Без шансов?

Последнее, что она помнила ― протяжный механический звук, низкой частотой обогнувший округу. Элой не уловила его, но визор, жалобно пискнув, погас, а вместе с ним погасла и электронная сетка, сокрыв от глаз цифровые призраки созданий Железного Мира. Впрочем, и без устройства Предтеч она прекрасно видела стадо бегунов. Они нахрапом трусили к броду, за которым лениво маячил каменный мост ― один из путей к сердцу Меридиана. ― Трое, ― взглядом бывалого охотника Элой оценила противников и свои шансы, всё было до невозможного просто. Даже без визора. ― Приручить хотя бы одного… другого в ловушку… а дальше дело за малым. Только чуть-чуть подождать… ― привычка говорить с собой прочно пристала за время изгнания, и избавиться от неё было довольно проблематично. ― Не высовываться… ― но урчание в животе частично заглушило шёпот, заставив на миг отвлечься от техники и задуматься о том, как давно она ела. От одной мысли о еде капитан Авангарда брезгливо поморщился, единственное, чего хотелось, так это пить, без разницы что, хоть мутную воду, лишь бы утолить жажду. Контрольный обход постов выдался утомительным: накаляя воздух, солнце палило нещадно, нестерпимая жара мучала, равно как и мошкара, наводнившая город. Да и болваны из караула уже давно сидели в печенках. ― Гляди-ка, опять эта рыжая дурью мается, ― древком копья долговязый стражник толкнул напарника и указал на правый берег речушки, лентой змеившейся на склоне у порога Западных Врат. Эренд минул стражников и, облокотившись о сохранившую остатки прохлады колонну, пристроился в её тени. И вправду, в зарослях сухой травы затаилась Элой, ему несложно было узнать рыжегривую. ― Ха, одна на троих! ― обнажил щербатые зубы второй стражник. ― Да у неё серьезные замашки. Интересно, у Нора все изгои такие или только эта? Мужчина козырьком приставил руку к глазам, пригляделся, а затем задумчиво протянул: ― Кто ж их знает, дикарей-то. Дарен, а ты видел женщин Нора? Много ли? ― товарищ мотнул головой, красные перья на шлеме лениво качнулись. ― А мне довелось. Все как одна ― страшные и косые. А эта, ― Алгар утёр тыльной стороной ладони пот с лица. ― Бойкая баба, да и на рожу хороша, даже получше некоторых наших. Я б её-то во все… Эренд не выдержал. Хоть и сам был того же мнения, да только вот капитана приводил в бешенство один лишь факт, что и другие грешили такими же мыслями на её счёт. ― Караульные, ― щерясь, гаркнул он, ― солнце окончательно спекло пустые головы? ― Алгар примолк и, кажется, даже вытянулся по струнке, втягивая свисавшее под доспехами пузо. ― Ваше дело ― смотреть за чужаками и местностью. А вы только о девках и треплетесь, похлеще забулдыг из кабака. Дурное предчувствие не давало покоя капитану. Не осталось незамеченным то, как уверенно подбирались создания Железного Мира к броду: слишком нагло, слишком открыто. На его веку эта падаль никогда прежде не подступала так близко к городу, а бегуны сами не лезли на рожон, разве что… Он заметил их лишь за мгновение до того, как из бойницы высунулся караульный: ― На северо-западе! Двое пилозубов движутся в нашу сторону! Капитан, прикажете закрыть ворота?! Первая машина угодила точно в электрическую ловушку. Пригвождённая разрядом к земле, вздрагивая, она выла не своим голосом, казалось, звала на помощь. Вынырнув из укрытия, Элой подскочила к бегуну, не раздумывая, всадила копье в емкость с огнежаром. Провода-жилы коротнуло. И в тот же миг в лицо сыпануло искрами. Последний раз всхрапнув, машина вспыхнула и больше не шевелилась. Но скрежета металлических звуков не убавлялось, наоборот, с каждым мгновением их становилось все больше. Элой слышала шаги, казавшиеся ударами молота о наковальню, синтетическое рычание и жужжание мощных челюстей. Она догадалась кто это, прежде чем увидела. Мир закружился вокруг в бешеной пляске, все сливалось и путалось. Бегун не давал Элой шанса, не открывал слабых зон, другой