Полицейский медиум

«Это начинает раздражать», - думал Штольман, краем уха слушая, как Коробейников докладывает о текущих делах на ежедневной планерке. Начинало раздражать Штольмана многое. Во-первых, то, что вот уже неделю, с момента прихода на новое место службы, он – как, впрочем, и остальные члены команды – вынужден был днями просиживать штаны за рабочим столом, занимаясь бумажной рутиной. Очередные пертурбации в штатном расписании, министерских регламентах и инструкциях – и их подразделение повисло в воздухе, не имея права брать свежие дела. В результате эту, по сути, свободную неделю в ожидании необходимых подписей под правильными документами сотрудники группы подчищали хвосты, закрывали старые дела. Но вместо того, чтобы благодарить небеса за этот подарок судьбы, все уже тихо лезли на стенку. А во-вторых, Штольмана все больше раздражала Миронова. Сначала он думал, что ему показалось. Но нет, не показалось – эта девица его старательно избегала и сводила до минимума их контакты. Не то, чтобы он рвался с ней общаться, но он как-то не привык к подчеркнутой женской неприязни. А она разве что не разворачивалась, когда они случайно встречались в длинных коридорах управления. Вот и сейчас, на планерке, Миронова забилась в самый дальний угол, спрятавшись за спинами оперов. Ситуация усугублялась тем, что предъявить ей было в данный момент нечего. В самый первый день Трегубов с восторгом сказал, что у Анны Викторовны, единственной – грозно зыркнув при этом на всех остальных – нет никаких задолженностей по бумажкам и отчетности. Так что она эту неделю просто отсиживала планерки, не произнося ни слова. Чем она занималась все эти дни напролет, Штольман не представлял. Тем более что у нее, единственной из всей команды, был отдельный кабинет, в котором она сидела в одиночестве. Она в этом кабинете дисциплинированно просиживала положенные рабочие часы, при этом не ходила курить, чаи не гоняла и анекдоты с коллегами не травила. А пару дней назад Штольман стал свидетелем странной сцены. Миронова сидела на широком подоконнике на лестнице управления – и общалась. С пустым местом. С воздухом. Но она явно кого-то или что-то видела и вела с этим чем-то какую-то беседу. У следователя крепло ощущение, что у их так называемого медиума с головой сильно не в порядке. - … в общем, сил больше нет уже никаких этой фигней заниматься, - неожиданно подвел итог своему короткому докладу Антон Коробейников. Его реплика вызвала одобрительный смех коллег. - Я вас хорошо понимаю, Антон Андреевич, но… - начал было Штольман, но в этот момент дверь распахнулась, и кабинет вошел Трегубов. По его улыбающемуся лицу был ясно, что он принес хорошие новости. - Я вас поздравляю, товарищи офицеры, - подчеркнуто торжественно произнес он, - все необходимые решения приняты, все положенные бумаги подписаны. Вы снова в деле. Объявление вызвало просто бурю радости среди полицейских. Штольман заметил, что даже Миронова не то чтобы улыбнулась, но как-то слегка просветлела лицом. - И можете сразу по коням, - добавил Трегубов. – У вас новое дело. Спустя полтора часа следственная бригада обсуждала детали произошедшего на месте преступления. - Колесников Владимир Сергеевич, пятьдесят четыре года, банкир, со-владелец «Профит-банка», - рапортовал Коробейников. – Обнаружен мертвым в квартире своей любовницы Светланы Метельской. У них было свидание. После секса Колесников заснул и не проснулся. - Почему она вызвала полицию, а не скорую? – поинтересовался Штольман. - В такой ситуации смерть от естественных причин должна была бы быть первым предположением. - А вот это интересно. По словам Метельской, Колесников последнее время очень боялся за свою жизнь. У его банка недавно отозвали лицензию. Сами понимаете, все эти мелкие карманные банки часто крутят весьма сомнительные дела. Так что возможно, из-за отзыва лицензии пострадал кто-то серьезный. - Колесников не уточнял, кого именно он боится? – спросил Штольман. - Нет, девушка утверждает, что он упоминал об этом в самых общих словах. - А вы что скажете, Александр Францевич? – обратился к колдовавшему над трупом судмедэксперту Штольман. - Убийство. Ну, или самоубийство. Данный гражданин был отравлен, причем каким-то весьма замысловатым ядом. Похоже на какую-то экзотику, редко встречающуюся в наших широтах. Но более