Неоконченный роман

Только раз в жизни я видел Веру в свадебном платье. Она была (и есть до сих пор) самой красивой женщиной, из всех, которых мне доводилось видеть. Я до сих пор помню то свадебное платье и дурацкую шляпку, в которых она выходила за меня замуж. Помню каждую секунду того дня. И так странно видеть её, ещё более красивую, но выходящую замуж за другого человека, который не любит Веру, и которого не любит она. Гости начали собираться за несколько часов до церемонии. Я знал только троих людей из всего сборища интеллигентов, и то эти три человека были моей семьей. А сейчас всё рушится. Опять из-за меня. Я будто вернулся на двадцать лет назад и снова всё испортил, только в этот раз даже изменять не пришлось. Наконец-то! Снова вижу её, Веру! На этот раз она одна. Без Калинина. Идёт, улыбается, прямо ко мне подходит. — Паша! Я уже перестала надеяться, что ты придёшь! — столько счастья, и всё в мой адрес. — Тебе очень идёт это платье! Оно…. Хорошо сидит. — Правда? — она засмеялась и покрутилась, видимо, чтобы я смог оценить все достоинства… платья… да, именно его…. — ну, как ты? Рассказывай! Как съемки, жизнь, в целом. — Всё хорошо. Лаврова убили, а Доктора Макарова уволили из больницы. — С Гуровым то что? — А он на свадьбе бывшей жены, с которой ещё несколько месяцев назад пил виски в квартире. — это явно стало лишним и смутило её. — Сама то ты как? Счастлива? — мы медленным шагом убегали от гостей. — Счастлива? Да, пожалуй. Хотя, иногда мне кажется, что одной быть гораздо проще. И даже лучше. Нет никакой ответственности ни за кого, кроме самого себя. Нет этих вечных: «Верочка, ты во сколько будешь дома?», «Верочка, ты закончила отчеты?»! — Что плохого в том, что он так тебя называет? — Ничего плохого, но не пятьдесят раз в день! — Ладно тебе, не нервничай, ты же замуж сегодня выходишь. — Выхожу… пойдём вон к тому домику? — она посмотрела в сторону небольшого белого здания с белыми колоннами и небольшими ступеньками, на которые, видимо, Вера хотела сесть. — Идём. — мы действительно сели на те ступеньки. — Расскажи ещё что-нибудь. — Я обо всём уже рассказала. Больше нечего. — Вера взяла меня под руку и положила голову на плечо. — Не жалеешь о том, что всё-таки решила выходить за него замуж? — Пока нет, но посмотрим, что будет дальше. Сам то жениться не надумал? — Куда там? — И то верно. — мы бы молча сидели и смотрели на деревья, которые росли неподалёку, на дорогу, по которой успело проехать огромное количество машин, друг на друга… но телефон зазвонил в самый неподходящий момент. — Извини. Да? — это был Калинин. Он, как оказалось, потерял Веру. Я пообещал, что найду её и приведу ещё до начала церемонии. — Во сколько всё это начнется? — В два тридцать. — Через десять минут. Вера! Давай, давай, вставай, ещё на собственную свадьбу опоздать не хватало! — Ещё ведь не поздно всё исправить! Гуров, — она подошла ко мне и коснулась рукой моей щеки — можно поставить на свои места то, что сместилось. — Ты без пяти минут жена, — что, чёрт побери, я несу? — Ты сможешь быть счастлива с ним, и полюбишь. Если бы ты только знала, как я жалею о том, что просто сидел и не двигался, тогда, в ресторане. Как жалею о том, что вовремя не сказал тебе нужных слов, тех, что говорю сейчас. Я хочу, правда, очень хочу, чтоб ты была счастлива, чтоб хоть попробовала, каково это — испытывать то, что ты будешь чувствовать смотря на него. — Ты слишком размяк, Пашенька. Тот, за кого я тридцать лет назад выходила замуж, никогда не сказал бы ничего подобного. Он не сидел бы два месяца в одном кафе с женщиной, к которой что-то чувствует, и не подходил бы к ней. Тот Паша Гуров, за которого я вышла замуж, от которого родила замечательного сына, которого я любила больше жизни, он, как минимум, хотя бы поцеловал меня, несмотря на то, что я без пяти минут жена. Он не допустил бы этого всего. Он — уже не ты. — мне нечего было сказать на это. Вероятно, я действительно изменился с возрастом и уже не могу украсть её с этой глупой, никому ненужной, свадьбы. Единственное, что мне остаётся, так это — надеяться на то, что Вера будет благоразумна и скажет нет. — Удачи тебе. — Ну да, спасибо. — она ушла. Ушла на церемонию бракосочетания. Ушла к другому мужчине. А я ничего, совершенно ничего, не смог сделать. Они поженились. Вера всё-таки согласилась. Они расписались и он поцеловал её. Когда она меня целовала, то всегда закрывала глаза. Когда я уходил на работу, она меня целовала. Когда я возвращался, Вера снова целовала меня. Перед сном — тоже. И никогда. Ни единого раза она не открыла глаз. На этой свадьбе она не на секунду не закрывала их. Мне стало казаться, что даже не моргала. Все начали поздравлять молодоженов. Они обнимали их, желали счастья, улыбались смеялись. Ох, если бы вы только видели, как она улыбается, когда счастлива, как смеётся, как от радости блестят её глаза, и кажется, она вот-вот заплачет, хотя не плачет никогда! Я поздравлял их последним. Вера не смотрела ни на меня, ни на мужа. Она смотрела сквозь нас обоих, ей была противна вся эта ситуация, но умело держать вид и казаться самым радостным, самым счастливым человеком на планете — это то, что делала она лучше всего. Сразу после этого я ушел. Не думаю, что смогу увидеть её ещё раз. Увидеть такой, какой она была сорок минут назад — незамужней, улыбающейся Веркой, той, на которой я женился тридцать лет назад. Той, которая вышла за меня замуж…