же, взбрыкнув от перебоя в системе, бросился на утек. На всём ходу, вспахивая лапами землю, шли на таран пилозубы. Элой прытко взобралась на иссохшее дерево, как можно выше, и приготовила лук. Разъяренные машины, спугнув трусливого бегуна, вгрызлись челюстями в ствол. Из-под острых пил-шестерней снопом летели опилки, а дерево, вздрагивая, накренялось. Элой наложила стрелу на тетиву, но спустить не успела. Дерево треснуло. Повалилось. Ей не оставалось ничего, только перепрыгнуть на огромную каменную глыбу в два человеческих роста. ― Да что б ты заржавел, бесово отродье, ― процедила Элой сквозь зубы, выпущенная стрела угодила в железный каркас, но отскочила лёгкой щепкой. Второй выстрел оказался точнее, как и третий. Взвыв и сверкнув желтыми огнями прожекторов, пилозуб подогнул задние лапы, емкость треснула, выплёскивая огнежар, оплавлявший детали. Другой зверь выл, кидался на каменную глыбу, но достать добычу так и не мог; пытался вгрызаться в горную породу, но лишь тупил шестерни; высекая искры, бил мощными лапами, но безуспешно. Участь его была незавидна, стрела уже метила в свою цель. Воздух над рыжей землёй дрожал, словно раскалённый. Элой спрыгнула с глыбы и обернулась. Рядом дымились останки техники, от них несло жаром, как от кузнечного горна, и горелой синтетикой. Причитающаяся нажива манила. Элой присела и запустила руки в железную тушу, перебирая не тронутые жаром запчасти, как вдруг, лишь на миг, перед взором вспыхнула сеть. Визор пискнул. Элой дёрнулась от болезненного звука, заглушившего голоса позади, и вместо провода схватилась за раскалённую трубу, по которой ещё недавно мотор-сердце гнал масло. ― Элой! ― песчаный ветер забивал глаза и рот пылью, глушил слова, уносил их далеко в другую сторону. ― Убирайся оттуда! Живо! ― Эренд, вцепившись в канатомёт, выбежал на каменный мост, а следом за ним ― трое бойцов Авангарда с луками наготове. На горизонте стремительно разрасталась мелкая точка, от её крика вздыбились космы, и стражники за спиной чертыхнулись. Прижимая к себе правую руку, рыжегривая обернулась ― но слишком поздно: блеснув в вышине холодной сталью, буревестник закрыл над ней крыльями солнце. Эренд взвёл канатомёт, выстрелил, но путы, скрежетнув по хвосту, скользнули мимо цели. Бойцы Авангарда пытались отвлечь, обстрелять железную птицу, но той до них не было дела. Эренд понял ― у буревестника была определённая цель. Птица распростерлась прямиком над ней. Пласты металла, скрывавшие сердцевину, разошлись, обнажив мотор-сердце. Это был шанс, слишком хороший шанс, и Эренд знал, что упускать его Элой вряд ли станет. Рванув в противоположную сторону, на всём ходу она скользнула под механической птицей и, растревожив повреждённую руку, сцепила зубы, выстрелила. Но, как коршун над падалью, буревестник продолжал виться над ней, а затем камнем сиганул вниз, растопырив когтистые лапы. Эренд выстрелил вновь, точным попаданием канатов опутал железные лапы, а со второго выстрела железный болт с привязанным к нему концом, подняв облако пыли, вгрызся в сухую землю. Стреноженная птица била крыльями, рвалась из ловушки, но выбраться не могла. Стрелы сыпались градом и, попадая, взрывались, куроча металл. Неистовствовал, кричал и, кажется, обессиливал буревестник, но заметив под собой Элой, предпринял последнюю отчаянную попытку. Вокруг него замерцал воздух, зазмеились синие всполохи, и за мигом миг сотканной из энергии вокруг птицы разрастался щит. Эренд не успел ничего сделать, лишь переменить оружие, как, издыхая, птица врезалась в землю, высвобождая ток. Темнота навалилась со всех сторон, разом поглотив и растворив в себе. Длилось ли это вечность или жалкий миг ― Элой не знала, равно как и не знала, что с ней. И всё же догадка болезненным ощущением пульсировала где-то в подкорке мозга, вопя: чувствуешь, значит жива. Липкими прикосновениями мрак возвращал мысли и чувства, но дразня, он возвращал