Ильвианская прокламация

Тонкая ткань больничного халата липла к спине, от прохладного воздуха по шее бежали мурашки. Напрем всякий раз становилось зябко, когда она выходила из распаренной душевой в коридор, но она не торопилась возвращаться в палату и забираться под одеяло. Плотнее обвязав голову шерстяным платком, прижав к шее ворот халата, она выходила на площадку и рассматривала утопающий в сизо-сером тумане город через широкое треугольное окно. Туман опускался почти каждый вечер, наползал из долины. Напрем вычитала в базе данных, что атмосфера Матенайта значительно влажнее баджорской — и лишь незначительно уступает по концентрации водяных паров кардассианской. Может, потому доктор Нелос чувствовал себя здесь как рыба в воде. В письме Дукат мельком упомянул, что доктору Нелосу пришлось покинуть Кардассию из-за интриг своих коллег. Напрем не горела желанием узнать детали этой истории: Нелос, определённо, был хорошим специалистом и имел большой опыт в исследовании нейровирусов, стало быть, она могла доверить ему своё здоровье. А почему он здесь, а не в институте Кулата… что ж, неё у самой были причины не возвращаться на Баджор. Да и на Кардассии её вряд ли приняли бы радушно. Пожалуй, хорошо, что Дукат нашёл специалиста на Матейнайте. Планета маленькая, до войн квадранта ей мало дела, и дышится здесь легко, несмотря на влажный воздух. Окно лучше прикрыть, простуда совсем ни к чему. Скоро уже надо идти в палату, ложиться спать — а с утра снова гипоуколы, после которых час лежишь разбитой. «Мы можем снизить дозировку, — бесцветные глаза Нелоса поблескивали из-под надбровных гребней. — Но я бы не рекомендовал. Побочные эффекты кратковременны, они не несут опасности для вашей жизни и здоровья. Трикодеры показывают, что вы адаптируетесь хорошо. А если ваш организм начнёт получать меньшую дозу, мы рискуем вместо уничтожения вируса получить его резистентную форму. И тогда, Тора, я не ручаюсь за успех лечения». Возражать было нечего — она сама видела результаты анализов. Но как же она устала от сонной ваты в голове, от тяжёлых век, от тумана, который утягивал всё глубже и глубже… Вечерами становилось легче. Побочные эффекты спадали, и голова была почти ясной, а когда по подпространственной связи приходили вызовы от Зиял, Напрем чувствовала, что даже здесь, в госпитале, не так уж плохо, и потерпеть осталось совсем чуть-чуть. В конце концов, судороги почти прошли, и ночью она уже не просыпается от вытягивающей боли. Она придвинулась ближе к окну, прижалась к стеклу щекой, как делала не раз на Терок Нор. Скажи ей кто, что она будет по Терок Нор скучать… А чему удивляться? На станции у неё было всё, о чём она только могла просить Пророков — вопреки Оккупации, вопреки всему, что творилось вокруг и даже в её собственном здравпункте. Кстати, говорят, на станции сейчас федераты. Может, на станцию не распространяется Ильвианская прокламация — и туда можно слетать? Пройтись по Променаду, посмотреть, что теперь на месте здравпункта — наверняка медотсеку отвели более удобное помещение, а в этих комнатках могли устроить склад или что-то в этом роде… Посидеть в «Кваркс» — если, конечно, бар ещё существует, если ференги не сбежали сразу после эвакуации кардассианских солдат… Напрем усмехнулась, покачала головой. Это совсем другая станция. Терок Нор больше нет. И хватит вспоминать. Лучше съездить куда-нибудь на юг вместе с Зиял: Зиял любит тепло, и ей самой, Напрем, доктор советовал согревающие процедуры. Вот выпишут её — и можно лететь куда угодно, и делать что угодно, и благодарить Пророков за то, что всё обошлось. Хорошо, что она вовремя решила провериться… — Скажите, — низкий