — Война хороша для бизнеса, — Тронк развёл руками. — Правда, к кардассианцам это сейчас мало относится. Бедняги едва сводят концы с концами, особенно в провинциях… Вы слышали, что творится в Совете Детапа? — Военных отстранили от власти, — кивнула она. — Ну да, а теперь сами советники грызутся между собой. Одного обвинили в растрате, другой сбежал, прихватив с собой крейсер… Я вам так скажу, — Тронк откинулся на спинку кресла. — Если в ближайшее время кардассианцы не сумеют договориться друг с другом… Звонкий высокий голос оборвался на полуслове. Худенькое тело напряжённо застыло, пальцы вжались в подлокотники. Глядя на него, Напрем почувствовала, как изнутри подкатывает тревога. — Капитан Тронк? — она привстала с кресла. Ференги шевельнул губами: — Сидите, сидите. В каюту идти не надо: рубка лучше защищена. Госпожа Тора, — он негромко прокашлялся, заговорил уже не так тихо, — вы верите в приметы? Я — не верю. Но если у вас есть какие-то молитвы, заклинания, произнесите их, что ли… Мы здесь уже не одни, за нами идут. Я не думал, что засечь сигнатуру удастся так поздно. Под рёбрами что-то сжалось натуго, Напрем с усилием сделала глубокий вдох. — Кто нас преследует? — Да вон, — Тронк кивнул на обзорный экран, — сейчас мы их увидим. Если нам очень повезёт, окажется, что им до нас нет дела и они торопятся на свидание с кардами, — острые зубы обнажились в усмешке. — Но я не верю в удачу, я верю в латину. Из черноты на экран наползало массивное металлически-зелёное крыло. Напрем сцепила пальцы в замок, не отводя глаз от приближающейся громады. «Хищная птица». Из тех самых, от которых предусмотрительность капитана Тронка должна была уберечь катер — и её, Тору Напрем. Может, пройдут мимо? Что может быть нужно клингонам от грузового судёнышка? Да тот же самый груз. У клингонов должны быть веская причина, чтобы пройти мимо поживы, тем более, что с ференги их не связывают никакие мирные договоры. Да хоть бы и связывали… Секунда. Ещё секунда, ещё. В затылке ломит. Стальной корпус заслоняет экран целиком. Вот сейчас они или пойдут дальше, или… На панели вспыхивает лампочка — вызов на связь. Тронк обречённо тянется к кнопке, и на месте тёмной зелени расплывается краснота. Клингонский мостик заливает багровый свет, косматое, покрытое шрамами лицо командира смотрит недружелюбно. — Назовите себя, — рявкает он. Транслятор на панели тонко жужжит, в окошке мигает перевод. Напрем нагибается к окошку, не сразу находит строчку на баджорском. — Тронк, капитан грузового судна «Приобретение». Голос ференги не дрожит. Тронк вовсе не трус, но он торговец, он согласится на любую цену, которой сможет купить себе жизнь. — Что ты делаешь в нашем секторе, ференги? — Я, возможно, ошибся, капитан, — вкрадчиво произносит Тронк. — У меня могли оказаться старые карты. Я прокладывал маршрут, думая, что это свободная территория. Я прошу прощения у вас и у вашей храброй команды. Лишь бы не переборщил с лестью, это их только больше разозлит… Колени мелко дрожат — Напрем убирает ноги под сиденье. — Что у тебя на борту? Или он спросил «кто»? Как перевести правильно? — О, вы останетесь довольны! — светлые глаза вспыхивают. — Я везу лисипианцам электронное оборудование — очень ценное, ускоряет работу компьютеров… — Рухлядь меня не интересует. — Тогда возьмите ромуланский эль — двести ящиков, в каждом по десять бутылок! Высочайшее качество! — Сам пробовал, что ли? — судя по голосу, более мягкому, плавному, это произносит другой клингон. — Я готов за него ответить собственными ушами, — Тронк принуждённо улыбается. — Ещё у меня в трюме толианский шёлк, такого тонкого вы больше нигде не найдёте. И зачем клингонам шёлк? Вот эль — другое дело, что нужно солдату для отдыха? Выпивка, женщины… Напрем, не глядя, тянется рукой к аварийной нише в стене. Там фазеры. Гражданские, облегчённого типа, вряд ли даже броню пробьют. Но больше ничего нет. — …Специи с Матенайта — их во всём квадранте хвалят, — разливается Тронк. — А ещё со мной девушка. Баджорка. Красивая. Ага, после госпиталя — красивее некуда. Хотя какая, в самом деле, клингонам разница? — Покажи. Напрем придвигается ближе к экрану, впивается взглядом в смуглое, блестящее от пота