их лишь на мгновения. Кто-то был рядом. Элой отчётливо ощущала чужое присутствие, но никак не могла понять ― кто же? Машины? Люди? Будто из-под воды она слышала голоса, десятки, сотни. Ох, Великая Мать, казалось, их было бесконечное множество. Потоком они лились в уши, терзали разум бессвязными обрывками фраз, а затем исчезали. А может и сама Элой исчезала? Открыть глаза было не лучшей идеей, свет, струящийся в окна комнаты, резал глаза, заставлял жмуриться. Яркими пятнами и маслянистыми кругами, точно рябь на воде, расползались под веками вспышки. Подождав, пока комната обретет четкие очертания, Элой, кряхтя, повернула голову. Совершенно незнакомое помещение окончательно сбило с толку. Красные ковры, до этого кружившие в пляске, чуть покачиваясь, замерли аляповатыми пятнами на полу, а у дальней стены, рядом с дверным проёмом, застыл стол, заваленный одеждой и амуницией. Кажется, её собственной. Элой попыталась подняться, но болью полыхнула спина, значительно поубавив стремление. Тело ломило, а ноги не шибко-то слушались, как и руки, особенно правая. Где-то внизу под тяжёлыми шагами ныли деревянные половицы. Элой слышала, как кто-то по-хозяйски гремел дверцами тумб и что-то искал. Заскрипела лестница, и спустя минуту нервного ожидания появился Эренд. В руках у него была какая-то тара и, кажется, лоскуты марли. Без церемоний он пересек комнату и уселся на краю кушетки. ― Ну что, поохотилась? ― чарка с питьём дымилась в его руках. От густого, терпкого запаха, враз пробудившего чувство голода, спазмом свело нутро, к горлу подкатил ком, но Элой сглотнула. Невзирая на тошноту, есть всё равно хотелось. ― Сам прекрасно видел, ― язык едва ворочался и лип к нёбу. Побледневшая, опухшая, с растрескавшимися губами и ссадинами на лбу она выглядела не лучшим образом, но Эренд едва ли придавал этому значение, главное ― Элой была в безопасности и в сознании. Вопросы. Он ждал от неё вопросов, но вместо них была тишина, прерываемая тяжёлым дыханием, ещё не пришедшим в норму. Удостоверившись, что питье чуть поостыло, Эренд протянул деревянную чарку. ― Варево из бальзамника, копытени, крапивы и ещё какой-то лабуды. Выпей, полегчает. Приподнявшись и принюхавшись, Элой поморщилась, но отказываться не стала. Тремя жадными глотками осушила чарку. Ощущая, как, покалывая, немеет язык, она кивнула в знак благодарности и улеглась обратно, положив руку на голову, будто это могло унять гул внутри или же замедлить скорость вращения мира перед глазами. И всё же, перебороть любопытство Элой не могла. Не выдержав, спросила всё тем же уставшим, тихим голосом: ― Где я? И что случилось у брода… после того, как меня окатил током буревестник? Эренд удивленно уставился на неё. Похоже рыжегривая знатно приложилась головой о землю, и переспросил вкрадчиво, как у ребёнка: ― Где ты? ― капитан не верил в услышанное, это был глупейший вопрос, и ответ на него знал каждый, во всяком случае, именно так ему думалось. ― В обители душегуба машин! В моих хоромах, ― Эренд хлопнул себя по коленям и обвёл рукой помещение. Элой в недоумении ещё раз огляделась вокруг, убеждаясь ― не показалось ли? На её памяти в Меридиане знатные люди не скупились на роскошь, и капитан Авангарда был явно из их числа, но, как показала действительность, всё выдалось несколько иначе. ― А что случилось потом? Ничего интересного, разве что мой молот смял дурную птичью голову, ― он достал из кармана фляжку и какую-то мазь, а затем придвинулся ближе. ― А стрелы бойцов порядочно раскорёжили жестянку. Прикосновение к повреждённой коже было болезненным, но Элой терпела, да и Эренд старался как мог, точнее, как позволяли огрубевшие руки. Заслугами Эрзы такая работёнка была для него не в первой. ― И что теперь? ― спросил капитан, перевязывая покрепче руку лоскутом чистой марли. ― Опять сломя голову бросишься за железной мерзой? Он не выпускал её руку из своей, и, похоже, рыжегривая