точно смогу сказать только после проведения вскрытия и экспертизы. - Спасибо, Александр Францевич. Тут Штольман заметил веселые переглядывания между оперативниками, и он мгновенно понял, с чем это связано. Он руководил работой группы на месте происшествия, озадачил и пообщался со всеми. Кроме Анны Мироновой. А все уже поняли сложившуюся ситуацию – и их взаимную неприязнь, и его недоверие к этой девице. Так что все с нетерпением ждали их первого рабочего контакта. Штольман чертыхнулся про себя, поскольку выбора действительно не было. Пришло время им пообщаться. Сама Миронова с момента приезда на место происшествия уселась в одно из кресел и за последний час, что они здесь работали, не сдвинулась с места. Штольман сжал челюсти и направился к ней. - Анна Викторовна, а вы можете что-то сказать по существу дела? Я не знаю, как и что вы там делаете, но вы можете вызвать убитого? - Вызывать нет необходимости, Яков Платонович. Дух Колесникова и так находится тут. - И? - Я за ним наблюдаю все это время. Он очень сильно дезориентирован. Первое время после смерти такое часто случается. Сомневаюсь, что удастся от него что-нибудь сегодня узнать. - Анна Викторовна, но вы все-таки сделайте попытку с ним пообщаться, раз уж именно это входит в ваши служебные обязанности, - резко произнес Штольман. - Хорошо, - кротко ответила Миронова. Встала с кресла и направилась к окну, видимо, где по ее мнению и находился дух Колесникова. В этот момент свет как-то особенно упал на нее, и Штольман обнаружил, что волосы у Мироновой и впрямь вьющиеся. За эту неделю они отросли на какую-то пару миллиметров, но именно эти миллиметры четко обозначили будущие крутые изгибы завитков. Штольман вернулся к привычной полицейской работе, краем глаза наблюдая за Мироновой, которая что-то негромко говорила пустому месту. Спустя еще полтора часа группа закончила работу на месте происшествия и загрузилась в свой микроавтобус. Начало первого дела на новом месте службы можно было считать вполне неплохим, а особое удовольствие, переходящее в откровенное злорадство, Штольман испытывал от того, что Миронова оказалась совершенно бесполезна. После часа у окна она подошла к нему и сообщила, что Колесников не готов общаться и узнать от него ничего не удалось. В микроавтобусе, который возвращал их в управление, стоял обычный гомон. Сотрудники обменивались мнениями о преступлении, строили планы на грядущие выходные и просто шутили. Штольман сам не знал, что его подтолкнуло, но внезапно он в полный голос обратился к Мироновой, которая сидела в самом дальнем углу от него. - Анна Викторовна, - и в его голосе открыто звучал яд, - а ваш дар он врожденный или приобретенный? Стоило ему это сказать, как в микроавтобусе повисла мертвая тишина. Миронова, которая и в обычном состоянии была бледна, вдруг стала мертвенно-землистого цвета. Следователь обнаружил, что коллеги смотрят на него то ли обвиняюще, то ли враждебно. Коробейников, казалось, готов был броситься на него с кулаками, а Милц как-то печально покачал головой. Несколько секунд тишины резко прервались, когда все дружно загомонили в два раза громче прежнего, как будто пытаясь заговорить случившееся. При этом Штольман почувствовал себя вытесненным из разговора. На него подчеркнуто не обращали внимания. Когда через пятнадцать минут они прибыли на место, все явно почувствовали облегчение, как будто до этого были заперты в консервной банке. Вновь последовала суета и все быстро разбежались по делам. Миронова исчезла так быстро, что Штольман этого даже не заметил. Последним из микроавтобуса со своим профессиональным чемоданчиком неловко выбрался Милц. - Александр Францевич, - окликнул его Штольман, который специально дожидался его у микроавтобуса. - Да, Яков Платонович? - Что только что произошло? – прямо спросил его следователь. – Я явно сказал что-то не то, но не понимаю что именно. - Яков Платонович, вы ни в чем не виноваты. Просто вы по незнанию сказали то, что не следовало говорить. - Почему? - Помните теракт в московском аэропорту лет восемь назад? – задал встречный вопрос судмедэксперт. - Разумеется. - В том теракте погибли родители Анны Викторовны. Она сама получила очень тяжелые травмы. Выжила просто чудом. Месяц находилась в коме. А когда пришла в себя, выяснилось, что она видит мертвых и может общаться с ними.