лицо. Маленькие тёмные глазки, не церемонясь, рассматривают её в ответ. — У меня другое предложение, — громко произносит она. Собственный голос — как чужой: резкий, звенящий. — Вы забираете груз — и капитана Тронка в придачу. А я лечу на все четыре стороны. Клингон заливается смехом — хриплым, надрывным. Гулко хлопает себя по груди. — А ты за словом в карман не лезешь, — он издаёт нечто вроде довольного рыка. Влажные пальцы сжимают холодный ствол фазера. — Я буду драться, — глухо, с усилием выговаривает она. Без толку. Что она сможет сделать? Оглушить кого-нибудь фазером? Впиться ногтями в глаза? Ничего не получится. Их там несколько десятков, а ей хоть с одним бы справиться. Всё равно — вырываться, кусать, царапать. Больше ничего не остаётся. — Дайте мне уйти, капитан, — голос ференги доносится как сквозь вату. — Поверьте, это… честная сделка. — Транспортаторная, — рокочет клингон, — готовьтесь поднять одного. И весь груз. Напрем пристраивает палец на спусковой кнопке. Зиял, маленькая, ну как же так? Зиял не узнает. И Дукат не узнает. Убей их, Дукат, убей как можно больше… — Снимите фильтр. Снова голос того, второго клингона: — Сэр?.. — Выполнять. Экран мигает. С экрана на Напрем смотрит Дукат — с растрёпанными волосами, с клингонской перевязью через плечо. Она выдыхает, подносит ледяные пальцы ко лбу: — Но… но что… — Транспортируйте. По телу пробегают мурашки, экран расплывается перед глазами — и, шатнувшись, она припадает на одну ногу, упираясь коленом в гладкую платформу, всё так же целясь из фазера перед собой. Молоденький кардассианец поднимает взгляд от пульта: — Всё в порядке? Она трясёт головой. Рука с фазером дрожит. В виски больно, шумно бьёт пульс. — Напрем! Двери распахиваются, Дукат шагает вперёд, к платформе. — Напрем, это я. Он поднимается по ступенькам, протягивает ей руку. Что-то мутное застилает ей глаза, она пытается проморгаться, разглядеть: неужели это в самом деле Дукат? Он опускается на колени рядом с ней, прохладная рука обнимает её за плечи. Она судорожно вдыхает, прижимается лбом к твердой броне. Пальцы разжимаются, и она слышит, как звякает упавший фазер. Она сцепляет ладони у него за спиной. В горле щиплет. — Напрем, — тёплое дыхание обдаёт её затылок, — моя Напрем. Губы прижимаются к её лбу. Слёзы всё-таки прорываются, она всхлипывает, крепче прижимая Дуката к себе. За стеклом ослепляюще-ярко вспыхивает жёлтый огонь. Широкая ладонь бережно гладит её взмокшую спину. * * * Горячая металлическая кружка почти обжигала ладони. Над ней тонкой струйкой завивался пар, внутри слабо поблескивала коричневато-алая жидкость. Напрем удобнее перехватила ручку, поднесла кружку ко рту, с сомнением покачала головой, вдохнув кисловато-терпкий запах. — Пей, — Дукат растянулся на кровати позади неё, приподнял край одеяла, укрывая её колени. — Чай из красных листьев придаёт сил — то, что тебе нужно. — Ну да, как минимум, чтобы дослушать тебя, — устало пробормотала Напрем. Она сделала глоток, поморщилась от вяжущего привкуса на языке. — У меня уже в голове всё путается. То ты с Центральным Командованием, то с Советом Детапа, теперь эта «птица»… Ты всерьёз собрался бить клингонов в одиночку? — У меня нет других вариантов, — Дукат закинул руки за голову, вытягиваясь на постели. — Совет Детапа не понимает одной простой вещи: с клингонами надо драться, а не договариваться. И пока я могу драться — я буду. Напрем с сомнением покачала головой, вновь сделала глоток. — Если бы война наконец закончилась, всем бы стало легче. Вы на Кардассии могли бы начать восстанавливать то, что клингоны разрушили. А я бы летела домой на пассажирском корабле и не боялась бы, что до дома никогда не доберусь. — Я так и думал, что ты не будешь ждать рейса до звёздной базы, — заметил Дукат. — Нам пришлось поломать голову, пока мы пытались отследить твой катер. — А связаться со мной ты не мог? — Напрем отставила кружку, и она звякнула об стол. — Два слова по коммуникатору. Я думала, что меня убьют, Дукат. Сразу. Или не сразу. Я пыталась… Голос сорвался, дрогнул, и Напрем осеклась. К лопаткам словно прикоснулось что-то скользкое, липкое — она передёрнула плечами. — Я не хотел светить канал, — негромко