голос за спиной заставил её вздрогнуть, — как пройти в восьмую палату? Электронный переводчик забормотал незнакомые тягучие матенайтские слова — она, не вслушиваясь, обернулась через плечо. Надбровные гребни Дуката изумлённо приподнялись, он шагнул вперёд: — Напрем? Она помолчала, рассматривая его лицо, надеясь, что голос её не подведёт. Дукат, казалось, немного похудел, и чёрные волосы были подстрижены заметно короче, чем она видела в последний раз — может, как раз от этого черты лица казалось суше, суровее, скулы — острее. Всё та же военная форма, броня, только вместо значка гала на груди — тёмная гравировка легата. — Здравствуй, Дукат, — наконец проговорила она. — Я не ожидала. Хорошо, что ты здесь. — Не ожидала? — он подошёл к окну, и она подвинулась, давая ему опереться о широкий подоконник. — Ты не писал, что прилетишь, — она пожала плечами. — Я думала, ты потому и направил меня сюда, а не Кардассию. Чтобы не сталкиваться лишний раз. Дукат коротко качнул головой: — Как раз на Кардассии встретиться было бы затруднительно. Прохладные пальцы нашли её руку, мягко обвели ладонь. Напрем не отняла её, не сжала пальцы в ответ. — Ты прав, я не подумала. Встречаться с баджорской знакомой в госпитале на Кардассии — верх безрассудства для офицера. Тем более, ты теперь военный советник при гражданском правительстве, верно? Она улыбнулась, чуть откинулась назад, к стеклу: — Скрэйн Дукат сотрудничает с гражданским правительством — кто бы мог подумать… Я всегда поражалась размаху твоего воображения — и тому, как ты претворяешь фантазии в жизнь. Серые глаза блеснули: — Я никогда не говорил, что у меня нет счётов с Центральным Командованием. Оно не могло больше поддерживать порядок и законность на Кардассии, защищать её от клингонов. Тем хуже для него. — Тем хуже, — задумчиво повторила Напрем. Дукат помолчал, его свободная ладонь коснулась её лба, отвела краешек влажного платка. — Я говорил с Зиял. Она сказала, ты держишься бодро, хорошо выглядишь. — А что — нет? — Напрем хмыкнула. — Зиял знает, какой я была две недели назад. Поверь мне, по сравнению с теми днями у меня вполне здоровый вид. Серые губы тронула улыбка, но взгляд остался серьёзным, цепким. — Я рад, что тебе легче. Но ты сейчас похожа на ту девочку-медсестру из здравпункта, которая работала с утра до ночи и не доедала. Напрем помотала головой, отстраняясь. — Не похожа. Девочка была хорошенькая. Может, и уставала, однако ж префекту Баджора приглянулась. А сейчас… — А что — сейчас? — Дукат слегка наклонился к ней. — Ты всё та же Тора Напрем, и я очень по тебе соскучился. Его рука легла ей на затылок поверх влажной ткани. Губы Напрем чуть сжались, пальцы стиснули коленку. — Это нельзя снимать? — широкая ладонь погладила её затылок, спустилась к голой шее. По коже Напрем побежали тревожные мурашки. — Мне очень хочется потрогать твои волосы. Напрем взглянула на него — в упор, с насмешкой: — Правда? То есть вот этого ты не заметил? — она провела кончиком пальца по гладкой надбровной дуге. — Если тебя так подводит хвалёное кардассианское внимание — гляди, любуйся. Она сдёрнула платок. Голую кожу обдало холодом, в горле неприятно защипало. Она смотрела в глаза Дуката, поражённо расширившиеся, и изнутри подкатывало какое-то больное горькое веселье. — Нравится? — она поднялась, повернулась на носочках. — Могу ещё локти показать. Шелушатся. Дукат молчал. Удивление быстро отступало — он уже хмурился, и из черноты зрачков накатывала досада или, может, обида. Ну ещё бы — он собирался к своей Торе, а на её месте какой-то белый лысый борговский дрон, только имплантов не хватает! — Хорошо, что ты прилетел, — Напрем улыбнулась