***
Молодой аристократ Кучики Бьякуя входил в стены Академии с явным раздражением: зачем ему торчать здесь пару лишних лет, если у него и так предостаточно наставников в поместье? Зачем ему, благородному наследнику, учиться среди оборванных невоспитанных руконгайцев, которые ну совсем его величеству не ровня! Мысли Бьякуи прервали крайне неожиданно и крайне неучтиво: в него с размаху врезался бегущий паренек, сбил его с ног и, одарив противнейшей улыбкой, собрался умчаться прочь. Но не тут-то было! Кучики обладал взрывоопасным характером и спустить такого оскорбления не мог. А потому со всех ног бросился догонять обидчика. Догнал, схватил за шиворот, потянул на себя, развернул к себе лицом и, украдкой рассматривая мальчишку, грозно прошипел: - А ну, извинился, оборванец! - но мальчишка только сощурился сильнее и заулыбался противнее, хотя казалось, что рот уже и растягивать некуда. - Яре, яре! Я обидел очередного "маменькиного сыночка"? Простите меня, непутевого оборванца, ваше святейшество! - беловолосый парнишка отвесил шутовской поклон, явно издеваясь над Кучики. - Ах, ты, шваль! - и Бьякуя, не стесняясь заинтересованных взглядов, заехал наглецу по роже. Тот, не переставая улыбаться, заехал в ответ. Началась знатная потасовка. - Так! Что тут происходит? - вывернул навстречу дерущимся седовласый Капитан Укитаке. Бьякуя сразу вытянулся по струнке: - Простите, Укитаке-сэнсей! - а соперник все продолжал лыбиться. Укитаке посмотрел на них так сурово, как только мог (выходило у него не очень), и распорядился: - В комнату наказаний. До вечера. Обоих. "Ну, вот надо же! В первый же день учебы я уже наказан! Дед меня убьет!" - кипел Бьякуя, когда лейтенант капитана Укитаке вел их в камеру. А у чертова руконгайца лыба ни в какую не сходила. И вот они сидят в комнате по разным углам. Белобрысый иногда подкалывает его, Бьякуя бесится. Наконец, аристократ не выдержал и покрыл парня отборным руконгайским матом. И, поняв, что на мальчишку это абсолютно не действует, не выдержал и спросил: - Ну, че ты лыбишься, альбинос? - Знаешь, о чем ты думаешь? Ты раздражен, что теряешь здесь день, что тобою будут недовольны, и я бешу тебя неимоверно. Я прав? - Прав, - усмехнувшись, ответил Бьякуя. - А о чем я думаю? - парень задал вновь вопрос. Бьякуя всмотрелся в его лицо и понял, что понятия не имеет, о чем он думает. За этой гримасой и лицо трудно рассмотреть таким, какое оно есть. - Я не знаю, - пробормотал, смутившись, Бьякуя. Все-таки, мальчишка читал его, как открытую книгу, и все - из-за его несдержанности. А парень вдруг перестал щуриться и лыбиться: симпатичный, глаза веселые, только есть в них что-то потаенно-темное, даже жуткое. Они разговорились, и за один вечер Бьякуя впервые обрел друга. И надо же было такому случиться, что ни дед, ни учителя, а простой руконгайский оборванец показал ему, как важно уметь держать себя в руках. Как важно уметь носить маску, что бы ни творилось у тебя на душе. - Гин, - спросил Бьякуя, - так, все-таки, о чем ты думаешь? - Как убить одного человека, который сильнее меня, - больше Бьякуя не задавал ему этот вопрос.***
И вспомнил о нем только тогда, когда Ичимару сломанной, окровавленной куклой распластался на камнях. И вот, спустя почти полгода, придя домой, он открыл недопитую ими когда-то бутылку саке, достал две пиалы и старую фотографию - на ней он и Гин на задании в Токио. Это единственное, что он взял из Мира Живых, и единственная память о человеке, который научил его жить. Он поставил перед фотографией пиалу и, не сдерживая эмоций, прокричал на весь дом: - Какого черта ты умер, Ичимару Гин?! Я, ведь, так и не успел поблагодарить тебя за все! Спасибо, слышишь, чертов Лис! - и залпом выпил спиртное. Из поместья выходит человек со строгим, спокойным лицом. Он не может поддаться чувствам: открытой книгой он был только для насмешливого кицунэ.