Моя свобода

Вернувшись во дворец, принцесса поспешила принять ванну, чтобы смыть с себя мерзкое липкое ощущение собственной беспомощности, никчемности и страха. Оно ей определенно не нравилось. Почему, со всеми остальными чувствуя себя всемогущей и милостивой правительницей, рядом с Кибой она превращалась в маленькую глупенькую девочку? Как у него это выходило? Кэори не понимала. В последнее время она вообще чувствовала в себе много изменений. Даже во время занятия государственными делами она не переставала думать о Кибе и его словах. Тот разговор на ветке дерева тоже не желал выходить у нее из головы. «Ты нужен мне, Киба. Всегда». «Зачем? Чтобы вечно венчать твое собрание самых красивых рабов?» «Что мешает тебе полюбить меня?» «Твоя печать. Ведь ты сама сказала, что боишься, что я оставлю тебя. А ты доверься мне… Как я могу тебя полюбить, когда ты мне не веришь?» Доверять… Как она сумеет? Что вообще значит это слово «доверять»? Конечно, она может всецело положиться на Кибу. Она может доверить ему свою жизнь. Но может ли она снять с него печать? И если она сделает это, сможет ли она хранить надежду на то, что он не уйдет от нее? «А ты доверься мне…» Кэори, лежа в купальне на удобных подушках, встряхнула головой. Какая, к черту, надежда?! Принцесса она, в конце концов, или нет? Киба — ее раб! Он обязан ей во всем подчиняться! Черт, да она будет не она, если не приручит этого упрямого коноховца! Кто он вообще такой? Ничем не выдающийся, ничем не отличающийся от остальных ее рабов… — О черт, — тихо простонала принцесса. — Ну кого я обманываю? Она закрыла глаза рукой и устало откинулась на подушку, расплескав на мраморный пол немного ароматной воды. Киба Инудзука во всем отличался от остальных ее рабов. От всех мужчин, которых она когда-либо знала. Он был лучшим. Он был прекрасным. Он был сильным. Он был необузданным и свободным. И он был самым притягательным мужчиной из всех. Он был тем единственным, кто не наскучил бы ей никогда в жизни. Кто привнес бы в ее унылую и однообразную жизнь свежую струю. Да что там струю? Он бы кардинально изменил ее. Уже изменил. И ее жизнь, и ее саму. «Но ты же меня любишь? Так изменись. Докажи это, Рико. Сумеешь?» Эта его сводящая с ума широкая сексуальная улыбка. Эти чувственные губы. Эти глубокие гипнотизирующие необыкновенные глаза… За считанные секунды Кэори вспомнила все его привычки, любимые слова и жесты. Например, когда он смущался, то левой рукой почесывал затылок и сощуривал глаза, а на щеках проступал чуть заметный румянец. Когда радовался чему-то, то широкая ослепительная улыбка озаряла его лицо, а в глазах плескались фонтаны любви к жизни. Всего один раз принцесса видела его плачущим — когда шиноби вымаливал не разлучать их с Акамару. Киба не был сентиментальным человеком, предпочитая практику теории. И его неудержимой вспыльчивостью Кэори восхищалась, оскаленные в рычащей угрозе клыки приводили ее в восторг, а напряженное, с перекатывающимися мускулами тело заставляло внутренне пребывать в экстазе. Инудзука не любил попусту трепать языком, хотя будучи в приподнятом настроении мог подкалывать окружающих и острить ежеминутно. Разве можно было не… Не любить такого? Киба не был одним из тех харизматичных и роковых мужчин, которых предпочитают женщины, но он был веселым, вспыльчивым, импульсивным и необузданным во всех отношениях. Во всех… — Чееерт! — пробормотала Кэори и стукнула кулаком по мраморному полу, тут же ойкнув и прижав руку к груди. А как он ее называл…Рико. Дитя жасмина. Она даже поднесла руку к носу и втянула свой запах. Неужели действительно она так пахнет этим жасмином? «От тебя так и несет за километр жасмином. Тебе не стоит злоупотреблять этим ароматом… От него мне хочется выпить воды, потому что во рту становится ужасно приторно», — вспомнились ей его слова. Но она почти не пользовалась жасминовыми духами. Она вовсе не злоупотребляла этим ароматом! Как несправедливо. За что он с ней так? Умеет ли Киба быть нежным? Настолько же нежным, насколько горячим и страстным? Каково это — ощутить его поцелуи на своей коже, его руки на своем теле? Каково это — заниматься любовью с Кибой Инудзукой? Кэори знала все, что касалось искусства любви. Она ведь была дитем Востока, а девочек в этом краю с ранних лет обучали искусству любить. Она знала, как заставить мужчину получить удовольствие много раз за ночь. Знала как продлить его настолько, что он будет умолять сжалиться над ним. Знала, как достичь его разными способами. Этому ее обучали с десяти лет. Но, тем не менее, она все еще была девственницей, ибо несмотря на всю распущенность Востока, этот край имел такие