сказал Дукат. — Клингонский сигнал на незнакомой частоте могли засечь. — Могли засечь, — повторила она почти шёпотом. — Да ты же Тронку показал себя во всей красе! Думаешь, он тебя не выдаст, побоится? Чушь! — выкрикнула она, голос пронзительно зазвенел. — В первом же порту он продаст тебя любому, кто предложит хоть полоску латины. Или просто так разболтает. И будут клингоны искать вас по всему квадранту. Дукат повернулся на бок, приподнялся на локте, вглядываясь ей в лицо. — Я не собирался снимать маскировку перед ференги. Я планировал транспортировать тебя сразу, как только смог бы убедиться, что баджорка на борту — действительно ты. Но Дамар долго не мог на вас навестись. Оборудование всё ещё преподносит сюрпризы. — Клингонский капитан из тебя получился весьма убедительный, — Напрем устало откинула голову на подушку. — Я была далека от сомнений — думаю, и Тронк тоже. — Я взорвал его корабль, — серые глаза неотрывно глядели на неё. — Ференги уже никому меня не продаст. Напрем кивнула, припоминая жёлтую вспышку. Тронк был далеко не худшим из ференги, на свой лад он пытался развлечь её в дороге, позаботиться о ней. Если б он знал, чем обернётся его согласие взять с собой пассажирку… — Ты мог бы не снимать маскировку, — она пожала плечами. — Тебе не пришлось бы никого убивать. Или для тебя вовсе нет разницы? Дукат помолчал. Надбровные гребни чуть сдвинулись к переносице: — Я видел твои глаза. Если бы думала, что тебя забирают к клингонам, ты могла бы кого-то ранить в транспортаторной прежде, чем разобралась бы. — Наверное, — она машинально коснулась щеки кончиками пальцев. — Мне было очень страшно. — Я так и подумал, — Дукат наклонил голову. — Я не хотел, чтобы тебе стало ещё страшнее. Сухие шершавые пальцы слегка сжали её запястье. — Ты теперь здесь, с нами. Всё хорошо. Через сорок часов мы будем на орбите Лисипии. Напрем слабо улыбнулась: — Зиял думала, что ей придётся ждать меня, но это мы будем ждать, пока она прилетит… Ты ведь подождёшь? — Экипажу не помешает увольнительная на Лисипии, — рассмеялся Дукат. — Главное, чтобы у властей не возникло к нам вопросов. Ладонь Напрем погладила твёрдые костяшки его пальцев. — Зиял очень обрадуется. Она так скучала по тебе, ты и представить себе не можешь… — Почему это не могу? — фыркнул он. — Я, можно сказать, порвал с Кардассией и устроил личную партизанскую войну с клингонами, чтобы к вам прилететь. — Ох, Дукат… — уголки её губ дрогнули от смеха. В серых глазах вспыхнули озорные искорки, губы изогнулись в лукавой ответной улыбке. — Тебя ведь так послушаешь — и поверишь. Его рука поднырнула ей под затылок, пальцы легонько потянули короткие пряди. — Почему бы и нет? Если ты останешься с нами, тебе стоит привыкнуть верить слову командира корабля. — Останусь? Её шею, спину обдало холодком. Помедлив, Напрем приподнялась, опираясь ладонями о постель, вгляделась в безмятежное лицо Дуката. — Мы обсудим это на Лисипии, — мягко произнёс он, кончики пальцев едва дотронулись до её щеки. — Сначала тебе надо отдохнуть — и убедиться, что твоё здоровье в порядке. — Погоди, — она нахмурилась. — Ты полагаешь, я могу всерьёз решиться лететь вместе с тобой бить клингонов? Подставлять голову под дисрапторы каждый день — ради того, чтобы Кардассия разваливалась на части чуть медленнее, чем сейчас? Дукат коротко хмыкнул. — Я думаю, тебе не стоит недооценивать собственную отвагу. Сейчас с тебя и так хватило волнений, — ладонь слегка нажала ей на плечо, побуждая вновь лечь. — Я спрошу позже. Спи, Напрем. Тихонько вздохнув, она сползла ниже, подложила руку под подушку. Сухие губы ткнулись ей в висок, тяжёлая рука легла на бедро поверх одеяла. Остаться? Изо дня в день видеть, как кто-то умирает — и рисковать умереть самой? Безумие. Одна из самых сумасбродных идей Дуката — а ведь они у него в голове плодятся, как трибблы. Причин, по которым она должна сказать «нет», наверняка под сотню. Надо их вспомнить — все до единой. Тогда она, может, не натворит глупостей. Но это завтра, завтра… Сейчас слишком уж клонит сон. Напрем вжимается щекой в подушку, закрывает глаза. Веки тяжёлые, не разлепишь. В темноте под веками одна за другой расцветают и гаснут ярко-жёлтые вспышки.