Маски

      Изуру Кира в который раз шел на кладбище, расположенное за коротким леском недалеко от Сэрейтея. Почему-то сегодня небо было особенно хмурым, тучи особенно тяжелыми, и воздух не давал легким былого ощущения свежести и легкости. Дышать было тяжело: то ли от ветра, то ли от слез, которые, похоже, решили задушить сегодня парня окончательно. На миг он даже подумал, что это к лучшему. К лучшему, если он рассыпется на миллионы духовных частиц, которые из-за своего огромного числа даже не подозревают о существовании одиночества.       Родители Киры умерли уже давно. Но тосковал о них Изуру всегда. Сначала была детская обида, мысли, что его бросили совсем одного; потом, когда он стал старше, она сменилась болью потери, горечью. А затем и то, и другое сменилось колючей, ноющей тоской.       Кира часто приходил к ним на могилы: рвал цветы на полянках в прикладбищенском лесу, устраивал их на надгробиях, а затем устраивался на них сам и рассказывал то ли себе, то ли этим каменным плитам о том, как прошел день, о новых друзьях, которых обрел в Академии синигами, о тренировках, отдыхе – обо всем на свете. Только здесь он не чувствовал себя одиноким.       Однажды Кира пришел сюда рассказать о своей первой практике, которая чуть не стала последней. О том, как их спасли офицеры Пятого отряда. Их лейтенант был ничего, а вот третий офицер... Было в нем что-то скользкое, змеиное, отталкивающее... При мысли об Ичимару Кире вдруг стало еще труднее дышать...       По иронии судьбы, именно к этому неприятному человеку Киру назначили лейтенантом, когда Гина повысили до капитана Третьего отряда. Кире хотелось отогнать эти воспоминания, но он не смог.       В то утро он пришел на традиционное «знакомство» с новоиспеченным капитаном. Тот, как всегда, стоял с привычным всем лисьим выражением лица и наглым прищуром. Рядом с ним был капитан Айзен – пришел поздравить своего теперь бывшего лейтенанта с назначением. Кира тихо их поприветствовал и, не справившись с желанием забиться в самый дальний и самый темный угол кабинета, забился в него. Айзен быстренько засобирался и ушел, а Кира тихо завидовал Хинамори. Вот кто капитана отхватил...       - Так, ну и что за мышь несчастно-забитую ко мне прислали? – донеслось тут до Киры.       - Лейтенант Третьего отряда Изуру Кира, направленный приказом №459, прибыл в Ваше расположение, Ичимару-тайчо, – выбился наконец из угла и проговорил Кира, заметив, как предательски дрожит его голос.       - Гин.       - Что, Ичимару-тайчо?       - Пока рядом нет других офицеров Готей-13, я для тебя - Гин.       - Да, Ичимару-тайчо.       - Хм, тяжелый случай.       Только сейчас Кира заметил, что лисья ухмылка исчезла, а глаза капитана, прежде сощуренные, смотрели на него открыто. И было в них нечто успокаивающее, ободряющее настолько, что страх Киры испарился, как будто его вовсе и не было.       - Разбери вот эти бумаги, и я жду тебя на тренировочной площадке отряда, – сказал капитан, уже выходя за дверь.       - Ну, вот и познакомились, – спокойно сказал себе Кира, принимаясь впервые за теперь уже ставшую привычной работу.       А потом был полигон и тренировка, результаты которой не очень удовлетворили капитана. Точнее, совсем не удовлетворили. Кире хотелось сквозь землю провалиться – ему в сражении с капитаном казалось, что он первый раз держит занпакто в своей руке. Настолько тот его превосходил. А в довесок, он не смог отразить слабенькое кидо, и капитану пришлось собственноручно оказывать ему первую помощь, так как к Унохане с этим идти было безумно стыдно.       - Так дело не пойдет. Засиделся ты в Четвертом, Изуру! – проговорил Ичимару.       - Простите, капитан... – только и смог прошептать тот, удивившись теплоте, с которой было произнесено его имя. Наверное, в последний раз с ним так мама разговаривала... И Кира смутился окончательно.       - Гин.       - Что?       - Ты разве забыл? Здесь мы одни. А значит я не тайчо, не Ичимару-доно, и не кто-то еще! Ненавижу этикет! – начал злиться Ичимару.       А Кира слушал его голос и думал, что явно поторопился с выводами относительно личности капитана. Он не так уж и был похож на змею сейчас, прикосновения его не были скользкими, и глаза у него очень необычные, красивые и добрые. И одиночество тогда отступило.       Сколько еще потом было подобных тренировок? Не счесть! Сильному капитану нужен сильный лейтенант.       А друзья почему-то жалели Киру: им казалось, будто капитан над ним издевается и в гроб Изуру пытается загнать. Его протесты во внимание не принимались – всем остальным Ичимару казался, по меньшей мере, человеком неприятным. А что в большей, и подумать страшно! А вдобавок, Кира, защищая Гина (да, теперь он Гин - Изуру перестал бояться назвать капитана по имени), смешно краснел, и Абараи однажды хохотнул, что, мол, Кира влюбился в капитана. Больше Изуру в своей компании о Ичимару старался не говорить...       Было неприятно слышать о капитане плохое, но ведь с другими он и правда вел себя совсем иначе. Исключение составляла разве что Рангику Мацумото. И тогда Кира задумался: «Почему? Почему капитан на тренировочной площадке, или вечером за тихой беседой один человек, а наутро уже другой?» Ведь с Кирой он не тянул противно гласные и не выдавал свои вечные колкости. Наоборот, говорил прямо и открыто, говорил порой такие вещи, что Кира чувствовал себя ребенком рядом с ним. И хотелось слушать своего мудрого капитана всю ночь напролет.       Однажды Кира все же набрался смелости и спросил:       - Гин, скажи, почему ты с другими ведешь себя так?       - Как, Изуру?       - Не знаю, капитан. Может, отталкивающе?       - Вот ты о чем...       И тогда капитан сказал ему то, что он будет помнить всегда, ведь это было так просто и так сложно одновременно...       - Вот ты о чем... Знаешь, Кира, ведь маски носят не только пустые... Когда тебе больно, но ты уже взрослый, и слезы в твоих глазах нелепы и смешны, ты надеваешь маску злости или безразличия. Когда ты безответно влюблен, опять маска: грубость или безразличие. Когда тебе страшно, снова маска. Напускная смелость, грубость, безразличие. А когда ненавидишь, маску безразличия тяжело удерживать на лице постоянно... Я прячу ее за улыбкой. И глаза мои закрыты лишь потому, что я не хочу показать ту ненависть, что пожирает меня, человеку, которому еще рано об этом знать. А почему с тобой нет этой маски? Да потому что, время от времени, маску нужно снимать, чтобы не прикипела к лицу окончательно, не въелась в твое лицо, как яд... Чтобы не забыть себя настоящего. Но себя настоящего можно показать лишь тому, кому веришь. Тебе я верю. И хочу, чтоб ты мне верил и простил.       - За что? Гин, ты ведь ничего не сделал!       - Сделаю. Иди спать, Изуру.       Кира шел в тот вечер в свою комнату, и слова капитана неприятно всплывали в памяти. Что-то он понял сразу, что-то нет.       Многое понял, когда Гин предал Общество душ и ушел.       Но самое главное Кира понял здесь и сейчас, стоя на могиле Гина, сотрясаясь от рыданий и снова нависшего над ним одиночества.       Понял, что снова будет проводить всё своё время здесь, у этих плит, под которыми недалеко друг от друга лежат частички трех самых близких ему людей. И вновь он будет много говорить, хотя теперь хочет слушать. Но некого - Гина больше нет! Понял, что все носят маски. Все. И он не исключение. Он сейчас проплачется и наденет свою маску - маску улыбки, за которой никто не увидит его слез и боли. Ее нельзя показывать. Ведь никто не поймет. Не поймет, почему Кира так убивается за "этим лисом Ичимару". Не поймет, что Кира потерял не просто начальника, наставника, друга...       В тот вечер Кира снова потерял ОТЦА.