же строгие традиции, как и везде. Она должна была прийти к мужу в первую брачную ночь нетронутой никем. И потому, несмотря на то, что Кэори имела при себе целый мужской гарем, как того требовали традиции Востока, она ни разу не воспользовалась их услугами. Они были словно ее свита. Весь ее гарем состоял из красивых сексуальных мужчин в самом расцвете сил. Их ей поставляли торговцы рабами, знавшие, что принцесса Кэори но Ясмин славится свое охочестью до красивых мужчин. Светлокожие, златокудрые, загорелые, шатены, брюнеты, блондины, с миндалевидным разрезом глаз, голубыми, карими и черными глазами, — каких только мужчин не было в ее гареме. Но ни один из них не смог бы сравниться теперь с Кибой Инудзукой. Ни по красоте, ни по уму, ни по характеру. Киба был для нее лучшим. И она желала добиться его расположения. Поэтому она немного волновалась перед тем, что собиралась сделать. Неосознанное решение уже сформировывалось в ее голове. Только теперь Кэори понимала, что то желание приручить его на самом деле было желанием понравиться ему. Она вовсе не хотела сломить его неукротимого духа. Вовсе не хотела, чтобы в его чудесных искристых глаз потух азартный огонек задора. Вовсе не хотела, чтобы погасла чувственная манящая улыбка на его красивых губах. Она лишь хотела любить и быть любимой. Принцесса устала от дворцовой жизни, от правительства островом, от надоедливых рабов, борющихся за ее внимание. Она устала от своего окружения — от суетливых служанок, от дворцовых стражников, от лебезящих послов с их фальшивыми улыбками. А Киба был живой, настоящий, не лицемерящий и не притворяющийся. Он открыл ей глаза на то, что она живет в роскоши и фальши. Открыл глаза на собственную никчемность. Когда он злился — он этого не скрывал. Когда он радовался — он радовался искренне, громко и шумно. Когда он грустил — это было заметно. А когда он пребывал в ярости — это было заметно еще больше. Настоящий и живой. А она так устала от всего того лицемерия и фальши, что ее окружало… — Знаешь, в чем настоящее счастье, Кэори? — прошептала принцесса грустно. — А я скажу тебе. Настоящее счастье — иметь друга, который никогда не предаст. Как Акамару. Ну все. Хватит врать себе! Пора меняться. Иначе такой… Киба никогда ее не полюбит. Кэори решительно встала и вышла из воды по мраморным ступенькам купальни. Раздвинув шифоновый полог, она хлопнула в ладоши, и служанки тут же засуетились вокруг нее. Она накинули на ее плечи легкую прозрачную накидку и поднесли вазу с фруктами, но принцесса покачала головой. — Принесите мне белое платье. А затем предупредите господина Инудзуку, что я желаю сегодня с ним отужинать. — Да, госпожа, — опустив головы, пробормотали служанки и тут же кинулись выполнять ее приказания. Кэори облачилась в принесенную белую тунику с V-образным вырезом, открывавшим восхитительный вид на белоснежные полушария ее груди, и с длинным разрезом, шедшим от средины бедра. Распустив, тщательно расчесав и вдев цветок жасмина в свои волосы, она глянула на себя в зеркало и осталась удовлетворенной. Она была сногсшибательна. Осталось только очаровать Кибу. Надев на палец фамильный перстень, она вышла из своих покоев и в сопровождении двоих угрюмых негров-стражников направилась в спальню Кибы. Не стучась в двери, она вошла, жестом отпустив стражников прочь. Кибы в комнате не было, но она заметила его на балконе. В эту ночь луна была особенно огромной, и на ее фоне Киба небрежно лежал на перилах балкона, игнорируя кушетку, стоявшую совсем рядом. Он без особого труда удерживал равновесие, лежа на этих узких перилах и поедая большое спелое яблоко. Подложив под голову руку для большего удобства, он болтал ногой, не боясь свалиться в кусты колючих роз, что росли под балконом. Периодически слышался хруст откусываемого яблока. Принцесса так и замерла, на мгновение залюбовавшись этой картиной, но очнулась от его небрежного ленивого голоса: — Чего стоишь, как вкопанная? Она встряхнула головой и вышла к нему на балкон, облокотившись о перила рядом с его головой. — О чем ты думаешь? — спросила она тихо. — О доме, — честно ответил Киба и снова откусил от яблока. Кэори вздохнула. «Ты хочешь домой, Киба? — подумала она грустно. — Хочешь. Ты покинешь меня, как только я сниму печать». — Где Акамару? — спросила она. — Как обычно, ушел погулять в лес на всю ночь. Сегодня у него плохое настроение, — пожал плечами Киба. — Там же стена. Как он мог уйти? — Она всего лишь три метра в высоту. Перепрыгнет. Кэори только головой покачала. — Поужинаем? — предложила она. — Угу. Сейчас, только яблоко доем. Принцесса снова вздохнула и, не осознавая, что делает, запустила