одними губами. — Тебе же хотелось выбросить всё из головы, правда? Не мучиться воспоминаниями. У тебя такие вершины впереди — а кажется, что чего-то не хватает. Ну так смотри, — она стиснула пальцы в замок. — Вздохнёшь с облегчением. Не будешь жалеть о том, что мы расстались. Она шагнула вперёд, на ходу расправляя сбившийся ворот халата. Прошла мимо Дуката, стараясь не смотреть на него, не оборачиваться — и её дёрнуло назад, жёсткие руки стиснули её плечо, бедро, щекой её вжало в твёрдую, холодную нагрудную броню. Дыхание обожгло ухо, шею, будто струя горячей воды, из-под которой она только недавно выбралась. — Ты мне не будешь указывать, — прошипел Дукат, просовывая руку под ворот халата, вновь распахивая его. — Что я должен думать… — влажные губы уткнулись в ямку между шеей и ключицей. — Что я должен делать… — зубы ощутимо прихватили кожу, сжались, и она глухо выдохнула. Жёсткие пальцы держали её крепко, вторая ладонь скользнула по её груди, потирая, поглаживая. Под кожей разливался томительный жар, устремляясь вниз живота. Напрем привстала на цыпочки, подаваясь ближе, запустила пальцы в гладкие чёрные волосы. — Не здесь, — собственный шёпот доносился до неё будто издалёка, она не знала, слышит ли её Дукат. — Палата через две двери… Его колено втиснулось между её ног, он вжался пахом в её бедро. Напрем вздрогнула всем телом, жадно глотая воздух, неловко ухватилась за его локоть. Он поднял голову от её шеи, чуть отстранился, заглядывая в лицо. Гребни у него на лбу потемнели, припухли, во впадинке-ложке поблескивали капельки пота. Блестящие глаза шало, потерянно блуждали по её горящим щекам, по ноющей шее в розовых отпечатках его рта. Напрем отступила назад, потащила его по коридору к двери своей палаты, на ходу перехватывая его руку. Хорошо, что ей дали отдельную комнатку. Нелос, конечно, может войти, или кто-то из медсестёр, у них есть код доступа — но что им делать у неё в палате так поздно, все лекарства она уже приняла… Да пусть провалятся. — Компьютер, заблокировать дверь. Напрем поворачивается лицом к Дукату — сейчас он толкнёт её на кровать, наваливаясь сверху. Или притиснет к стене, торопливо расстёгивая ремень. Дукат смотрит на неё, твёрдая шершавая ладонь ложится её на голый затылок, лёгкими касаниями спускается вниз, к лопаткам. Он наклоняется, почти задевая гребешком на кончике носа её нос, целует её скулы, подборок, лоб. Ткань халата скользит вниз, открывая плечи, грудь, живот. — Это пройдёт, — хрипло, гортанно произносит Дукат, пальцы гладят её худое бедро. — Ты выздоровеешь, — она вздрагивает от лёгкой, мимолётной ласки, стискивает ладони в кулаки. — Я хочу тебя, и ты… — прикосновения становятся настойчивее, пальцы пробираются глубже, Напрем тихо стонет, вжимаясь лбом в его плечо, — …ты хочешь меня. Щелчок ремня, шорох плотной ткани. — Маленькая такая, — выдыхает он, опускаясь спиной на кровать, утягивая Напрем на себя. — Смешная. Хорошая. Давай так… Осторожней, не упади только… Он подхватывает её под коленку, помогая найти равновесие, и она вжимается в него дрожащим телом, вскрикивает, обхватывая его за шею, сцепляя пальцы на твёрдом гребне. Дукат весь угловатый, шершавый, прохладный на ощупь… А ей — нестерпимо горячо. * * * Перегнувшись через её ноги, Дукат поставил кружку с остывающим чаем на тумбочку, вновь вытянулся рядом с Напрем. Она вздохнула, закидывая руку ему на плечо, сонно улыбнулась в подушку. — Скоро отбой, — пробормотала она. — Тебе надо идти, а то нас точно поймают. Дукат тихонько хмыкнул, завёл руки за голову, потягиваясь. — Вряд ли Нелосу понравится, если я решу остаться тут на ночь. Начнёт мне рассказывать про режим, про