была не очень-то против. Во всяком случае, вырваться она не пыталась. ― Наверное, я ещё немного полежу здесь. Раз уж притащил в свои хоромы, то вряд ли погонишь, ― слабо улыбнулась она. ― Как всегда зришь в корень, ― хмыкнул Эренд. Нехотя отстранившись от рыжегривой, он поднялся. Ещё раз окинул взглядом комнату, решив, что и впрямь стоило бы разбавить интерьер мебелью поизысканней, как-никак капитан Авангарда, и сказал: ― Тогда отдыхай, а у меня ещё намечена… встреча… с одним торгашом. Надо бы прояснить кое-какие детали. Эренд ушёл, оставив Элой одну в молчаливом доме. От варева начало клонить в сон, и спустя час бездумного созерцания деревянного потолка она наконец уснула. К вечеру усталость достигла своего пика: жара и беготня по городу измотали, а допрос торговца вышел не лучшим образом, особенно для него самого. Эренд вошёл в дом, напуская на себя вид беспечности и благодушия. Элой сидела при свете масляных ламп и крутила в руках побрякушку, похожую на ту, что в своё время отыскал Олин в развалинах Железного Мира. ― Я смотрю, тебе уже лучше, ― бросил он, на ходу пристраивая молот на кронштейнах, прочно вбитых в стену. ― Благодаря твоим же стараниям. Спасибо. Капитан ухмыльнулся в усы и скинул с себя броню, оставаясь в тонкой рубахе. Брошенные на деревянный подъём железные одеяния плаксиво звякнули, и Эренд уселся за стол рядом с Элой. ― Хозяйничаешь? Нашла чем заправить лампы, ― он оглядел зал, подмечая следы чужого вмешательства, ― и лечебные травы. До солонины уже добралась? ― Чего-чего, а этого найти не смогла. Хотя очень хотелось. Эренд вздохнул, вздох получился тяжелым, и лишь на миг маска благодушия слетела, обнажая усталость. Только сейчас он понял, что тело кажется не своим. А щека и бок ― куда пришлось больше всего ударов палкой испуганного торгаша, до тех пор, пока того сам не скрутил ― досадно саднят. Капитан заметил настороженный взгляд рыжегривой, и в тот же миг, вытянувшись, облокотился на спинку стула и заложил руки за голову. ― Какие взгляды! ― в привычной манере заухмылялся он. ― Признайся, заскучала по спасителю? ― До этого момента вполне может быть, а сейчас уже сомневаюсь. Сводя к шутке, Эренд часто задавал ей похожие вопросы, но в этот раз ответ и впрямь выбил из колеи больше обычного. Капитан не любил сдаваться, считал неприемлемым, но иногда руки опускались сами собой. Кажется, и в этот раз грозилось быть тоже самое. ― Ну солонина, так солонина, ― Эренд пожал плечами и кивнул в сторону лестницы. ― В каморке, под мешком с зерном. ― Тебе захватить? Почесывая саднящую щёку, он мотнул головой. И в следующую минуту рыжегривая уже скрывалась в тени проёма. Всё не клеилось, шло как-то не так, дурные мысли штурмовали голову, за которые сестра явно влепила бы пару оплеух и прочитала нотацию. Он даже горько хмыкнул, представив голос Эрзы, скандирующий: «Не распускай сопли, будь мужиком! Всегда можно что-нибудь сделать!». Но что? Тень под лестницей зашевелилась, и из темноты с тарелкой солонины и парой горбушек черного хлеба выскользнула Элой. Пламя масляных ламп рождало уродливые тени, но и они в глазах капитана не могли исказить лик рыжегривой. Ответ пришёл сам собой. Повинуясь порыву, Эренд встал с места, в два шага преодолел разделявшее их расстояние и напористо поддался вперёд, целуя. Поборов ступор, Элой отпрянула и вперилась в него взором. И трудно было понять, что он значил. Возмущение? Ожидание оправданий? Но было понятно одно ― ничего хорошего для капитана. ― Может у меня и нет шансов, но я, во всяком случае, попытался, ― Эренд ехидно прищурился, но скрыть досаду вряд ли смог, глаза выдавали. Он обернулся к столу, к глиняному кувшину, едва потянулся за ним, как поверх руки легла перевязанная. ― Шанс всегда есть, ― без тени злобы проговорила Элой, одним прикосновением приковав к себе его внимание и возвратив запал. ― К тому же у тебя есть некоторые привилегии, ― она улыбнулась.