руку в его волосы, начиная медленно массировать ему голову. Киба закрыл глаза и едва не замурлыкал от удовольствия. — Хорошо, — пробормотал он. — Продолжай. На секунду Кэори замерла, поняв, чем занимается, но потом нерешительно продолжила перебирать его густые каштановые волосы. — Вы с Акамару очень дорожите друг другом, — прошептала она. — Мы с ним как братья, — согласился Киба. — Однажды он подхватил какой-то вирус, когда был маленьким. В то время в наших краях появилась эта болезнь у всех животных. И Акамару неожиданно превратился в какого-то обезумевшего огромного зверя, который убил за ночь отряд из элитных чунинов и двух джонинов, патрулировавший границы леса. Цунаде-сама сделала для него вакцину, и я с сестрой отправился искать его в лес, чтобы вколоть противоядие ему в вены. Мы нашли его, и он раскидал наших семейных собак Хаймару, как каких-то букашек, и накинулся на меня. Я пытался успокоить его, кричал, упрашивал, все было бесполезно. Он прыгнул на меня, желая раздавить своим весом, но в последний момент… Силой воли заставил себя промахнуться. Так он спас мне жизнь. После того, как он потерял сознание, мы ввели ему вакцину, и он стал прежним. С тех пор мы с ним сроднились еще больше. — Как… трогательно, — пробормотала принцесса. Похоже, все ее усилия, которых она еще даже не прилагала, будут бесполезны. Киба никогда не забудет Акамару. Так стоит ли пытаться разлучить их? Почему она не поняла этого еще тогда, когда ради этого пса Киба наступил на горло своей гордости и принялся умолять ее? «Хм. Правда? Ты так любишь своего пса?» «Он не просто мой пес, он мой лучший и самый верный друг. Он мой брат, мой товарищ и мой соратник. И если ты нас разлучишь…» — Ну что, пойдем ужинать? — сменила она тему. — Угу, — пробурчал Киба, запихивая остатки яблока в рот, и зашвырнул огрызок в сад, ничуть не смущаясь присутствия его хозяйки. Кэори предпочла проигнорировать загрязнение личного пространства и потянула его в спальню, где их уже ждал столик, уставленный всевозможными вкусностями. Замечательно. Если сегодня Акамару не будет, то никто не помешает ей провести эту ночь с Кибой. Они сели, и принцесса, игнорируя удивленный взгляд Кибы, сама принялась кормить его морепродуктами, взяв в руки его палочки. Сначала он был немного смущен, но после нескольких кусочков привык и уже охотно ел с ее рук. Подумать только, какая ирония… Ел с ее рук. Дикий зверь. — Киба. а расскажи-ка мне, были ли у тебя девушки? Киба не сумел вовремя подготовиться к такому вопросу и подавился суши. — Э-э-э… Была… Одна, — все же сумел ответить он. — Так уж и одна? — ехидно пропела она. — Одна, — твердо ответил Киба. — Значит… Ты у нас не очень опытный в этом деле? — поддразнивающе промурлыкала Кэори. — Снова провоцируешь, Рико? — процедил он сквозь зубы. — Ну… разве что чуточку? — усмехнулась она, любовно поднеся к его рту кремовое пирожное. Киба молча открыл рот и прожевал это злосчастное пирожное под пристальным взглядом Кэори. Внезапно поддавшись к нему, принцесса дразнящим движением язычка слизнула остатки крема с его губ и промурлыкала ему в ухо: — Ну, Киба, покажи мне, что ты можешь. — Что, на солнце перегрелась? — ошеломленно пробормотал Киба. — Нет. Просто мне надоело ждать, — опустив ресницы, чтобы скрыть свой полный желания взгляд, прошептала Кэори и прильнула к его груди. Прежде чем Киба вышел из ступора и успел что-либо сказать, принцесса впилась в его губы страстным поцелуем, обвив его шею руками и не давая вырваться из ее объятий. Вкус поцелуя смешивался со вкусом пирожного и ароматом жасмина, кружа Кибе голову. Всего лишь через мгновение он ощутил, что о том, чтобы сопротивляться, у него и мысли нет. Он обнял ее за талию в ответ и с силой прижал к себе. Не удержав равновесия (а может, специально?) она упала на него, и Киба оказался прижат к подушкам ее телом. Аромат ее кожи, ее волос, вкус ее поцелуя — все это дурманило ему голову, заставляя остатки разума потеряться где-то на задворках сознания, а потом и вовсе раствориться в страстности ее объятий. На мгновение оторвавшись от его губ, принцесса нависла над ним с ласковой и нежной улыбкой на губах. Она легко провела пальцем по его щеке, обвела контур его татуированного красного клыка и мягко коснулась его ресниц. В ответ Киба с нежностью заправил ей за ухо длинную прядь черных волос и тоже улыбнулся. — Знаешь, — прошептал он едва слышно, — мне нравится твой запах. — То есть тебя от него уже не тошнит, и я им не злоупотребляю? — подколола его она, вспомнив его давнишние слова. — Не будь злопамятной, Рико, — хмыкнул Киба, и, приподнявшись на локте, прильнул к ее губам снова.