врачебные предписания и про то, что пациентка должна полноценно отдыхать. — А я отдохнула вполне полноценно, — Напрем прикрыла глаза. — Ты придёшь ещё? — Завтрашний день в нашем распоряжении, — он потёрся виском о её виском. — А ночью я улетаю на Кардассию. Он помолчал, словно ожидая ответа от неё, придвинулся ближе. — Когда улечу, мы сможем связываться по шифрованному каналу — только не записывай нигде код, запомни. Обязательно сообщи мне, когда тебе выпишут. Или если вдруг тебе станет хуже — свяжись со мной сразу. — А смысл? — Напрем повела плечами под одеялом. — Будешь дёргаться, нервничать, отвлекаться. У тебя высокая должность, невнимательности тебе не простят. Коротким, резким движением он сел в постели. — Я хотел бы, чтобы ты была со мной на Кардассии. Ты — и Зиял, и мои сыновья. Я бы торопился к вам домой. Я бы строил новую Кардассию для вас. Она расслышала невесёлый смешок, шорох одеяла. — Мне пару раз приходило в голову: может, не улетать, остаться? Но — бросить всё… Напрем открыла глаза, приподнялась на локте: — Нет. Я нисколько не хочу, чтобы ты бросил всё на Кардассии. Дукат изумлённо выдохнул: — Не хочешь остаться со мной? — Он повернулся к ней, и Напрем негромко рассмеялась. — У легата Дуката самомнение ещё больше, чем у гала. Кто бы сомневался. Чешуйчатые пальцы сжали её руку: — Объясни, почему нет. Ты кого-то встретила? — А вот и до ревности дошло, — протянула Напрем. — Можно было бы поиграть с вами в загадки, легат, да лень. Спать хочется, — она потёрла висок. — Если вдруг — нет для Пророков невозможного! — ты решишь быть со мной и Зиял, ты через пару недель начнёшь жалеть о прошлом. Будешь вспоминать брошенных детей, будешь огрызаться из-за того, что тебе больше не быть во власти и самая высокая должность, на которую ты можешь претендовать — пилот частного судна. Тебе этого не хватит, Дукат. Ты будешь хотеть большего — и злиться. Дукат коротко усмехнулся: — Может, и так. Но я и сейчас хочу большего. — Именно, — она вновь вытянулась на простыне, вытянула руки, задев его гладкий живот. — Ты вернёшься на Кардассию — и будешь жалеть точно так же. Но скучать ты будешь по мне и Зиял, рваться к нам. А сердиться будешь на жену, на ребят, на своих нерасторопных подчинённых… Ох, не хотела бы я оказаться на их месте! — Напрем мягко рассмеялась, но Дукат не подхватил этот смех. Он так и сидел, сложив ладони на колене, глядя в тёмно-лиловый треугольник окна. Наконец он спустил ноги на пол, встал, потянулся за своим форменным свитером. — Нелос сейчас дежурит? — Кажется, нет, он должен быть с утра. — Значит, завтра навещу его. Я приду пораньше. Натянув высокие сапоги, он выпрямился, помедлил у кровати, и его рука коснулась щеки Напрем. — До завтра. — До завтра, Дукат. Звук шагов смолкает в коридоре. Через несколько минут слышатся другие шаги — мягкие, торопливые, это медсестра. Может, она что-то видела? Уж больно удачно выбрала время, чтобы зайти. Девушка осведомляется о самочувствии Напрем, спрашивает ещё что-то. Напрем отвечает машинально. …А ведь Дукат, кажется, поверил. Неудивительно, она ведь сама верила себе, пока говорила. Верила в то, что Дукату лучше оставаться на Кардассии. Что разумнее каждому идти своей дорогой. И, может, изредка встречаться — вот как сейчас. Разумнее. Как же. Двери палаты закрылись, и Напрем повернулась на бок, подтянула одеяло к подбородку. Дукат придёт завтра. А потом… Потом она должна выйти отсюда — здоровой. Волосы вырастут. И брови, и ресницы — Нелос говорил, что со стимуляторами роста это займёт не очень много времени. И вот тогда — с Дукатом или без него — она возьмёт от жизни всё, до чего только сможет дотянуться.