Злейший друг

Зябко. Простреленный в многочисленных сражениях и заштопанный кое-как нитками всех цветов мундир не греет. В брюхе подвело. Что осталось от Великого? Он даже в собственном доме теперь не хозяин… Отрицающий любой намек на мирное добрососедство – «Знаю я цену этим речам! Язык пушек честнее!» - Бальшмидт, по иронии, теперь надеялся только на дипломатический талант Англии. – «Этот ублюдок без мыла в ***пу влезет». У Артура идея восторга не вызвала. Как и все остальные, Англия считал Пруссию наглым выскочкой. Это не мешало ему, конечно, обращаться к его услугам, когда нужно было затеять заварушку-другую в Старом Свете… Опять-таки, договоренности Артур джентельменски соблюдал – поставлял деньги исправно, с советами и указами не лез. Это была идея Бальшмидта – воевать со всеми разом, и если теперь, от всех разом он получает ***лей – это уже его проблемы. Англия встретил Пруссию крепким рукопожатием, отметив про себя худобу и потрепанность Гилберта. Время тратить на взаимные реверансы они не стали. - Господин Бальшмидт, - начал Англия, - я проработал вопрос о международном конгрессе, но ни Родерих, ни Франсуа идею не поддержали. – «Еще бы! Франсуа на меня зол после разгромов в Новом Свете, а так как до меня добраться не может - он отыграется на тебе, мой любезный союзник». - А Родерих? – Пруссия беспощадно теребил треуголку. Англия уставился в пылающий камин. – «Как меня забавляет эта твоя непосредственность, Гилберт: понаступать всем на больные мозоли, а потом удивляться, что зубы через один». - Родерих жаждет победного завершения войны при поддержке Брагинского. Извини, я сделал все, что мог. Свидимся еще когда-нибудь. – Уверенности в голосе Англии Пруссия не уловил. - ***ть! Ветер швырнул в лицо мокрые хлопья снега. – Пруссия не знал, на чем сорвать гнев. «От этой ***ди Франсуа можно было ожидать чего угодно, но Родерих… ***ка! Вместо честного рыцарского поединка – спрятался за юбку своей плаксивой правительницы! Да мало того – еще и этого варвара позвал на помощь. ***ть! Сколько раз Пруссия уже был готов врезать окончательной ***ды братцу Родериху,и каждый раз Брагинский обламывал это удовольствие. Неотесанный мужлан! Да ни ***на он не понимает в рыцарских поединках, а все туда же – лезет зачем-то в Европу. Уж сидел бы в своем медвежьем углу!» - ***ка ***ть! – Бальшмидт поскользнулся на заледенелой луже, припорошенной снегом. «****ый ****ц! Он, Великий – теперь как побитая собака на стылой улице. Сдохнет – так все только обрадуются. Точно! Лучше сдохнуть самому, чем попасться под горячую руку Брагинскому». – От воспоминаний мурашки пошли по коже. – «Эти потемневшие от ненависти глаза. Покореженное оружие валялось в стороне, и они сцепились как два пса». До Пруссии, закаленного в драках очень быстро дошло, что его противник не чувствует боли, точнее, способен напрочь ее игнорировать. – «Да уж! Это не ботаник Родерих, и не баба Франсуа, готовые с первого тычка бежать, наматывая сопли на кулак». Пруссия даже немного зауважал Россию. - ***ть как холодно! – Это на людях Бальшмидт бравировал своим драным мундиром. – Ну, ничего. – Он достал заныканную с последней посиделки с Англией бутыль виски. – Не оскудеет, ублюдок! – Отхлебнул из горлышка. Бурая жидкость обожгла сначала горло, от чего дух перехватило и глаза едва не вылезли из орбит. – «Однако!» - Затем настал черед пустого желудка. На душе немного полегчало. Пруссия понимал, что это тепло – иллюзия, но ему было плевать, и он приложился к бутыли еще и еще. Затем посмотрел, как падает с неба снег. – «Зимняя сказка ***ть!». Глаза стали слипаться, и вот уже перестав таять, снежинки начали покрывать скрюченную фигурку, лежащую на парковой дорожке среди геометрически аккуратно подстриженных деревьев.